– Выглядишь ты как всегда элегантно, но устало. В отпуске давно была? – после первых приветственных фраз вопреки правилам галантности оценил я имидж давнишней знакомой при случайной встрече. Алёна относилась к тому счастливому меньшинству людей, которые искренне любят свою профессию, бескорыстно отдавая ей внушительную часть свободного времени. – Ты по-прежнему в детском саду работаешь?

– Отпуск намечается только к концу лета, а вот работа… – по крайней мере, на две недели я действительно ее поменяла. Играю теперь не на пианино, а на чашках и столовых ложках, а еще пою под аккомпанемент пылесоса.

В разговоре выяснилось – заболевшую воспитательницу в одной из младших групп детского сада в период отпусков временно заместили музыкальным руководителем  Алёной.

На прогулке одна из девочек по имени Моника не удержалась за поручень игровой горки и ударилась о ее деревянный бортик, повредив кожу на голове.

Половина персонала садика во главе с медсестрой окружили воспитанницу, пытаясь остановить кровотечение и хотя бы немного успокоить орущего от боли и страха ребенка.

Отец Моники – программист, работающий в период пандемии на дому, примчался незамедлительно.

– На кого персонально возложен уход за детьми в группе моей дочери?

– На меня, – опустив долу глаза, тихо ответила побледневшая Алёна на первый вопрос папы.

– Почему вы  халатно относитесь к своим обязанностям? Моника – спокойная и уравновешенная девочка, ее травма могла произойти только по причине вашей нерадивости.  Впрочем, у меня с вами и вашим руководителем состоится особый разговор, – нервно буркнул папа и взял на руки дочь.

С Моникой он беседовал на английском, причем трехлетняя дочь отвечала на том же языке – четко и уверенно.

Никто не удивился – воспитательница не раз обращала внимание отца на слабое знание русского и украинского языков Моники, ограниченный запас слов и иностранный акцент, на что отец лишь усмехался: «С дочерью я разговариваю исключительно на английском, а на местных языках с ней общается мать. Возможно, недостаточно, но это приемлемо».

Затем отец позвонил своему работодателю. В фонетике звуков английской речи Алёне удалось различить лишь множественные «плиз», «окэй», «йес» и «ноу», а еще слово «хоспитал».

Чтобы уменьшить долю вины, нянечка группы быстро постирала футболку Моники в холодной воде и подсушила ее феном. Лишь на груди предательски рыжели два маленьких кровяных пятнышка.

Отец пришел еще в большую ярость, увидев злополучные пятна: «Это что?! Кровь? Я… я вас засажу! Можете искать адвокатов, да вы у меня…»

Он выхватил из кармана смартфон и позвонил жене – владелице салона красоты, и по-русски в мрачных тонах доложил о случившемся.

В больнице Монике наложили два небольших шва и успокоили папу: «Ничего страшного. Ранка быстро затянется, со временем рубчик рассосется, других травм у ребенка не обнаружено».

Вечером отец объявил Алёне и заведующей садиком ультиматум: «Врачи рекомендовали для дочери домашний режим на две недели. Мне нужно работать за компьютером и отвлекаться на ребенка некогда. Жена тоже на работе. Выход один: на время пребывания дочери дома ухаживать и присматривать за ней будет ваш музработник. Бесплатно. Иначе разбирательство в суде. Могу уверить – вердикт обойдется вам дороже».

Заведующая посмотрела на Алёну, та согласно кивнула.

– Неделю уже к ним хожу. Монику к бабушке отправили, зато меня эксплуатируют по полной: я и кухарка, я и служанка, – негодовала Алёна.  – И это при том, что жена почти постоянно торчит дома – на работу лишь изредка заезжает погонять визажисток и косметологов для увеличения кассы.

Оба из деревень, но относят себя к элите. Я для них – дворовая девка в барском доме. Цены себе не сложат и детей воспитывают дворянами.

С детства настраивают дочь на жизнь за границей. Вот только славянский акцент в кошелек не спрячешь. Для коренных англичан и американцев и они, и их дочь останутся чужими – неграми в чукотской яранге.

– Да, меняются времена – меняются и нравы, – поумничал я, вспомнив древнюю латинскую пословицу. Твой программист даже не мещанина во дворянстве напоминает, а банального шантажиста.

Деньги и мнимая значимость распирает как резиновую перчатку на бутылке с домашним вином. Но все до поры до времени. Расскажу случай.

В моей институтской группе учился парень – первостепеннейший карьерист. На первом курсе нам было лет по семнадцать, а Виктор уже в армии отслужил, там же и в партию его приняли. Староста группы, общественник, партийный активист.

Родом он из глухого села, поэтому проживал в институтском общежитии. Со студентами, дружил мало – в основном протирал штаны на бесконечных заседаниях бюро партийных и комсомольских организациях института. После окончания учебы уехал по распределению в какой-то районный городок Украины.

Ни на одной встрече одногруппников он не появлялся. Никто ничего о нем не слышал. Но…

– Ты помнишь Виктора – нашего старосту? – за перекуром на последней встрече выпускников спросил у меня одногруппник, и после моего  кивка продолжил: «В общежитии я с ним в одной комнате жил. Парнем он был горделивым, но я его Витьком называл. Людей вокруг себя Витёк расценивал только как ступеньки для подъема по карьерной лестнице.

Как-то его родители прислали поздравительную открытку по случаю дня рождения сына. Она лежала на столе, я невольно прочитал текст и чуть не поперхнулся от удивления.

Отец и мать обращались к сыну по имени-отчеству, называя на «Вы»:

– Уважаемый Виктор Николаевич! Поздравляем Вас…

Вечером я спросил у Виктора: «Почему родители обращаются к тебе на «Вы?»

– В знак уважения, – ничуть не смутившись, ответил он. – Я, ведь, не какой-то там простой человек…

В его селе, как и в большинстве сел Украины, отца и мать только на «Вы» называют в знак истинного почтения и уважения. Но сыновей – такого никогда не было. Не могу представить, чтобы отец интересовался моими успехами в учебе и называл меня на «Вы». Нехорошо это. Я батю как огня боялся.

Так вот, недавно встретил я Витька в небольшом районном центре  – бытовой химией в киоске торгует. Сник, опустился, пивом от него несет. Разговорились.

Витёк сделал неплохую карьеру в этом же городке. Но ничто не дается просто так – сынок на скользкую дорожку ступил: алкоголь, наркотики, девочки, грабежи.

Тюремная решетка для сына подкосила и отца. Витёк запил, ушла жена, вчерашнего начальника понизили в должности, а потом выгнали с работы. А ведь сына на своем примере растил и воспитывал. Убили сына  – сокамерники воткнули спицу в печенку.

Внуши человеку, что он избранный – он с каждым годом  станет задирать нос все выше и выше. Пока по величественному шнобелю не щелкнет пальцем судьба.

Обожаю одну китайскую сказку – детям, а сейчас и внукам, я обязательно ее рассказываю.

Один мандарин (высокопоставленный чиновник) решил обновить свой гардероб и распорядился привести во дворец самого лучшего в провинции портного.

Седой мастер сделал необходимые обмеры и поинтересовался у господина: «Сколько лет вы на службе?»

– Двадцать. А зачем тебе нужно это знать?

– Понимаете, – объяснил портной, – когда чиновника только назначают на должность, я оставляю передний подол его шелкового платья на уровне пола.

После десяти лет у власти подол  поднимаю на десять сантиметров, двадцати – на двадцать, а тридцати – почти до колен.

Со временем мандарины так высоко задирают голову, что могут споткнуться и упасть.

Чиновник улыбнулся и щедро одарил мудрого и наблюдательного портного.

Александр Пшеничный