Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

— 18 –

Теперь, вспоминая этот визит, они улыбались. Уходило бессмысленно время, все их планы пока были призрачными облаками и парили на недосягаемой высоте; тратились деньги, полученные за сценарий, а толку никакого. Книги их находились на одной улице, а читатели ходили совсем по другой…

И как туда перейти, они пока не знали… Но, улыбались…

— Кстати, — как-то спросил он ее, — если бы я купил тот мужской роман, ты бы стала его читать? – и хитро прищурился. Она вспомнила и тоже улыбнулась, — с тобой, да… хотя, разве нужны для такого чтения все эти аксессуары?

— В наш синтетический век это будит воображение, — ответил он.

— А просто мое присутствие рядом тебя уже не будит? – спросила она.

— В этом все дело, — задумался Леонидов. – Потом поправился и посмотрел на нее, — нет, конечно, будит,… будоражит!

— Лжец! – засмеялась она.

— Но интересно другое, — продолжал Леонидов. — Появились книги, которые хочется покупать, но не хочется читать… Парадокс! Это же гениально! Маленький издатель-циник прав – главное обложка! Все равно, что будет написано в этой книге, главное, что на ней нарисовано!

— А особенно приклеено! – добавила она.

— Точно! Приклеено! Раньше писатели годами учились, получали образование, жили, страдали, мучились, потом все пережитое, выстраданное выплескивали на бумагу. А теперь, как сказал коротышка, можно создать восхитительную обложку-фантик и обернуть им любое дерьмо! И люди за это заплатят деньги и съедят его.

— А если как следует отпиарить, попросят еще добавки, — согласилась Галя. Они помолчали…

— Леонидов, а зачем ты пишешь? — спросила она, посмотрев на него, — зачем ты это делаешь? Нашел время. Какого черта ты взялся за это? Как ты это делаешь?

— Как пишу? – задумался он. Она никогда не спрашивала его об этом. — Хожу, топчу свою жизнь ногами, собираю мучения… муку. Потом добавляю каплю удовольствия и тогда пишу. Удовольствие – это обязательное условие. Это как хороший соус. Без удовольствия не подхожу к столу. Но, главное – мука. Без нее никак. И чем хуже или тяжелее – тем интереснее получается. Такая сладостная мука — мазохизм…

Она посмотрела на него широко открытыми красивыми глазами. Потом спросила:

— Тебе так плохо со мной?

— Нет, конечно же, нет… Но, часто не хватает чего-то… Появляется желание рассказать о чем-то, поделиться с кем-то еще…

Она хотела его еще о чем-то спросить, но промолчала — не решилась или просто не знала, о чем.

— Итак, коротышка прав! – Делаем обложки!!! – громко возвестила она.

— Ты с ума сошла! Мы напечатали тысячи книг, потратили кучу денег, а ты хочешь их выкинуть и напечатать другие – с новыми обложками?

— Ты тупица, Леонидов! Ты не делаешь выводов! И зачем я тебя с собой беру?

— Не понял? – удивился он.

— Не понял? Ну, конечно, ты не понял!… Писатель… Где уж тебе понять! Тебе что было сказано? Печатать обложки, а ты собираешься перепечатывать все книги. Снова не понял?…

Он тупо на нее посмотрел, потом спросил:

— Ты собираешься напечатать только обложки?… А что дальше?

— А дальше мы обернем ими твои книги! Как в школе ты обертывал учебники газеткой! Теперь понял?

Он восхищенно на нее посмотрел: — Что бы он без нее делал?

— И все-таки ты не ответил мне: — Снова ехидно посмотрела она на него, — Что ты там говорил про тот мужской романчик? Или тебе, действительно, нужно его подарить, чтобы ты обратил на меня внимание? А может, меня тоже надо обернуть в фантик или приклеить что-нибудь? – смеялась она. — А так, без обложки, мы уже никак?

— Ну, почему же, никак… Как!… Еще как! – смеялся он.

— Как! – дразнила его она, — все вы одинаковые! – Нет, чтобы просто взять в руки свою любимую книгу и читать… запоем… с удовольствием,… листать страничку за страничкой и снова перечитывать… Обложка!!!… Не пропускать ни строчки, ни буковки. Потом отложить ненадолго в сторону и снова читать… Писатель! Или ты только писать горазд?… А читать?…

— Страница за страницей? — поддался он на ее провокацию… Такую невинную провокацию.

— Пошел ВОН! – закричала она на ангела. – Иди к черту!…

— Думай, кого посылаешь и к кому посылаешь! – возмутился ангел.

— Извини, — согласилась она. — Иди-иди, найди нам художника!!!… И нечего тут пялиться.

Тот виновато потупил свои ангельские глаза и мигом удалился, тяжело вздохнув… Тяжела ангельская ноша – видеть все и делать вид, что ничего не замечаешь…

Если читаешь книгу не наспех, как в метро или в автобусе, толкаясь о чужие спины и головы, а делаешь это с удовольствием: Сначала бережно прикасаешься и берешь ее в руки, потом ощущаешь запах… Потом, даже если уже читал её раньше, открываешь, словно впервые, и дальше,… событие за событием, строка за строкой начинают уводить тебя в загадочные коридоры. В лабиринт, где нет острых углов, где масса тупиков и потаенных ходов, уголков, и ты теряешься и пропадаешь. И кажется, нечем дышать, боишься, что выхода не найдешь и нет его. А он все дальше и дальше ведет тебя за собой. Но, уже не боишься и проходишь этими дорожками, скользя таинственными волшебными коридорами снова и снова, как в первый раз, и уже выбираться отсюда не желаешь, потому что мечтаешь заблудиться здесь навечно…, навсегда… Потом снова идешь, и вот уже видится выход вдали. Он сверкает ярким пятном, он манит за собой! И голова идет кругом. Осталось лишь несколько шагов, несколько страниц,… строк! Всего одно мгновение! Но, теперь хочется спрятаться, повернуть обратно, остаться здесь навсегда… А выход уже тащит тебя наружу, не дает обернуться, манит. И, наконец, вот она точка невозврата! Нет возврата туда, откуда только что вышел. Как бы тебе ни хотелось этого, ты прошел этот божественный путь целиком, прошел до конца. И теперь тебя пулей, невероятным потоком несет восвояси. Счастливого, просветленного и такого молодого… Это и был коридор твоей молодости, загадочный лабиринт, где все было, как в первый раз… И, так всегда…

Потом отрываешься от нее, своей возлюбленной книги и смотришь на нее. И наблюдаешь за тем, как нежный ветерок шелестит, переворачивая прочитанные страницы…

И если перечитываешь знакомую тебе книгу, стоит делать это так, словно читаешь ее впервые. А еще лучше – читаешь в первый и в последний раз – как будто она в любой момент растворится у тебя на глазах и исчезнет навеки. Но, это уже нереальность, фантастика…

— Без обложки лучше? – спросила она, вытирая его мокрый лоб.

— И без того, что к ней приклеивается, тоже…, — согласился он.

— Леонидов! Нам нужна обложка! Ты забыл?

А она ничего не забыла, и ее энергия фонтанировала,  переливаясь через края.

— Но я не умею писать обложки, — ответил он, — только книги.

— Нам нужен художник! – настаивала она.

— Будем искать, — вяло ответил он. Пока он не соображал ничего, удивляясь ее способности переключаться. Что же – у каждого свой талант…

— Будем искать? Леонидов, ты долго собираешься искать? Твой друг известный театральный художник – ты не хочешь к нему обратиться?

У него действительно был старый знакомый, можно сказать, друг, который учился на их курсе. Все они вместе учились – одна компания. “Люди, ближе которых по жизни никого и не осталось”, — вспомнил он слова Петрова…

— Так, ты будешь ему звонить? – отвлекла она его от этих мыслей.

— Да! – произнес он.

Они встречались после окончания института несколько раз. Последний раз два-три года назад.

Тот действительно стал настоящим театральным художником – придумывал декорации к спектаклям, потом к театрализованным представлениям. Потом просто к представлениям, шоу, концертам… и так далее. Время шло, театр менялся, и творчество Художника менялось тоже. Чем он занимался теперь? Наверное, тем же. Писал, творил, декорировал… И, конечно, написать картинку для обложки книги… книг, ему ничего не стоило. “Стоило”, – подумал он.

— Придется платить? Ну, нет, – неудобно даже предлагать ему деньги за помощь – тот обидится, он и сам поступил бы так же. “Поможет,… конечно, поможет”… И он снял трубку телефона. Потом положил ее на место, включив громкую связь. В последнее время по какой-то злой иронии с этим телефонным аппаратом постоянно происходили какие-то метаморфозы, и рисковать он не хотел – мало ли что!

— Леонидов! Ты, что ли? — послышался бодрый уверенный голос его друга-сокурсника. Тот был очень рад ему, и никакие помехи не являлись из мира его собеседника. Напротив – тишина и творческий покой.

— Слава Богу, — подумал Леонидов, — этот никуда не торопится, не летит за своими детьми на кружки… Значит, можно спокойно поговорить…

И они говорили долго, вспоминая учебу, их молодецкие вечеринки и спектакли, их юную творческую жизнь. Когда-то Леонидов ставил свой первый спектакль, а Художник придумывал к нему свои первые декорации – это была их дипломная работа. А потом премьера, показы, успех… Первый успех… Такое не забывается! Теперь они братья по крови — по первым шагам в искусстве. И пусть этот спектакль больше нигде не идет, но он дал этим двоим пропуск в их творческую жизнь, оставшись где-то на далекой-далекой планете навечно. Где каждый вечер снова и снова раздвигаются кулисы, актеры занимают свои мизансцены, зрители места, и начинается таинство. А эти двое – Леонидов и Художник — снова рядом, волнуются и как когда-то, словно в первый раз, вновь пересматривают свое творение… И каждый раз, вспоминая об этом, становится хорошо и волнительно, молодеешь на свои бессмысленные двадцать лет, а та весна снова по-прежнему рядом…

Они говорили уже целый час.

— Ты не забыл, как держать кисть в руке? — наконец, спросил Леонидов.

— Да, ну, скажешь тоже, сплюнь, — заворчал Художник, — работы хватает, работы навалом, так сказать, – расту в своих глазах… А ты чем сейчас занимаешься? Все своим “бизьнесом”? — вспомнил он, коверкая это бессмысленное понятие-слово.

— Ну, нет, скорее наоборот, — ответил Леонидов, — кстати, нужна твоя помощь.

— Да? А что такое, какой проект, какой заказ? – загорелись глаза друга-художника.

— Понимаешь, написал несколько книг, готовлю к печати,… короче, нужно нарисовать обложки. Сможешь?

— Ну, конечно! Какие могут быть вопросы, конечно, поможем, а как же!… Поможем, нарисуем!…  Натворим!…

— Ну, и ладно, ну, и хорошо, я не сомневался в тебе, старик, — обрадовался Леонидов. – Естественно, денег тебе не предлагаю, не рискую обидеть, — весело добавил он, а молчание уже зависло в кромешной творческой тишине. – Так когда мы встретимся, поговорим? – спросил Леонидов.

Молчание висело и растворялось в бесконечности, в далекой мастерской художника, в его творческой купели, где никто и ничто не могло помешать творить, рисовать шедевры и заниматься настоящим искусством…

— Алло??? – молчание затянулось и уже начинало проникать сюда, в кабинет Леонидова, заполняя все это пространство. И он решил снова разыскать Художника. Тот на мгновение пропал куда-то, растворился в этой тиши, но мгновение затянулось и ни единого слова, ни дыхания из молчащего аппарата.

— Фу, ты, черт! Леонидов! – внезапно прорезал тишину голос его друга. Он никуда не пропадал и находился рядом. Леонидов даже отпрянул от неожиданности.

— Только… я сейчас не смогу, — продолжал друг. И снова короткая пауза разделила их. – Я сейчас работаю! У меня большой заказ, большая работа! Грандиозный проект! Я расписываю Луну!

— Луну? – опешил Леонидов.

— Ну, да, Луну! – ответил он.

— И сколько ты будешь там еще работать? – с уважением спросил Леонидов.

— Старик, ну, сам пойми, это же Луна, не что-нибудь… не просто так…, — он еще что-то говорил, но перед Леонидовым уже представало сквозь тысячи километров потрясающее зрелище! Огромная желтая планета! Такая маленькая, если глядеть на нее отсюда ничтожными глазами, а теперь она была совсем рядом. И его друг, Большой Художник, на гигантских лесах, которые опоясывали эту планету, перемещался от кратера к кратеру, от моря Дождей к Морю Облаков и дальше к Морю Пены. Полы его длинного халата развевались на этом Лунном ветру, были замазаны, перепачканы краской, а он все водил своей лунной кистью и рисовал! Творил! И разговаривал с ним, простым смертным писателем, с маленьким землянином, затерявшимся где-то крошечной песчинкой, каких миллионы на Земле… А тот водил своей лунной кистью и разговаривал… с ним… и творил…

Так вот почему там было так тихо. Это великая космическая тишина разливалась в лунной округе, да что там в лунной, во всей солнечной системе, в целой галактике! И на мгновение гордость за друга переполнила все его существо… Ничтожное земное существо…

— Ну, ты понимаешь, — вещал голос с далекого спутника, — это не просто так.

— Да, да! Я понимаю, конечно, понимаю! Старик, ты аккуратнее там, Луна – это все-таки Луна! Это не просто так!

А сколько можно было расписывать эту огромную поверхность, он даже не мог себе представить…

— Звони-и-и!… Давай, звони-и-и!… Не пропадай!… – продолжал издалека его друг, — через неделю звон-и-и-и, через две-е-е! Поможем, обязательно поможем…

— Да, я и через год позвоню, и через два!

— Давай, звони-и-и через год! Через два! – вещал голос Художника с таинственной планеты.

— Да, я и через двадцать лет позвоню, — с уважением воскликнул Леонидов.

— А потом будет еще один заказ – буду мазать Сатурн! – таял вдалеке голос Художника.

— Сатурн??? Мазать??? – обалдел Леонидов.

— Да, Сатурн! – подтвердил Художник, — так что работы завал, работы хватает. Короче, звони! Поможем! Обязательно! Через двадцать лет и ни днем позже! Ровно через двадцать ле-е-е-е-т!!! – таяло и растворялось это последнее слово в далекой космической пустоте, в кромешной тишине, где были только одинокий Художник, его удивительное гигантское полотно-Луна и кисть в руке…

Он бережно отключил телефон, но какой-то метеорит, заблудившийся в просторах вселенной, все же успел пролететь мимо, прошуршать своим огненным шлейфом и раствориться в бесконечной космической ночи…

— Ну, что, договорился? – перебила его Галя. Она куда-то отходила и теперь появилась, пробудив его от этого завораживающего зрелища.

— Да,… да, конечно! Договорился! – пробормотал он, приходя в себя.

— Когда? – нежно спросила его. Она стояла рядом, такая близкая красивая, но такая земная и не ведала, где он только что побывал…

— Когда? – повторила она свой вопрос.

— Через двадцать лет, – тихо таинственно прошептал он.

— Что-о-о-о??? – возмущенно произнесла она.

— Тихо!!! – прошептал он, словно хотел на мгновение вернуть и сохранить частичку той волшебной, космической тишины.

— Он что, издевается???… Или ты издеваешься???…

Тишину сохранить не удалось…

— Он расписывает Луну! – твердо произнес Леонидов. Он подумал, что это возымеет на нее свое действие… Она промолчала и странно на него посмотрела. — Не понимает, женщина… Ни черта не понимает! — подумал он. – А потом будет мазать,… то есть, расписывать Сатурн…

— Луну,… понятно,… — ответила она.

— Что тебе понятно? – спросил он. – Ты можешь себе такое представить?

— А что там представлять? — равнодушно ответила она, – кабак как кабак, каких сотни в Москве.

— Какой кабак? – возмутился Леонидов, — что ты несешь?

— Ресторанчик в центре, а ты не знал?

Он промолчал, потом спросил: — а Сатурн, по-твоему, тоже кабак?

— Сатурн – это пивная!… Леонидов, ты что, с Луны свалился? Кто из нас должен кабаки знать — ты или я?… А ты что подумал? – спросила она и внимательно на него посмотрела. Он тоже посмотрел  на нее и спросил устало: — И откуда ты все знаешь?

— ТЕЛЕВИЗОР надо смотреть, газеты читать – вот и будешь знать все. А ты уткнулся в свой экран и  ни черта не знаешь…

Но он уже не слышал ее слов. Маленький спутник-кабак летел по своей орбите, а большой Сатурн-пивной-ресторан, освещал своим восхитительным светом неоновых ламп вечернюю улицу. Пьяные посетители вываливались оттуда, рыгая, рассаживались по своим машинам и разъезжались. А маленький художник стоял на лесах и декорировал,… красил,… мазал поверхности этих пьяных планет. Но где-то оставалась еще одна маленькая планета, где каждый вечер поднимался занавес, и актеры играли свой спектакль, зрители сидели в этом темном зале, заворожено глядя на сцену, а двое, еще совсем юных мужчин, Художник и Режиссер, следили за этим действом с волнением словно в первый раз…

— И почему он мне не захотел помочь? — подумал он.

— Странно!…

— 19 –

Они с Галей сидели на синей лужайке. Вокруг поднимались высокие небоскребы, подпирая собой небо. Посреди нее стоял стол, на котором гордо занимали свои места компьютер и молчащий телефон. Лужайка была блестящая, лакированная. Она сияла на солнце и мерцала серебряным светом, а они, ползая по ней, трудились в поте лица.

— Господи, — пробормотал он, — проще было написать эти книги, чем обернуть их в твои обложки.

— Ты чем-то недоволен? – строго спросила она.

— Доволен, всем доволен, — заворчал он.

— Аккуратно! – закричала она, — помнешь сейчас…

Они с Галей расположились на полу, равномерно покрытом свеженькими, сверкающими обложками. Вокруг поднимались до самого потолка коробки с книгами, а они сидели и оборачивали их… Уже третий день,… уже неделю,… ползали и оборачивали.

Недавно Галя позвонила в какую-то полиграфическую фирму и заказала там нарисовать и напечатать обложки. Сначала узнала цену, потом долго ругалась и снова звонила куда-то. Он слышал из своей комнаты только слово “Супер-обложки”. Уставшая, расстроенная, пришла к нему.

— Дорого!  — сказала она.

— Как может листик глянцевой бумажки с картинкой стоить дорого? — удивился он.

— Один такой листик стоит дороже, чем твоя книга.

— Не может быть! – засмеялся он. – Разве это возможно?

— Возможно! – устало ответила она.

— Не верю! – сказал он.

— На, позвони сам, вот телефоны полиграфических фирм, все говорят одно и то же!… Только будешь с ними разговаривать, называй правильно – Супер-Обложка! Ты понял?

 — Понял, — улыбнулся он. – Теперь все понял.

Он выбрал первый попавшийся на глаза номер и начал звонить…

— Сколько стоит супер-обложка? – спросил он в трубку. Приятный женский голос спросил: — А что это такое?

— Обложка для книги. Я хочу обернуть свои книги…

Узнав у него размеры и количество, ему выдали такую цену, что он присвистнул. – Это же дороже, чем стоило напечатать саму книгу! — воскликнул он.

— Вы же хотите, чтобы ваша книга красиво смотрелась? — произнесла девушка, — он согласился, — вот поэтому такая цена. Это же Супер-обложка! Супер! Вы понимаете?

— А я тебе что говорила! – сказала громко Галя. Но он почему-то трубку класть не стал и, улыбаясь, продолжил: – Вы печатаете буклеты?

— Буклеты? – разочарованно переспросила девушка.

— Да-да! Самые обыкновенные цветные буклеты?

— Ну, конечно, печатаем! Это наша специализация!

— Тогда посчитайте мне, пожалуйста, сколько будет стоить такое же количество буклетов таких же размеров и такого же цвета, с точно такой же картинкой?

На другом конце провода зашуршало, забормотало, застучало по калькулятору, и, наконец, выдало… сущие копейки…

— Меня, вполне устраивает! – воскликнул он.

— А-а-а супер-обложки вы уже не хотите? – спросила девушка.

— Нет, не хочу, — ответил он и, повесив трубку, гордо посмотрел на Галю.

— Ведь это одно и то же! – воскликнула она.

— Конечно! – засмеялся он.

— Тогда, какого черта?

— Все дело в названии, — ответил он. – Если без “супер”, все намного дешевле – такова жизнь…

И теперь, сидя на полу, не спеша, книгу за книгой,  они оборачивали их буклетами-супер-обложками…

Люди выходили из домов-небоскребов и не понимали, зачем их квартиры-книги заворачивают в какие-то красочные бумажки? Раньше было совсем неплохо, было строго и красиво, со вкусом, а теперь они стали, как фантики от конфет. Можно жить в книгах, но, разве можно жить в конфетах, пусть даже таких пестрых. Как интересно почувствовать себя начинкой – карамелью, орешками или шоколадом… Какие странные эти двое. Сначала они написали их, потом напечатали, дали им жизнь, приготовили к встрече с читателями, которым они уже готовились поведать свои истории, судьбы, поделиться опытом, а теперь превращают их в начинку, а книги, где они живут, в конфеты. Осталось еще наклеить какую-нибудь ерунду, и можно будет сдавать в сувенирную лавку…

А этим двоим нравилось, и они, как дети, ползая по синему блестящему ковру, делали из книг конфеты. Просто — это игра. И если ты можешь себе  позволить снова играть в свои сорок или не сорок (Гале 36), если ты способен на это, значит, не утратил еще и сохранил частичку юности и детства, а значит — ты еще живешь… Ты жив… И, действительно, была ли в этом многомиллионном городе еще хотя бы одна такая квартира, где два взрослых человека могли заниматься подобным?… Конечно же,  нет…

Наконец, последняя книга была обернута, и их город стал разноцветным, пестрым. Он стал больше и теперь горделиво сверкал всеми цветами радуги, переливаясь, как в известном Парке развлечений. Не хватало только карусели… Не хватало – напишем. И карусель напишем. Теперь он мог написать все, что угодно. Только в последнее время редко подходил к компьютеру. Совсем к нему не подходил! Просто, не мог. Раньше он только догадывался об этом, его интуиция подсказывала, что можно только писать или не писать. Третьего не дано. Есть вещи несовместимые. И сейчас он наблюдал, как упорно Галя висит на телефоне, предлагая его книги, а коробки, словно невесты, сидят на своем приданном и ждут жениха. Но, тот все не появлялся. Ни один магазин не брался купить ни единой книги. Не то чтобы купить, даже взяться просто их продать, а деньги потом. – У вас что, сотни наименований? – спрашивали они.

– У нас не наименования, а книги, — отвечала Галя.

— А мы берем наименования – не менее ста штук.

И так по кругу…

— Вы не посоветуете, куда можно обратиться? – наконец, не выдержав, разговорила какого-то товароведа.

Тот, почувствовав себя главным торговым консультантом страны, главным специалистом по продаже книг и, снизойдя до нее со своей торговой горы, объяснял:

— Вы, девушка, зря звоните в магазины. Мы берем наименования…,

— …от ста штук, я знаю, — перебила она.

— От ста? – возмутился он. – Наш магазин берет от тысячи!!!

Но, видимо, голос Гали ему понравился, и он поучительно продолжил, — а у вас всего четыре!!! Девушка, милая… с красивыми глазами и нежным голосом… Несчастная подруга писателя… Это хуже, чем жена декабриста… Кстати, что вы делаете сегодня вечером?

Девушка пока терпела такое отношение, хотя в другой ситуации он давно получил бы по морде. Но, девушке нужна была информация, и она терпела:

— Не отвлекаемся, господин товаровед, продолжаем…

— Не товаровед, а начальник отдела продаж! – строго поправил он ее.

— Ну, хорошо! Начальник! – согласилась она.

И он, как на привязи, продолжал свою речь:

— Во-вторых, ни один магазин не возьмется работать с частным лицом. У вас что ИП или ПБОЮЛ, — спросил он.

— Что? – возмутилась она, — у меня Леонидов.

— ИП Леонидов? – спросил он.

— Нет, В.В. Леонидов, — сказала она, — какая разница, как зовут моего мужа?

— Мне все равно, как его зовут, но магазину не все равно, с кем работать. У вас должна быть фирма. Она у вас есть?

— Нет, — ответила она.

— Нет, — повторил консультант, — и в третьих, ни один уважающий себя магазин не возьмет вашего Леонидова.

— Но, почему? — воскликнула она.

— Кто такой Леонидов? Ну, кто он такой? Без пиара, без поддержки вас никто не захочет,… во всяком случае его,… так, как насчет вечера?…

— И все-таки, если не магазины, тогда кто сможет работать с нами? – уже нервно спросила она.

— Издательства!

— Неинтересно! – перебила она его.

— Ну, тогда… книготорговые фирмы… Девушка, если вы хотите, я могу вас проконсультировать по всем вопросам в приватной беседе,… так сказать, на досуге…

— Пошел к черту старый, лысый козел, — закончила она свой допрос и бросила трубку. Ангел от такого посыла подпрыгнул на месте. Подпрыгнул и подумал: — А я им ГОВОРИЛ!!!

Книготорговые фирмы…

И снова завертелось!

Фирма за фирмой, звонок за звонком:

— Леонидов? А кто такой Леонидов? Ну, кто такой Леонидов? Он спортсмен, олимпийский чемпион, депутат, генерал милиции? Он космонавт или светская львица? Он сын или внук, внучатая племянница?… Как мы будем продавать Леонидова? Никак!!!

Она устала и подошла к нему. Она делала это уже вторую неделю! Она больше не могла!

— Леонидов!… Кто ты такой, Леонидов?… Ну, кто ты такой?… Ты просто, Леонидов…

Посмотрела на него и добавила, – мой Леонидов… И все…

А книги с укором на нее посмотрели с высоты своих небоскребов. На каждой из них было написано это имя, и они теперь тоже были Леонидовыми, став членами его семьи. Такая большая семья! А там какой-то депутат или дива… Да, кто такие ОНИ??? – подумали книги…

— Давай, я схожу на книжную ярмарку, — пожалел он ее.

— Что там делать? – спросила она.

— Все равно ничем не занимаюсь, пройдусь, посмотрю, поговорю с людьми… А ты оставайся дома, я сам…

Он достал с самого верха крыши одного из зданий несколько своих книг и пошел на выход…

— Веди себя прилично! – на прощанье грозно сказал он, — хватит приставать по телефону к мужикам,… тем более, к товароведам… Они работают только оптом…

Он вышел из метро и направлялся к месту, где  была та самая книжная ярмарка, книжный центр, книжный район Москвы. Неподалеку стояли аттракционы и, разгоняя летнюю жару, кружились карусели, летели в разные стороны лодочки качелей, а посереди этого парка развлечений гордо стояло чертово колесо…

— Карусель, — вспомнил он. — Как кстати. Вот и карусель.

Он долго на нее смотрел, пока голова не начала кружиться. Она вращалась где-то наверху, а ему казалось, что она стоит на месте, а весь мир и он вместе с ним вращается вокруг нее. Все относительно – как посмотреть. Подошел поближе – билетик стоит 500 рублей. Его книга 100 – так он хотел ее продавать. За сколько напечатали, за столько и отдать – хорошо, что рядом не было Гали… Значит, чтобы прокатиться 3 минуты, нужно продать 5 книг. Интересная арифметика… Он пошел дальше. На большой площади были видны торговые ряды и много-много летних палаток с книгами. А ещё дальше огромное здание, на котором гордо красовалось – Книжная Ярмарка. Он подошел поближе. Сразу же бросились в глаза пестрые вывески на палатках – все по 20 рублей! Он не поверил

и подошел поближе. Подумал, что там мороженое или вода. Нет, мороженое продавалось рядом, но стоило немного дороже. А “все по двадцать рублей” уже манило, притягивая его внимание. Наконец, добрался до цели. Толстой, Чехов, Достоевский, Тютчев, Пришвин… Он не верил своим глазам. Вся эта старая гвардия распродавалась по… 20 рублей. Они гордо смотрели на него своими серенькими одноцветными обложками, и только имена,… эти великие имена, украшали их… Он вытер лоб. Было очень жарко, посмотрел по сторонам. Карусель вертелась, приглашая проветриться и прокатиться… за 500 рублей. Дальше стоял маленький ларек – все по 30 рублей! Интересно! Он подошел: Картасар, Хемингуэй, Селлинджер, Р.Бах, Фолкнер. По 30! А почему не по двадцать? Потому что иностранцы, — подумал он. — Логично!

Снова ларек с мороженым. Достоевский стоил дешевле, чем эскимо, но Фолкнер все же оказался дороже. На целых 5 рублей! Ему стало жарко! Он захотел выпить чего-нибудь. Бутылка воды — 50 рублей. Чехов и Картасар вместе “тянули” на одну бутылку сладкой газировки — воды из крана, разбавленной липкой пищевой добавкой! А карусель все вращалась…

И все-таки ему захотелось купить несколько этих книг. Когда-то это было мечтой иметь такую библиотеку. Он подошел и взял в руки томик. Открыл его – “Палата номер 6”. Его любимая повесть. Ему захотелось спасти все эти книги, купить и вывезти отсюда. Уже полез в карман… Снова посмотрел на ценник — 20 рублей. – А ничего дороже у вас нет? – спросил он продавщицу.

— Вот же написано – все по 20. Дороже там! – и она махнула в сторону здания ярмарки, – у них аренда дороже и книги тоже, а у нас по 20.

Она жевала пирожок, перед ней, прямо на книгах, были разложены сальце, огурчики и стаканчик с водой.

— Что же вы,… прямо на книгах? – спросил он.

— А чо? – удивилась она, — салфетки дороже стоят… Ну, будете брать что-нибудь? Я вам чистенькие дам, новые.

 Он достал деньги и посмотрел на книги. Он смотрел на них, а они на него. Так они глядели какое-то время друг на друга… И тут ему стало перед ними стыдно. Он не мог купить Толстого или Чехова за двадцатку, не мог подать 30 рублей Фолкнеру или Картасару. Как милостыню. Ему стыдно было перед любимым Хемингуэем. Потом посмотрел на свои книги. – Леонидов, ну кто ты такой? Кто ты?…

И возникло странное желание в его опустошенной душе взять свои “творения” и выкинуть, положить их в урну, отдать на салфетки вместо тех…

Карусель вращалась, и маленькие кабинки летели кругом, а в них сидели любимые писатели, лежали их великие книги, а карусель все вращалась, и голова шла кругом.

И тут, словно ударило его по голове. Сверкнуло, резануло по глазам знакомыми названиями:

– “Как заработать миллион” – 500!

“Как заработать миллиард – 1000”!!!!!

“Бабло” — 1500!

Они нагло уставились на него и требовали денег. Его денег! Можно товаром! Давай свои книги – за “Бабло”, пятнадцать твоих книжонок, жалких книжонок. Леонидов, ну, кто ты такой?

— Ну, уж, нет!!! — подумал он, бережно обхватив свой пакет обеими руками. Потом бросил прощальный взгляд на любимых классиков и пошел восвояси. Он не отправился дальше на ярмарку – там аренда была выше. Все было понятно и так…

— Как сходил? — спросила его Галя, — поговорил с людьми?

— Поговорил, — ответил он, – катался на карусели. – Но объяснять больше ничего не стал.

— На карусели? – удивилась она. – Ну, и правильно, – на карусели! Так и надо!

— На карусели… карусели… карусели, — эхом повторяли его книги. Но он уже их не слышал…

А перед его глазами все кружилась карусель, летели в разные стороны лодочки качелей, а посереди этого Парка развлечений гордо стояло чертово колесо… Чертово!… Только мир больше не вращался вокруг него – все относительно. Там сидели Фолкнер и Достоевский, Толстой и Картасар. Они смотрели вниз и не могли понять – кто теперь такие они?… Ну, кто они такие??? Пожалуй, никто… И голова продолжала кружиться…

— Галя, скажи, что теперь смотрят? – как-то раз спросил он её.

— Что теперь носят, ты хотел спросить? – поправила она.

— Нет, смотрят… по телевизору? – неуверенно задал он свой вопрос, и она захохотала. – Ты, старый динозавр, решил посмотреть телевизор? Ты? Я не верю! Что должно было такое случиться, чтобы ты подошел к этому ящику? – продолжала она, смеясь. А ему действительно необходима была ее помощь. Он многие годы не включал его. Просто, было не интересно. Ему было жаль свое время тратить на это — была сумасшедшая работа до позднего вечера, потом масса любимых игрушек — книги, музыка,…  кино по видео. А телевизор стоял и пылился в его комнате, и он, не глядя и не замечая, проходил мимо. Иногда включал какие-то новости и невидящим взглядом и неслышащим ухом уделял им свое внимание. Потом выключал этот бубнеж, и снова комната превращалась в его мир. Только его, где никто не мог появиться без его ведома, отвлекая и отравляя жизнь… Но, теперь! Он хотел знать!… Он должен был знать все!!! Чем живут эти люди? Чего они хотят?

И поэтому сейчас начиналась познавательная экскурсия в новый для него мир. Целый МИР! А гидом служила Галя! Она была в курсе происходящего, шагая в ногу со временем…

Они сели на диван, включили какой-то канал и погрузились в длительное сосредоточенное созерцание. Все мелькало перед глазами. Он не мог сосредоточиться, уловить нить и смысл происходящего. — Да, он, действительно, отстал, — думал он, продолжая смотреть. Поняв, что это реклама, взял пульт и переключил канал. Там тоже была реклама. Щелкал снова и снова. Везде только реклама. Он недоуменно посмотрел на нее.

— Сейчас закончится, — улыбнулась она, — просто нужно подождать.

Он терпеливо стал ждать. Потом появились люди. Они готовили какую-то еду, веселились, болтали всякую ерунду,  получая от этого сказочное удовольствие. По-видимому, зрители тоже должны были испытывать подобное. Он снова посмотрел на Галю. Она в восторге смотрела передачу, рассказывая об этих людях. Ведущая была дочерью известного актера, а ее гости — тоже чьи-то дети… мужья и жены… Но, обязательно чьи-то. И она знала о них все… Снова реклама ударила по его ушам. Звук сам собой становился громче. Несравненно громче, и в его мозги вколачивались стиральный порошок, какой-то крем, гигиенические прокладки, средства для похудения. Было очень интересно. Он увлекся. Потом снова те же люди готовили еду. Он уже давно позабыл о них, но они продолжали свое занятие, неустанно веселясь. Он попытался сосредоточиться, он хотел знать, что они готовят! Но как молотом по наковальне, снова резкий звук, и снова реклама ворвалась в его жизнь, в комнату, барабаня по ушам. Теперь жевательная резинка и чистящее, моющее средство… И так по кругу.

— Как это смотреть? – не выдержал он, хватаясь за голову и затыкая уши.

— Вот кнопочка, — сказала она, показав на пульт. – Убираешь звук и ждешь. Потом снова включаешь…

— Они специально дают рекламу намного громче, чтобы мы выключали звук? — спросил он.

— Ну, конечно, — ответила она. – А иначе зачем?

— Но, тогда зачем, вообще, нужна такая реклама? – спросил он. – Если ее никто не услышит?

— Какой-нибудь идиот обязательно услышит, не станет все время тыкать в пульт, и тогда он попал!

— Понятно, значит эта реклама рассчитана на идиотов? — ответил он.

— Ты быстро схватываешь, — порадовалась она. И все-таки он решил испить эту чашу до дна. Больше не отключая надоевшую рекламу, досмотрел передачу до конца. Еда была приготовлена и съедена. Невинная детская радость потомков знаменитостей, мужей или жен, их именитых гостей исчерпала себя, и снова реклама… только реклама по всем каналам… Он так и не успел понять, что там готовилось – по-видимому, это было не важно! Но, к этому моменту уже весь был перемазан каким-то гигиеническим кремом, рот его был забит восхитительной жвачкой, гигиенические пакеты торчали из его карманов, ушей, выпадали из рукавов, как из одеяния фокусника. Вся его одежда была замочена и постирана в стиральном порошке, а лоб его и щеки были натерты до блеска чистящим средством и сверкали в жизнерадостном отблеске экрана телевизора…

— Можно подумать, что когда-то раньше, в твои времена динозавра, не было рекламы, – сказала она, посмотрев на него.

— Была! – вспомнил он, — выплевывая жвачку. – Точно помню! Была!… Крем “Балет” и еще… “Храните деньги в сберегательной кассе”! – выдал он.

— Ну вот, — воскликнула она, — значит, не так уж страшно?

— Да, не страшно, — подумал он. — Совсем не страшно

Чувствуя себя, словно на аттракционе, но не на карусели, а, скорее, на американских горках… Теперь русских… А события одно за другим мелькали на экране, словно поднимая вверх ногами, и ты летел в своей кабинке, немного прищурившись, а реклама, пугая, поджидла тебя за каждым поворотом, за каждым витком. Он с удовольствием уселся поглубже в кресло, но почему-то захотелось пристегнуться…

Теперь на экране кого-то судили. Делали это в прямом эфире. Потом зачитали приговор и повели, по-видимому, на расстрел или что там бывает еще. Потом короткий страшненький фильм, где кто-то гнался за кем-то. Уже догонял, уже готов был вцепиться в глотку, но справедливый конец настигал его. А кабинка со своей горы все летела и летела, и билась о край рельса. Где-то под ней был тот самый рельс, который не давал ему оторваться, не давал соскочить или упасть и уверенно гнал его тело, голову и мозги по этой накатанной колее. Снова реклама, снова в кого-то стреляли, но справедливый конец сменился на гору трупов. Видимо, справедливость наступит потом. В самом конце. Когда всю эту гору закопают, тогда и наступит момент очищения… катарсиса, — вспомнил он о том, что несет искусство. — Очищение! Обновление души! Трепетный финал!

И он, вцепившись в подлокотники дивана, ждал его. Но его все не было! Не было этого финала и трепетного конца тоже, только гора трупов…

Потом криминальные новости. Жвачка снова полезла ему в рот, а маньяк уже разгуливал по городу, поджидая своих малолетних жертв. Какая-то женщина с пьяным лицом топором рубила своего сожителя на части, какой-то автомобиль сносил целую остановку с людьми, чиновника хватали с поличным, а он запихивал толстые пачки купюр себе в рот. Пачки были большими, но рот тоже большой. Гигантский рот! Но пачек было много! Очень много! А он все запихивал и глотал,… он уменьшал своим хорошим аппетитом свой срок. И все следили и даже болели за него. Стоит этому толстяку съесть все, и игра продолжится. Он снова будет на свободе. Он победит! И опять станет есть такие же пачки уже в другом кабинете или другой передаче… Маньяк приближался, он уже достал свою удавку и вот-вот должен был наброситься на свою жертву. Удавка с удовольствием вцепится в горло и будет сдавливать и ломать хрупкие кости… Последние звуки из задушенной гортани вырвутся наружу, а дальше конец!… Он был уже очень близок! Он уже настигал!

— Реклама!!! Где эта чертова реклама? Когда она так нужна – ее нет!

И, наконец, спасительные памперсы и гигиенические прокладки полезли с экрана, закрывая его целиком от этого ужаса. И он, спасенный, счастливый, с памперсом на голове и ртом, забитым жвачкой, теперь смог немного расслабиться и перевести дух. Кабинка остановилась, приглашая сделать еще круг… Кружок… Сделать еще один виток…

Он посмотрел на Галю. Она с интересом глядела на экран,

– привыкла, — подумал он, подивившись ее мужеству. – Разве к этому можно привыкнуть? А где-то сейчас сидит ребенок у телевизора. Он вернулся со своего кружка или еще откуда-то, а родители его на работе! И сейчас он включит этот канал! Или другой,… или третий! Ему станет страшно! Он испортит себе психику, да просто сойдет с ума! Тоже – привык?…

Кабинка американско-русской горки стояла на месте, приглашая сесть и сделать еще кружок. Пожалуй, стоит прерваться. Ненадолго… Он должен знать все!…

Он сделал звук тише, взяв в руки программу передач, начал читать… Все подряд:

Передача — Криминальное происшествие

Передача — Встать – суд идет

Кинофильм — Погоня за монстрами

Передача — Преступление без наказания

Новости — Криминальная Россия

Фильм — Убийство на лестнице

Продолжение фильма — Убийство под лестницей… Лестница-убийца… убийца…

Передача — Дело номер 1

Передача — Дело номер 2

Передача — Приговор

Шоу — Криминальное болото

Шоу — Криминальная топь…

Кинофильм – поцелуй на выстрел…

Ребенку, который где-то сейчас один дома, стало страшно… от одной только программки. Он забился поглубже в большой диван, обложившись подушками, вжался в его спинку. Все время хотелось оглянуться и посмотреть – кто у него за спиной. Там была только стена и ничего больше! Он знал об этом, иначе и быть не могло…, но обернуться не смог. И теперь пространство большой комнаты пугало. В каждый момент из любого уголка могло появиться нечто и наброситься на него. А он уже не успевал оглядываться по сторонам. Нужно найти угол, откуда будет все видно. Просто нужно забиться туда, спрятаться и не высовываться. Он пополз под диван, еле протиснувшись туда. Пахло пылью, было очень тесно, но стало спокойнее. Он немного пришел в себя, но телевизор почему-то не выключил. Почему он его не выключил? Почему он, не отрываясь, смотрит туда, на этот экран, и не может от него оторваться? Он все смотрит и смотрит,… словно этот лучик, исходящий оттуда, немыслимым магическим образом приковал его внимание, его мысли, маленькое его  тело, крошечную жизнь и его судьбу! Теперь он был на привязи у этого магического прибора, который сеял “хорошее, доброе, вечное”…

Леонидов оторвался от программки и своих мыслей. Ему было не по себе. Перевел дух, снова посмотрел на экран.

— Слава Богу, — подумал он. Зазвучала с детства знакомая мелодия, и знакомая заставка обещала показать новости дня. — Можно расслабиться и передохнуть, – подумал он…

Знакомая мелодия закончилась, и тут снова прорвало, он захотел зажмурить глаза. Это не был документальный или художественный фильм. Это не был экран криминальных сообщений. Шли самые обыкновенные новости. Новости сегодняшнего дня:

— В результате беспорядков в Лондоне 8 полицейских получили ранения, один человек погиб…

А толпы людей уже крушили витрины магазинов, поджигали машины, забрасывая полицейских камнями и бутылками с зажигательной смесью и растаскивая все награбленное…

— В отношении напавших на АЗС возбудили уголовное дело…

Теперь камера наблюдения показывала пятерых в масках, которые из маленького окошечка вытаскивали прямо за волосы девушку-служащую, потом врывались внутрь заправки и расстреливали кассу. Запихивали деньги за пазуху и убегали, прихватив несчастную с собой…

— На дороге перевернулся грузовик…

Несколько машин, сбившись в стайку на трассе, в темноте, под дождем, образовали собой светящееся пятно, а в середине его пылал автомобиль, и сквозь прозрачные окна были видны лица еще не задохнувшихся, еще живых людей… Эти зрители на дороге достали свои телефоны и камеры и начали снимать. Почему они не помогут им? Почему не откроют двери, не разобьют окна, ведь в машине люди! Они еще живы! А толпа зевак все стояла и продолжала снимать свое эксклюзивное кино…

— В Подмосковье сотни людей тушат торфяной пожар…

Ветки горели, яркие огоньки выстреливали своими разрядами из высохшей коры, и огонь мчался по верхушкам деревьев, по лужайкам, по крышам домов. А веселый ветерок, подхватывал его, помогая и не давая затухнуть и прекратить этот праздничный фейерверк…

— Кризис на финансовых рынках…

— Чрезвычайное положение из-за вспышки чумы…

— В Сирии в мятежный город введены танки…

— В Н… области в результате пожара сгорели 3 частных дома. Погибли люди…

— В Пакистане при взрыве уничтожены 16 бензовозов с топливом…

— Погибли люди…

— Погибли люди…

— Погибли люди…

Этот круг на его горке, на веселом аттракционе давался тяжелее всего. Это были самые обыкновенные новости. Но то, что случилось сегодня, то, что еще происходит где-то или уже произошло, напоминало апокалипсис, конец света…

Галя сидела и продолжала спокойно смотреть на экран.

– Привыкла… Давно привыкла…

Тележка остановилась и замерла. Он отстегнулся. Он устало смотрел на экран, где шли новости погоды. Теперь уже ничего не могло произойти… только погода… Погода и больше ничего.

Как могло случиться, что кроме погоды, сегодня ничего хорошего в мире не произошло? Люди, проснувшись, не посмотрели на небо и солнце, не улыбнулись друг другу. Не подарили кому-то цветы, не сходили на премьеру… Значит, не было сегодня премьеры! Неба и солнца тоже!… Цветов не было и людей!… Вообще, никого не было!… Никого и ничего… Кроме погоды…

— Но, кто-то это делает? Кто-то собирает по всему миру все эти ужасы и превращает наш день в кошмар… И жизнь нашу тоже…

Последний раз взглянув на экран и получив напоследок по лицу и ушам порцией рекламы, он выключил телевизор.

— Ну, как, мой писатель? – спросила его она. – Понравилось?

— Очень! – воскликнул он, — особенно про маньяка и про пожирателя денег.

— Ну, я же тебе говорила! – воскликнула она. – Ты очень много теряешь… Ладно, я тебе больше не нужна?… Я пойду… Сейчас начнется мой сериал…

Она даже не представляла, как сейчас была ему нужна. После всего увиденного и услышанного. Ему было тошно, было не по себе… Но она ушла, и теперь только книги, тысячи его книг оставались рядом. И вид этих небоскребов, отражающих вечернее солнце, приводил его мысли и чувства в порядок, в уютный привычный покой, который он так долго берег и сохранял для себя… Для себя… А как же они?… А тот ребенок, который один дома?…

Продолжение следует