Паровоз издал последний гудок, словно прощался навсегда. Старый вагон колыхался, прыгая на рессорах, уходя влево-вправо, качаясь из стороны в сторону, как будто бы решал сообщить пассажирам какую-то важную новость. Это была поездка в Пушкин или Павловск, сто лет назад. Туда, по старой традиции, пускали старомодные вагоны XIX века. В них можно было медленно доехать до известного пригорода и там насладиться темным опустошенным парком и падающими оранжево-желтыми листьями, шуршащими под ногами.

Кроки откинула крышку компьютера, распахнула серебристую поверхность и внимательно устремилась вовнутрь светящейся действительности, намереваясь уточнить, кто сегодня родился, победил или все-таки умер.

На удивление все было почти что спокойно, только Крейслер упорно делал вид, что совсем не замечает ее. Кроки отхлебнула кофе и захлопнула крышку, отбросив серебристого монстра прочь от себя.

— Что-то будет, — хотела она сказать самой себе, но не успела. Ее перебил телефонный гудок. Пульсирующий телефон не замолкал. Сообщение было от Вальтера, который пообещал встретить ее около парка Монсо, или где-то под Фонтебло, где зеленела листва и заново посаженные деревья устремлялись куда-то ввысь, будоража воображение.

«Мне это все снится», — проговорила про себя Кроки, накинула на плечи пальто и выскочила на улицу.

Дождь моросил приятной изморосью, словно был не 1980-й год, а середина-конец девятнадцатого века, как бывает на картинах импрессионистов.

— Я пойду в кино, — сказала Кроки, повесила трубку, закинув телефон куда-то совсем далеко, в надежде, что назойливый аппарат совсем больше не будет звонить.

«Надоело!» — громко сказала она.

— Надоело, что? – спросил Вальтер, повернув свое красивое лицо в профиль.

— Мне надоело …. – Кроки осеклась, не совсем представляя себе, что именно она хочет сказать.

— Надоело, что?

— Мне надоело куда-то все время торопиться, — наконец, произнесла Кроки, и понуро опустила голову, коснувшись шарфом большой фиолетовой броши на груди.

— А почему ты торопишься? – спросил Вальтер, и ей показалось, что он сейчас объяснит ей, что именно происходит, но Вальтер почему-то больше ничего не спросил.

—  У тебя, вот, бывает, что ты не совсем понимаешь, что происходит? — спросила Кроки.

— Нет, не бывает, — мягко ответил Вальтер и стал внимательно паковать вещи, которые были разбросаны по комнате Кроки, вместе с лепестками красно-белых роз.

— Видишь ли, мне сегодня приснилось …. – продолжала Кроки. – Мне приснилось, что я плыла на огромном лайнере куда-то в Тихий океан, или на Багамские острова, и там было много диких животных, жарко, и я ничего не могла разобрать, среди рикшей, лошадей, огней и красивых парков.

— Это был сон как предзнаменование? – спросил Вальтер.

— Да, мне так показалось, пока я спала, — ответила Кроки.

— Так что же тебе снилось?

— Меня все отчаянно мучали-мучали, а потом я вдруг шла по освещенной солнцем улице и всем улыбалась…

— Это очень хороший сон, — резюмировал Вальтер. – Знаешь, это сон о том, что ты, наконец, пришла в какое-то замечательно божеское состояние.

— А мы пойдем с тобой в театр? – неожиданно спросила Кроки.

— Да, я же тебе обещал.

— Очень хорошо. Пойдем …. Пойдем и получим несказанное удовольствие….

Кроки вглядывалась в красивое лицо Вальтера. Он был также хорош собой, как в молодости, те же приятные черты лица, та же улыбка, то же понимание в карих глазах. Она улыбнулась его готовности помочь, словно в его этом желании было для нее что-то невыразимо дорогое и важное.

— Вальтер, ты такой интересный человек, — проговорила Кроки, и вся поддалась вперед.

Ночью ей снова снились какие-то странные острова, белые простыни, волны океана, пальмы, освещенные набережные и цветущие нарциссы. От избытка впечатлений и смешанных чувств ей в какой-то момент показалось, что она путешествовала во времени, что ее перебросили в какую-то другую галактику, и там снова был Вальтер, только совсем в другом обличии, такой понимающий и такой домашний.

Вальтер работал в компьютерной фирме и радовался приближающемуся путешествию больше, чем Кроки даже могла себе представить.

Путешествие планировалась на Восток и было тщательно спланировано. Они бежали по аэропорту, обгоняя туда-сюда снующих девушек на серебристых самокатах.

Восток встретил их всеми красками радуги, улыбаясь восторженному ощущению внутри, которое рождалась постепенно, словно воочию демонстрировало им, что жизнь, столь монотонно текущая и спланированная, могла вдруг резко измениться.

Они шли вдоль заоблачных далей, по злачно-темным улицам Средиземноморья, вдыхая ароматы восточно-пряных цветов, сердясь друга на друга и на призрачное прошлое, которое рождалось вместе с ощущением предопределения и потусторонности.

— Я так долго ждала встречи с тобой, — проговорила, наконец, Кроки.

— Мы же все время с тобой встречаемся… — улыбнулся Вальтер.

— Да, но иногда кажется, что одновременно ты проживаешь очень много жизней.

— Тебе это, как всегда, только кажется, — продолжал Вальтер, прибавляя шаг, продвигаясь все быстрее и быстрее по пыльной улице, пытаясь ощутить тот прилив сил, который словно рождался заново, когда они бывали вместе.

— Я так давно знаю тебя, — продолжала свою обрывочно-эмоциональную речь Кроки, вновь удивляясь тому, как жара меняла отношение ко всему, даже восприятию цвета.

— Тебе не кажется, что этот город какой-то слишком по-восточному разноцветный? — спросила Кроки.

— Мне кажется, что весь мир такой, в общем-то, — заключил Вальтер, и она поняла, что он пытается смотреть куда-то в другую сторону, через огромную реку, которая тянулась вдоль этого города, впадая в море, скрывая на дне диких чудовищ и небывалых рептилий прошлого.

— Вальтер! Вальтер! – повторяла Кроки, видя, как вокруг пейзажи менялись с необыкновенной скоростью, оставляя позади прошлое и разноцветные калейдоскопы звезд, которые то падали, то зажигались заново. – Вальтер, мне страшно!

Вальтер остановился и нагнулся над Кроки, глядя ей прямо в глаза.

— Это потому, что все вокруг попадают в катастрофы и умирают, гибнут, предают, и у нас больше не осталось денег? – медленно спросил он и улыбнулся.

— Ну и поэтому тоже, — со смехом ответила Кроки.

Когда через несколько недель она вернулась домой, ей показалось, что она заново пережила лет двадцать своей жизни, погружаясь в каждый эпизод ее неоднозначного хода, растворяясь в людях и их судьбах, живых и мертвых, задавая им заново новые вопросы и получая на них совершенно непредсказуемые ответы.

— Ты где была? – спрашивал ее Вальтер, пытливо вглядываясь в ее лицо, снова смеясь и удивляясь на нелогичность ее женских ответов.

— Ты сам попросил меня не спрашивать тебя об этом, — отвечала Кроки.

— Где была, где была? – повторял Вальтер.

— С тобой была, – повторяла Кроки.

Она удивлялась, как его красивый голос преломлялся, когда был обращен к ней, и как он звучал, даже когда его шаги стихали, оставляя ее в потемках собственного сознания.

«Я всегда думаю, а как те, другие, как те, кто не знают Вальтера?» — повторяла про себя Кроки один и тот же вопрос, вновь и вновь пытаясь собрать мысли воедино, но это у нее снова плохо получалось. Мысли бились насмерть, не находя решения, она снова погружалась в них, как в воду, пытаясь вновь и вновь что-то ясно увидеть или понять, но понимание словно ускользало от нее, не оставляя возможности правильных решений или однозначных мнений.

— Знаешь, — вдруг сказала Кроки Вальтеру. – Мне иногда кажется, что мы или птицы, или огромные рыбы, которые плывут в море, пытаясь что-то сказать друг другу. Нас настигают ветра, мучают ливни, но это все происходит где-то там, над поверхностью моря. На глубине все живет совсем другой жизнью, водоросли путаются, разговаривая, крабы бьются о камни, вросшие в дно, старые ржавые корабли, оставившие о себе память, вдруг просыпаются и тоже начинают говорить в этом странном потаенном мире планеты, оставляя дни, а иногда недели до полного конца света, который все не наступает и не наступает. А вдруг он все-таки когда-нибудь наступит?

Нина Щербак

Фото автора