Член Союза российских писателей поэт Владимир Зангиев получил статус политического беженца. Теперь он гражданин Франции. 11 лет назад он попросил политического убежища в посольстве Чили в Москве. Решиться на столь ответственный шаг его заставила наша мрачная российская действительность, славящаяся коррупцией, вороватой властью, нарушением прав человека, вопиющим чиновничьим произволом и безнаказанностью властей предержащих. Об этом писал в своих публицистических статьях корреспондент заштатной газеты “Горячий Ключ” Владимир Зангиев.
В поэтических произведениях их автор клеймил позором преступный режим Ельцина, войну в Чечне. Его соавтором в журналистских расследованиях была опытная журналистка Наталья Денисова. Вместе они “раскопали” материал 50-летней давности. Жительница Горячего Ключа написала в редакцию письмо, в котором рассказала о страшном убийстве, невольным свидетелем которого ей довелось стать.

Шел август 1942 -го. Кругом бушевала война. Оккупировав Краснодар, немцы рвались к Туапсе. Советские органы НКВД успели собрать политических заключенных, содержащихся в тюрьмах, в один большой этап и пешей колонной погнали в тыл. Заключенных кормили жидкой похлебкой из гороховой шелухи. Истощенных и вконец ослабленных пристреливали конвоиры. Вместе с этапом двигался обоз с имуществом и семьями командного состава. Дочь тюремного врача, пятнадцатилетняя Таня, тоже находилась здесь. Девочка перезнакомилась почти со всеми, и лишь к заключенным подходить было категорически запрещено. Наконец, колонна добралась до предгорий Большого Кавказа. На перевале разгорелись ожесточенные бои. Отступающие немецкие части прикрывала авиация, нанося бомбовые удары по окрестностям Горячего Ключа. Этапников спешно гнали по балкам и ущельям в поселок нефтяников Хадыженск. Начальство торопилось, боясь за имущество и близких. Поступила информация о том, что Хадыженск заняли немецкие парашютисты. Руководящий состав был в растерянности. Собрались на срочное совещание, на котором приняли единственное решение. Стояла теплая августовская ночь. Звуки близкой орудийной канонады, ставшей уже привычной, не нарушали сна. Но вот, в какой-то момент, в ночную симфонию вплелся посторонний тяжелый рокот. Таня проснулась и стала прислушиваться.

Звук тяжелых машин доносился откуда-то из леса, совсем рядом. Девочка незаметно пробралась на звук. Взору ее открылась большая поляна среди леса. По дальнему краю поляны бульдозеры рыли длинный ров. Закончив земляные работы, тяжелые машины выстроились на краю поляны и осветили фарами поляну и ров. При свете фар были видны руководители этапа, отдававшие распоряжения. Появилась освещенная фарами первая партия заключенных. Конвой вскинул винтовки, раздались выстрелы, и первые расстрелянные упали в ров. Почти до рассвета трудились чекисты. Времени не было особенно тщательно заметать следы преступления. Бульдозерами поспешно завалили землей трупы, отогнали технику на близлежащие буровые вышки, и теперь уже налегке отступали к своим. Убийцы решили, что их кровавое деяние спишется на немцев. Но оказался свидетель. Знали о совершенном злодействе и нефтяники – жители близлежащих хуторов и поселков. По прошествии многих лет, когда осыпались и заросли травой окопы и воронки, грибники нередко находили на роковой поляне человеческие черепа и кости. Однажды весной протекающая недалеко речка изменила русло и понесла свои воды через поляну, размыв часть рва, ставшего братской могилой. Тогда-то и выступило наружу множество останков расстрелянных здесь заключенных. Местные жители знали об этом, но молчали, как говорится, от греха подальше. Это преступление до глубины души потрясло журналистов. Владимир Зангиев стал активно собирать материал. Подняли на ноги прокуратуру, военкомат, городскую администрацию, задействовали активистов казачьего движения, предки которых, по всей вероятности, были расстреляны с этим этапом. Сделали запрос в Главное управление ФСБ, с просьбой предоставить информацию о расстрелянном этапе. Ответ пришел незамедлительный и категоричный: “Никакой этап в описываемое журналистами время никогда не формировался органами НКВД”. Выходило, что очевидцы либо бредили, либо несли чушь. А как же тогда множественные человеческие останки? Нужно было провести раскопки, чтобы представить вещественные доказательства. Этим местные журналисты и были озабочены. Параллельно готовили к публикации первую часть большой расследовательской статьи. В это время их по отдельности вызывали на беседу в городской отдел ФСБ, требовали немедленно прекратить будоражить общественность. Беседа была по – отечески заботливой и с большим подтекстом. Статья вышла под заголовком “Спецпохороны в августе 42-го”. Материал получился громким. В редакцию стали звонить и приезжать родственники пропавших без вести во время Великой отечественной войны. Многие хотели знать, где находится могила их близких.

Статья была перепечатана в одной из краевых газет. Ее авторы продолжали журналистское расследование, правда, теперь уже в свободное от работы время и на собственные средства. Редактор газеты Николай Олимпиади больше не выделял им служебный автомобиль для выезда на место происшествия, на встречи со свидетелями. Кто-то незримый чинил им препятствия. Завершить расследование по известным причинам им не удалось. Вскоре редактор предложил Зангиеву уволиться, но трудовую книжку, без всякого на то основания, не отдавал целый год. Владимир Зангиев не мог устроиться на работу. Семья нищенствовала. Конфликт разрешился, благодаря вмешательству прокурора.

Своими неугодными темами и крайне неудобными вопросами Зангиев вызвал у местных столоначальников бурю негодования. Cтроптивого журналиста вызывали в милицию, приглашали на беседу в городской отдел ФСБ. К грозным “воспитателям” добавилось местное казачество, которое тоже не прочь было “побеседовать” с журналистом. На это у них были свои причины. Накануне трое пьяных казаков убили сотрудника милиции и избили нескольких преподавателей одной из школ. Зангиев опубликовал материал в местной газете и озвучил его на радио. В день записи передачи люди в казачьей форме приходили в радиостудию, однако, не застали там автора обличительной статьи. Нетрудно себе представить, чем закончилась бы эта встреча. В какой-то момент он понял, что ему небезопасно оставаться в городе беспредельщиков. Еще он понял, что такое общественно-политическое угощенье, как капитализация России под соусом демократизации, – дело не одного десятилетия и все эти эксперименты не для него. Чашу терпения переполнили кризисы послед них лет, сделавшие его жизнь невыносимой.
Деньги, которые сумел он накопить во время горбачевской оттепели, поглотил местный коммерческий банк, в скорости объявивший себя банкротом. Жизнь дорожала на глазах. Заработка не хватало. Деньги обесценивались с космической скоростью. Пришлось распродать нажитое. До бесконечности это продолжаться не могло. Чтобы выжить и спасти семью от прозябания, он принял решение покинуть отечество.
Хотел попытать счастья в каком-нибудь из европейских государств, но в их посольства не пробиться. Попросил политического убежища в чилийском посольстве. Посол поинтересовался, что привело его к столь важному решению, ознакомился с публикациями и авторскими сборниками писателя. Разговор был предельно откровенным.
В Чили он прожил более 5 лет. Срок действия загранпаспортов заканчивался, поэтому Зангиевы отдали их в российское консульство для продления на пять лет. Обновленные паспорта вернули через полгода. Теперь можно было и в отпуск на родину съездить. Прямого рейса из Сантьяго в Москву не было. Это позволяло им выбрать маршрут авиа – перелета через Париж: Сантьяго – Буэнос – Айрэс – Париж – Москва. В Париже пересадка на самолет, следующий в Москву. В парижском отеле провели двое суток. Владимир взял справку от врача, подтверждающую у него проблемы с кровяным давлением. Медицинский документ дал возможность пройти таможенный пост и всей семьей добраться до французского консульства в Сантьяго, с тем, чтобы получить визу. В консульстве пообещали внимательным образом рассмотреть просьбу, изучить все обстоятельства и через месяц сообщить о принятом решении. Ожидание увенчалось успехом. Зангиевым проставили в паспортах заветные французские штампы. Внутренне они были готовы к еще одним переменам в своей жизни. Жизнь диктует свои условия, оставляя за нами право выбора. И выбор был сделан. Владимир был готов, как тот лис, ради лучшей жизни пожертвовать собственной лапой. Местом их нового пристанища стал центр политической жизни Европы – Страсбург.

У беженцев в префектуре обязательно спрашивают, есть ли у них знакомые или родственники во Франции. Если есть, “место” не дадут. Получить “место” – это значит, что вас примут местные власти под свое покровительство и обеспечат жильем. “Место” дают в отеле, или в фойе, то есть, в семейном общежитии. До тех пор, пока человек не получит решение Комиссии по делам беженцев о предоставлении ему политического убежища, постоянное жилье ему не полагается. Политэмигрантов опекает французское государство. Есть специальная государственная программа по интеграции и устройству беженцев, согласно которой беженца будут обучать французскому языку, выучат профессии по его выбору, дадут необходимое денежное пособие и медицинскую страховку. А также, предоставят постоянное жилье, найдут работу и прочее. Поэтому все хотят получить именно статус беженца. Есть и другие виды разрешений на легальное проживание во Франции, но их обычно дают на короткий срок – до одного года. Денежных пособий в таких случаях не дают.

Жена Марина позвонила родной тете в ст. Саратовскую, присматривавшей за их домом, и сообщила о том, что Володя попросил политического убежища во Франции. Для подтверждения его истории необходимы кое-какие документы. В домашнем архиве остались повестки из милиции, письма с угрозами местных националистов. Родственница дала письменное показание, заверенное ее подписью, в том, что во двор Зангиевых неизвестными было подброшено самодельное взрывное устройство.
Французский адвокат В.Зангиева приложил к его досье газетные публикации, в которых кубанский журналист осуждал экстремистов, разжигающих межнациональную ненависть между разными народами, Клеймил националистов всех мастей: членов РНЕ, расистов, скинхедов, казаков, неонацистов.

Месяц Зангиевы прожили в ожидании решения комиссии. Девятого мая 2004 г. пришло заказное письмо из комиссии Recours. Это был “позитив”. Теперь не надо бояться, что их могут депортировать из Франции, ставшей для них второй родиной. Теперь им платали ежемесячное денежное пособие в размере 350 евро на человека. Временно поселили в трехкомнатную квартиру. Как малоимущей семье, раз в неделю выдавали продукты питания в одном из отделений Красного Креста. Обязательным было посещение курсов французского языка. Дочери Виктории предложили бесплатную учебу в университете Марка Блока. По мнению Владимира, Франция довольно диковинная страна: здесь люди социально надежно защищены государством.

К Новому году Зангиевы получили четырехкомнатную квартиру, общей площадью 122 кв. м. Половину квартирной платы погашает государство.

Сейчас Владимир получает социальное пособие в размере 950 евро, жена Марина – 750 евро. Он много работает над стихосложением. Пишется ему легко и свободно. За счет государства издал сборник стихов “Осенние акварели”, который задумал в России. В этом году увидит свет его книга “Шепот во все горло”.

В сентябре 2008-го в Страсбурге проходило заседание Парламентской Ассамблеи Совета Европы, на котором рассматривался августовский конфликт на Кавказе. С целью осуждения грузинской агрессии и привлечения мировой общественности к данной проблеме, Владимир Зангиев организовал пикетирование дворца Совета Европы, где проходило заседание ПАСЕ. Здесь присутствовало много представителей прессы из разных стран. У него брали интервью, в котором он осуждал агрессию грузинской стороны и поддерживал решительные действия российского правительства, в результате чего был фактически спасен от истребления целый народ. Через несколько дней его вызвали на беседу к представителю французских спецслужб. Ответственное лицо в штатском настойчиво допытывалось у него о его политических пристрастиях, о связях с российскими дипломатическими представителями и политиками. В заключение встречи с него взяли письменное обязательство не заниматься во Франции политической деятельностью.
А ведь всё так хорошо у него складывалось в этой прекрасной демократической стране, Теперь и здесь он оказался “под колпаком”. Самое грязное, что придумало человечество – это политика. А чтобы она действительно была на высоте – умной и цивилизованной – ею должны заниматься профессионалы, дипломаты. Люди высокой политической культуры, а не политиканы и всякого рода конъюнктурщики.

За все эти годы у Владимира Зангиева так и не возникло желания побывать в некогда полюбившихся местах, увидеть знакомые лица, услышать «великий и могучий». Он до того нахлебался развеселой российской действительности, неискоренимого хамства и бескультурья вкупе с врожденной необразованностью, что даже мысли обо всем этом вызывают у него отвращение. Редактор одной из краевых газет, прочитав материал о непростой судьбе кубанского журналиста и писателя, сказала, не мудрствуя лукаво: «Я не стану давать этот материал в газете, делать из Зангиева героя. Не тот случай. По-человечески я его понимаю, и даже не осуждаю, хотя, по большому счету, он предал свою Родину. Променял на жирный кусок. Нужно было бороться, чтобы хоть как-то изменить жизнь хотя бы своего города». По мнению редактора, чтобы получить статус политического беженца, нужно было вылить на Россию столько грязи, столько негатива… Жаль, что опытный журналист не задалась главным вопросом: а кто создавал эту грязь? Неужто гражданин Зангиев?! Он-то как раз ее не создавал – он с нею боролся всеми доступными ему средствами. Создавали и создают негатив коррумпированные чиновники, нечистоплотные дядьки в погонах, ведомства, славящиеся круговой порукой, пресловутой «честью мундира», замалчиванием всего, что может бросить хоть какую-то тень на их, якобы, безупречную репутацию.

В один ряд с предателем Зангиевым нужно поставить и выдающихся российских спортсменов, которые не найдя поддержки у родного государства, вынуждены менять гражданство и приносить спортивную славу другой стране, сумевшей оценить их талант. А к какой категории можно отнести отпрысков богатых родителей – политиков, олигархов, крупных бизнесменов, министров, депутатов верхней и нижней палаты? В том же Страсбурге, кстати, недалеко от В. Зангиева, проживают в роскошных особняках дети весьма известных родителей из России. Уж их-то никак нельзя назвать истинными патриотами своей Родины. Правда, разница в том, что они уехали за границу не за жирным куском, а скорее с жирным куском. Надо же где-то дурным деньгам вторую жизнь давать?!

У писателя Зангиева не было на родине ни «волосатой» руки, ни богатых родственников, ни хлебной должности. Единственное, чем наградил его Господь, так это литературным даром. А еще – обостренным чувством социальной справедливости. Вот и спросите у нашего родного государства, почему у нас по-прежнему большая «утечка мозгов», почему люди, в том числе и творческие, вынуждены уезжать из России? Ответ лежит на поверхности: чтобы не чувствовать себя в собственной стране изгоем.
Когда-то классик советской литературы Федор Абрамов сказал: «Если у нас, писателей, нет сил переделать жизнь, надо хотя бы передумать ее». Владимир Зангиев передумал ее сполна. И не только. Он ее хорошенько переосмыслил. И пришел к единственному на тот момент решению. По всей видимости, судьбоносному.
Родина – это прекрасно! Чужбина, как бы ни была она хороша, все равно мачеха. Это так. Но он художник, творец, и то, что предназначено ему свыше – должен реализовать сполна. Воплотить в жизнь свои мечты и творческие замыслы. Ибо не реализовавшийся человек – это несчастный человек. А не реализовавшийся художник – вдвойне несчастный. На родине он был вынужден каждодневно думать о хлебе насущном, о выживаемости, бороться с неблагоприятными обстоятельствами, сражаться с целой армией чиновников.

Чужой рассвет окрасил окна
в безумно розовый колор,
и влагой облако намокло,
лужайка – выбитый ковер.
Безукоризненная площадь
вписалась в правильный квадрат
и монумента скачет лошадь
на просыпающийся град.
Как потревоженная склокой,
душа болезненно саднит:
тоска по родине далекой
все чувства прочие теснит.
Вот отделиться бы от плоти
и навестить родимый дом:
так сердце бешено колотит,
как будто в гору прешь с трудом!
Да только там кому я нужен —
внебрачный отпрыск прошлых лет?
Терзает память тяжким гужом,
и бьет в глаза чужой рассвет.

Валерий Кузнецов
член Союза российских писателей