Яблочно-медовая пора

Наступил последний месяц нынешнего, как никогда, жаркого лета.

Златокудрое Солнце расщедрилось не на шутку. На нас все еще льются потоки подмигивающих солнечных лучей.

В воздухе стоит блаженная истома плодоношения.

Август величав в своем обыкновении, его щедроты несметны.

Он уже властно хозяйничает на бескрайних золотистых хлебных нивах.

Поля высвечиваются рыжей, вернее, рыже-желто-зеленой краской, с едва заметными переходами от одного оттенка цвета к другому.

Колосья пахнут солнышком; набитые пышущим зерном, они отяжелели и просятся в обмолот. Еще неделя — вторая, — наступит летняя страда.

Особая приветливость хлебной нивы похищает ощущение времени и пространства, куда-то враз отлетают суетные повседневные заботы, будничная суматоха и торопливость.

Проникаешься безвременьем…

Август зримо кудесничает в садовом и лесном царствах.

Он незаметно подкрадывается к рябинам, начиная румянить их тяжелые кисти.

Горчат полыни, терпкий дух источают луговые травы, особенно стараются зверобой и пижма, чадят осоты.

В колдовские космы берез и зеленые каскады лип вкрадчиво вкрапливаются желтоватые пятна.

В лесах на мшистых пожухлых подушках россыпью горят нарядные, звонкие и веселые, бусинки брусники. Сверху — огненно-красные, по бокам — белесые, чуть тронутые розоватостью, совсем, как райские яблочки, — только травянистые, крепенькие и ядреные.

Везде — тут и там — мелькают мечтательные огнекрылые бабочки.

Делают пробные облеты грачиные стаи, черные сетки которых все чаще можно увидеть у далекого горизонта. Налетавшись, они рассядутся на свежем жнивье, словно рассыпанное ожерелье.

В лугах заметно, как ватажатся скворцы и вихрем срываются от малейшей опасности. В дальнюю дорогу собираются верные своему потомству ласточки.

Вдоль речных затонов снуют стрекозы, трепеща своими витиеватыми слюдяными крылышками.

Местами где-то уже опомнилась серебристая паутина, предупреждая о неминуемом наступлении бабьего лета.

Звездочками на солнце начинают гореть кустарники шиповника.

В садах наливаются яблоки. Самые спелые можно уже срывать.

Малиновый жар их созревания исполнен  торжественного таинства.

На губах уже ощутим медово-яблочный вкус святого Спаса.

Пасечники будут выламывать в ульях соты. Пчелы, устав от напряженного труда, перестанут носить душистый взяток.

Нет, в августе почти ничего еще не умирает. Все находит благость в дарении, в отдаче.

Благоухают флоксы. Многие цветы еще только готовятся к своему цветению. И Солнце еще высоко.

Но…словно яблоки, зреют дни; краснеет, настойчиво золотится их летнее убранство.

Время теряет свою сопротивляемость и медленно сдвигается к осени…

Окольцованное лето

Лето! Такое разноцветное, улыбающееся!

Грустит ли оно когда-нибудь?

Наверное. Ведь и Солнце порой устает.

Днем трудится, а к вечеру, когда садится, зевает долго и протяжно: или закрашивает небосвод в нежные алые тона, или оставляет без присмотра, словно сирот, свои оранжевые пламенные  лучи-руки.

Оно смеется или плачет дождями?

Скорее, радуется, когда вплетает во все  еще плачущие, расползающиеся  тучки  красивую, на время забытую, радугу.

В знойный полдень лето зависает  таинственным  сном над нами.

Потом возьмет да и улыбнется румяным юным лицом захода, словно говорит: «До встречи!».

Ночь приносит ему кажущееся  успокоение.

А в утренней  тиши оно  украдкой проснется свежим восходом, выползет из  своего укрытия, подобно улитке, на свет Божий.

Во снах своих  засушит луговой вереск и заполнит его ароматом  всю округу; нальет лесные ягоды соком и явит миру красоту земляничных полян.

В самом начале лето вибрирует в воздухе соловьиными трелями, зовущим  кукованием кукушек, пением жаворонка над головой.

Сегодня оно все пропахло цветением, разнотравьем, наполнено  таинством солнечных просветлений и ожиданий.

Оно, словно ступенька  в лестнице жизни, обещающая другую, более высокую;  как полет паутины, волнующий воображение;  как красивый цветок в  заманчивом, сплетенном невестой,  венке.

Порой в аистином  клекоте тебе слышатся звуки свадебных песен и клятв новобрачных.

Именно летом все живое причащается  мгновениями  вечного источника Света и Радости. Это причастие особого свойства: оно способствует рождению  и  расцвету, плодоношению всего и вся.

Что ни говорите, а лето всегда окольцовано солнечным усердием, дарит Надежду на предстоящий светлый день и очередную капельку еще неизведанного счастья.

Гроза в начале мая

Гроза в начале мая — явление не из обычных.

В этот раз она пронеслась как-то быстро.

Все вдохновлялось и дышало озоновой свежестью.

Выйдя в сад, женщина пристально всматривалась в таинственное ЗЕРКАЛО НЕБЕС (Автор выделенных художественных образов пользователь сайта «Проза.ру» Людмила Береснева).

Оно неведомой силой впитывало в себя не только ее образ, но и все то земное раздолье, которое щедро подставляло свое умытое лицо для отражения в нем.

Постепенно в небесном зеркале стали ЗРИМЫМИ БЕЛЫЕ ОБЛАКА.

Ощущалось, что они были живыми, мгновенно видоизменялись, плыли, словно РЕКА ВРЕМЕНИ.

Они ежеминутно являли миру одну из величайших тайн: НАСТОЯЩЕЕ УХОДИТ В ПРОШЛОЕ.

Внезапно небесное зеркало засветилось, заулыбалось веселыми прыгающими солнечными бликами, похожими на всполошившихся белых  пушистых зайчиков.

Вырвавшиеся из оставшейся после грозы облачной пелены  солнечные лучи, властно разрезав объемную высь, коснулись глаз женщины.

Она зажмурилась, затем отвернулась, мысленно отпуская ослепительные небесные стрелы на волю.

Те не растерялись.

Одни из них полетели ОТРАЖАТЬСЯ В ЗЫБКИХ ВОДАХ, другие НАЧАЛИ ТАНЦЕВАТЬ НА ЛИСТЬЯХ В ЗОЛОТЫХ ПУАНТАХ, третьи — устраивать игривые лужайки.

Но всех объединяла одна забота: согреть, подарить тепло женщине, земле, дереву, траве, букашке,- всему живому.

Эта солнечная работа вызвала на земле не только ВОСТОРГ ТИШИНЫ, не только БАГРЯНЕЦ ЗАКАТА НА ДОЖДИНКАХ, оставшихся после майской капели, но и ОЖИВЛЯЛА ЕЕ ДУШУ ЯРКОСТЬЮ КРАСОК, светом небес, перезвоном прекрасных МИМОЛЕТНОСТЕЙ.

Этот необычный трепетный колокольчиковый перезвон безвозмездно дарил женщине, всей  природе незабываемые МГНОВЕНИЯ — эти КАПЕЛЬКИ БЫТИЯ, напоминая, что это не сон, не фантазия, а реальность.

В ней, такой изменчивой и лукавой, как в ЗЕРКАЛЕ НЕБЕС, мы отражаемся своими делами и помыслами, стремимся светиться ликами Веры, Надежды, Любви.

Небесное приветствие Земли

В тот майский день как-то интригующе и зазывно голубело Небо. Набежавшие, казалось, ниоткуда разрозненные кучевые белесо-серые тучки не предвещали ни грозы, ни осадков. Но совсем скоро атмосферная таинственность раскрылась теплым обильным дождем. Он был уже почти по-настоящему летним.

Вначале посеребрил воздух, затуманил сады. Потом заставил свои скользящие струйки барабанно плясать на ухабистых и покатых крышах домов. Начали плакать капелями, затем реветь целыми потоками их стоки и желоба.

Уже в который раз вечная живительная влага пришла поворковать с матушкой-Землей. Ее, уставшую от ожидания, испытывающую постоянную жажду, вода поила с особым, только ей понятным усердием. Нервные бурлящие струи со змеиным шипением воровато прятались в сморщенных от сухости земляных расщелинах, пронырливо выискивали невидимые лазейки среди песка, комков и всевозможных кочек.

Земля благодарно и неистово принимала эту водную заботу.

Вскоре небесное дождевое сито задергалось от жадности, заметно истончая посылаемые вниз струйки. И постепенно они перешли в совсем медленный дразнящий «бостоновский» танец «слепого» тихого дождика.

Приветствуя прелестные остатки летнего ливня, ликующее от страсти Солнце щедро разливало вокруг свой сказочный рассеивающийся свет. Откликаясь на него, Земля своими горячими вздохами поднимала в воздух седоватые космы испарений, напоминавшие сизое туманное дрожащее покрывало.

Солнечный свет бил широким потоком, выстилая внизу трепещущие золотые дорожки, играя бликами хаотично мечущихся зайчиков.

Ощущалось, как в его ослепительном упоении все живое наливалось хмельным соком роста и цветения, как лопались напыженные дозревшие почки на деревьях, на глазах раскрывались сочные бутоны ранних цветов.

Своим невидимым пристальным взглядом небесное светило прощупывало каждый росток, предусмотрительно пожелавший учтиво с ним поздороваться.

Где-то далеко в вышине послышались какие-то фальцетные расплывчатые раскаты грома.

Но Солнце продолжало заливаться радостным светом, даже не помышляя уступать дорогу напрашивающейся в гости грозе.

Внезапно каким-то чудом, подобно хитрой лисе, на Небо прокралась содрогающаяся в конвульсиях молния.

Все встрепенулось, и враз опять напомнил о себе ливень.

Но не прошло и десяти минут, как он неожиданно прекратился. Вновь приветливо заулыбалось Солнце. В воздухе запахло свежестью, ароматом только что разрезанного спелого арбуза. Казалось, кто-то неведомый сознательно впрыснул в атмосферу редкостный озоновый дезодорант.

То тут, то там Земля пестрела лощеными пятнами дождевых лужиц.

Золотым жужжанием в цветочных гроздьях ирги, похожих на черемуху, загудели пчелы.
В унисон зазвучали замолчавшие перед грозой голоса синиц и пеночек, запрыскали из-под нарядившихся в яркую зелень веток всем знакомые серые неугомонные воробьи.

Заиграло на Солнце таинственно-пьянящее лилово-фиолетовое цветение весенних фиалок.

Еловые ветви нахально распространяли сладковатый терпкий запах смолы. Этот смолистый ладан обожествлял все окружающее.

Желто-зеленые свечи молодых, только минувшей осенью посаженных сосен затеплили всю садовую ауру.

Дачный пруд, увенчанный глянцевым золотистым венком желтоглаза, как-то неровно и болезненно дышал торфяными газами. Его зеркальную гладь время от времени бессовестно дергали спешившие куда-то водомеры, разрезали стонущие от удовольствия парующиеся лягушки.

И как-то сладко заныло, защемило томление послегрозового часа.

В результате явило Миру сначала едва заметную тоненькую подковку, постепенно зажелтевшую спелой рожью.

Затем она, распрямляясь, обогатилась соседством оранжевой, красной, нежно голубой, синей, зеленой и фиолетовой серпообразных дужек.

В результате преломления световых невидимых волн Небо выбросило их, словно флаги, как знамена совершенства и притягательности, яркий пример природного взаимодействия и дружбы.

Приветствуя земную жизнь, они взывали к красоте всего того, что строго соблюдало естественные универсальные законы.

Вначале этот цветастый альянс заплел на божественном небосводе ажурную, выгнутую коромыслом, сетку калейдоскопного многоцветья, затем превратил ее в радужную семицветную косу, насыщенную яркостью и четкостью сплетений, выставляющую напоказ уникальную гармонию основных цветов художественного колорита.

(Наблюдая за этой гармонией в жизни, мы усматриваем в каждом радужном цвете божественное назначение. Но их сила только в единении. В «Трактате о живописи» непревзойденный Леонардо да Винчи замечал, что каждый цвет надо прочитывать в содружестве и на фоне других, что и являет нам посылаемая Небесами Радуга).

А тогда постепенно этот своеобразный семицветный ковш начал двоиться, растекаться, будто хотел зачерпнуть побольше хмельного небесного простора.

Радуга стеариново растаяла в атмосфере так же незаметно, как и появилась. Ее и в этот раз жадно и с непременным удовольствием буквально проглотила синяя высь.

Неведомым чудом божественная благость воцарилась во всей притихшей природе.

Казалось, Небо накрыло Землю особым звенящим медно-зеленым колоколом.

И если невзначай его задеть, он тут же отзовется, запоет неземным, исцеляющим человеческие души звоном, разольется лазуревой голубизной вокруг, извещая людей о своем пробуждении.

Наверное, именно так он решает передать на Землю свое приветствие, поклон от загадочного вселенского космического Мира.

И нет предела нашему искреннему благодарению за это!

Небо  

А.А.М.

Небо!..

Ты величественно простираешься в необозримом и непостижимом пространстве, заставляешь с надеждой и удивлением вглядываться в безмерную высь, настойчиво зовешь в теплые странствия мечтаний и упований, которые изначально возвышали наше естество выше природной самости.

Ты предусмотрительно накрываешь нас невидимым пространственно-временным покрывалом, властно фиксируя свою сущность, приглашая к серьезным раздумьям о таинственном, доселе неизведанном небытии.

Ты пестрое, причудливо разноликое: от морского глубинного мрака до росистой дрожащей лазури.

Щедро посылаешь на Землю свою священную благодать. Она — в сплетенных косах красочного соцветия радуги, всепроникающих золотистых лучах Солнца, в строгом холодном свечении Луны, в светящем мерцании чарующих звезд.

Этот специально и тщательно рожденный Космосом, неестественно бурный поток жизнеутверждения мерцает и разливается ежеминутно, подпитывая и выверяя чудоизменения всего сущего.

Венцом твоей неповторимости выступает сказочная звездность, когда ночами соловьино выщелкиваешь свою красоту и становишься светлячковым алтарем для исповеди звездных колдуний, больших и малых, чудом познанных и доселе совсем неизвестных.

Их сонм, неописуемое множество. Но каждая нежно приласкана и радушно успокоена твоей щедрой опекой.

Небесное бытие переполнено своих страстей и чувств.

Кажется, что молодой Месяц только то и делает, что игриво заискивает, похотливо заключает в  объятия раскрытого «серпанка» твоих ночных красавиц, как бы выбирает свою единственную, способную утолить жажду наполнения и превратить его в тот символ любви, под покровом которого можно сбросить с себя цепи искусственно придуманных на Земле условностей.

Звезды, с любовью купающиеся в лунном физическом океане, также объясняются в своих трепетных чувствах выкидышу ночи, небесному Мефистофелю.

С Земли они кажутся то ли крестом, то ли неровно окантованным кругом, или еще какой-то совсем причудливой фигурой.

Иногда, надолго цепляя глазом какую-то веселую небесную невесту, замечаешь, что она движется, удваивается, словно размножается в пространственно-временной паутине.

И тогда нас пьянит и всецело захватывает ощущение причастности к целебному таинству животворящей небесной Праматери.

Небо!

Иногда ты, множественно украшенное звездами, даришь нам загадочный ликующий танец звездопада, во время которого отдельные его бунтующие солистки пресыщенно вырываются из взаимозависимого содружества и быстро скатываются небосклоном.

Они спешат известить нас об осуществлении задуманных нами желаний и мечтаний.

Ты иногда сердишься, когда  содрогаешься от раскатистых перекатов грома и на преломлении световых волн рождаешь раскрепощенный  зигзаг огненной молнии или же откупориваешься метеоритными осколками далеких космических субстанций.

Ты можешь расплакаться ручьями близнецового дождя или с удовольствием засмеяться вихрем пушистых снежинок, не останавливаясь столько, сколько тебе заблагорассудится.

А то бываешь меланхолически спокойным и ласковым, когда насытишься равномерно рассеянным светом или сумрачным переливом космической энергии.

Ты удивительно красивое внешне. Но намного богаче по существу: своим естеством, функциональным побуждением.

Смело и безвозмездно предоставляешь надежный приют различным хулиганистым облачным химерам, рожденными нашим представлением и фантазией. Жаль только, что их контуры, скоррегированные восприятием глаз, стеариново тают в замедленном течении твоего молочного тумана.

Ты зримый образ вечной Вселенной! Огниво жизненной энергии и воодушевления!

Существуешь только тебе известной логикой бытия и ни с чем не сравнимого самовыражения.

Тебе молимся, к тебе втайне и явно посылаем свои вожделенные мысли.

Во сне без тебя напрочь одиноки.

Когда же взором касаемся твоего «вселенства», преисполняемся желанной надеждой.

Ты такое родное и вместе с тем такое недоступное.

Манишь, тайно зазываешь, обжигаешь горечью осознания необратимости всего ранее ощущаемого, воспринятого, пережитого и представляемого.

Ты единственная в мире свободолюбивая крестоносная бездна примирения. Она рано или поздно, раз и навсегда примет в свои объятия порой смущенные, как правило, натруженные, иногда совсем изнасилованные земной жизнью, человеческие души.

Низкий поклон тебе, Небо, за то, что ты было, есть и будешь во веки веков!

Лесной колокольчик

Тесно пожав руку уходящей весне, теплый приветливый июнь заявил о наступившем долгожданном лете. Это рукопожатие вылилось в нетипичную для мая жару и длительный сухостой. К вечеру и утром вся растительность немного оживала, а днем уныло склоняла головы, умоляя напоить ее хоть малостью спасительной живительной влаги.

И первый летний месяц не поскупился, щедро утолив жажду готового к захватывающему буйству всего зеленого царства деревьев и кустарников, трав и цветов.

Еще совсем недавно скупой на благоухания сухостой преобразился в ненасытно дышащее разными непередаваемыми ароматами земное блаженство.

Особенно это чувствуется в июньском лесу, который подставив голову под лучезарное солнце, продолжает радоваться все еще до конца не разорванной паутине голубеющих облаков, медленно проплывающих и исчезающих в поднебесье.

Каждый лепесток дышит озоновой свежестью, трепещет от прикосновения даже легкого дуновения ветра, любовно обнимающего все и вся.

Солнечные лучи, хотя и украдкой, но настойчиво пробираются сквозь лесные заросли, словно заявляя:

— А вот и мы. Рады к вам прикоснуться.

Под ногами из-под слежавшихся за зиму листьев, хвойных иголок и хвороста властно пробивается разноцветный ковер низкорослых неказистых кустиков и цветочков. Его хитросплетению мог бы позавидовать любой ткач.

Этот созданный природой узор местами покрывается выразительными яркими пятнами ягодников — то нежной розовеющей брусники, то еще зеленой голубики, а то уже изредка появляющейся черники.

Но ни в какое сравнение с ними по заполненности и цветовой гамме не идут ласкающие взор земляничные полянки.

Краснопузые, сочные, то круглые, то продолговатые ягодки на фоне свежей зелени и густого насыщенного белоцветья, как бы, взывают о понятной только им наступившей благости :

— Мы созрели, сорвите нас, попробуйте, лучших не сыщете.

Ранним утром землянички более зазывные, как бы, стонущие от тяжести, усиливающейся непременной каплей росы. С появлением солнечных бликов их веточки осушаются, выпрямляются, вытягиваются, напоминая, что они уже готовы к поединку со своей необратимой судьбой: быть сорванными, или потоптанными, или перезреть, сбросить свое семя в землю ради возрождения в следующем году.

Собирая ягоды на такой полянке, забываешь обо всем, ибо видишь воочию чудодейственную силу природы, веками и повсеместно рождающую неподдельные образцы гармонии и красоты.

Осознание ее могущества и неподражаемости в сотворении нерукотворных чудес усиливается при встрече с загадочными незнакомыми цветами, причудливыми громадными кустами многочисленных папоротников, с лесными божественной красоты колокольчиками.

Совсем маленьких, скорее темнофиолетовых, чем синих, можно увидеть и на лугу, и в скверах. А вот его, размером в диаметре большого грецкого ореха, переливающегося голубизной, синевой, сиреневатостью, узреешь только в лесу, богатом прежде всего на землянику.

Это он горделиво возвышается на избранном для него месте, свысока осматривая свое хозяйство, являя всему сущему свой неслыханный переливчатый перезвон.

У него есть много собратьев — живых и искусственных. Их объединяет подобие формы, обязательное наличие внутреннего била, но есть одна существенная разница: живой колокольчик никогда не приносит плохой вести.

Это искусственные колокола рыдают зычными набатами, плачут внезапными тревогами, сзывают людей по случаю какого-нибудь лиха.

Конечно, отдельно от них стоят церковные звоны, неся на землю призывы к благочестию, миру, состраданию. Но и в них присутствует тревожная нотка — за наши души, их покой, свет и чистоту. Говорят, их звучание богодарно и даже целительно.

И только лесному колокольчику до этого всего, кажется, нет никакого дела. Взойдя на трон своего полыхающего расцвета, он упивается непревзойденным величием и неописуемой красотой. Его неземная органика наполнена влечением и желанием поделиться своей привлекательностью и обаянием с паучком или пчелкой, нашедших в его светложелтой тычинковой сердцевине уютное пристанище, или с человеком, наполнившим до краев его чашечку свежесорванной земляникой и аппетитно проглотившим этот своеобразный целебный лесной пирожок.

Цветок этот благостный, в народе его еще называют «благовестным звонарем», мол, зацветает он, значит, пора собирать землянику.

Во время таких сборов этому прелестному сиреневому выкидышу красоты особенно радуются дети. Они усердно формируют землянично-колокольчиковые вкусности, понимая, что ничего подобного ранее не пробовали.

Он беззащитен, как, впрочем, и все живое на земле. И не может понять только одного: за что его, благовестника, не любит и наказывает человек?

Косулю или зайца, случайно его задевших, колокольчик еще может простить. Поэтому, как правило, при этом он не спешит быстро завянуть и бесследно пропасть.

А вот почему такой недобрый и злой человек?

— Чашечку для ягод я ему отдаю, — размышляет он,- хорошую весть сообщаю, много пространства в лесу не занимаю, скуплюсь даже на многолистье, а вот вырывают меня с корнем, топчут и мнут, хотя не заметить меня невозможно…

И, как бы, протестуя против такой несправедливости, лесной колокольчик исчезает.

Только иногда может встретиться на лесной поляне, да и то в одиночку.

Сиротеет…

Скажете, не беда?! Еще какая! Опять мы лишаемся чудесного творения природы, при виде которого учащенно бьется участливое сердце, в душе воцаряется блаженство и умиление, и мир становится трепетным и благоговейным.

Демченко Cветлана Андреевна