1.

Если  человек берет в руки рюкзак, отправляет туда плащ, фонарик, спички, горелку, банку тушенки, облегчённые котелок и миску, а потом  водружает сей скарб себе на плечи, значит, его ждут горы. Они величаво возвышаются туманными вершинами над сизыми облаками и молчаливо зовут. Зовут горы красотами столь суровыми, что увидеть их дано только тем немногим, чьи сердца звучат в унисон с этим беззвучным призывом природы. Как старый мудрый лекарь природа помогает одним разогнать застоявшуюся кровь, другим — заштопать душевные раны, а третьим, наоборот, осознать, сколь непомерно высокую цену они платят за свои маленькие победы.

Илья услышал зов гор на  пятый день своего честно заслуженного отдыха. Тут нужно сказать, что горы позвали его не вовремя. В списке запланированного отдыха стоял всего один пункт под названием «море», и не согласиться с этим было сложно, ибо чего хочет женщина, того хочет Бог.

Новая недавно случившаяся любовь Ильи — Настенька — хотела моря. Говорят, молодость – это недостаток, который быстро проходит, а Настенька, вчерашняя выпускница вуза и сегодняшний специалист, указанного недостатка растратить еще не успела, — о чем Илья нисколько не жалел. Молодое тело красавицы быстро напиталось солнцем, и через  несколько  дней Настеньку трудно было  отличить от загорелых жителей города, берега которого омывает ласковое море.  Илья любовался  этим манящим отливом кожи, но внезапно налетевший легкий ветерок сообщил ему, что горы снова ждут.

Необходимо отметить, что Илья ещё с ранней  юности страдал болезнью, редко поддающейся излечению. Болезнь протекала тяжело, с частыми и продолжительными обострениями, а называлась она «идеализмом». Рецидивы наступали в абсолютном большинстве некстати и, как правило, на пороге создания семейной жизни, отчего она, семейная жизнь, откладывалась на необозримое будущее.

Вот и сейчас, Настенька вся лучилась солнцем и  красотой, а Илья  рассказывал ей о красотах далеких и  даже эфемерных.

— И вот мы увидели парящего в небе орла, — вещал Илья голосом пророка, — он не летел, он именно парил, так крылья расставил и  парил, а потом внезапно, ка-а-к сорвется вниз. Не знаю, кого уж там он поймал, но мы все опешили. Орел охотился  в десятке метров от нас. Это была настоящая охота!

— Да, вот бы это увидеть, — протянула Настенька.

 Илья с наслаждением потер руки.

— Ну, думаю, это можно устроить, — и загадочно улыбнулся.

Недостатком молодости Илья не болел, поэтому оформил свою тягу к горам в лучшем виде – в виде желания своей девушки, а чего хочет женщина…

Чего хочет женщина с разницей в возрасте почти в десять лет, Илья не знал и допытываться было некогда. Он уже обзванивал друзей и просто соратников по духу, тех, кто, как и он, умел видеть красоту гор и слышать застывшую тишину.

2.

Народ подтягивался неспешно.

Петька, старый школьный друг, пришел один. Был он угрюм и молчалив, оно и понятно: только  что  развёлся  с  женой. Он поставил свой плотно набитый рюкзак на раскаленный асфальт и присел. Илья оглядел тугой рюкзак однокашника, но не сделал даже шага к его поклаже. Петька шел в горы лечить душу.

Ольга, такая же серьезная, словно продолжает учиться в институте и по-прежнему помогает Илье на экзаменах, все же подмигнула ему, глядя на Настю и тихонечко сказала:

— Чудо, как хороша, — потом помолчала и добавила, — но все же зря.

— Может и нет, — попытался защититься Илья. – Меня горы позвали.

— Горы позвали, горы  и покажут.

Илья и сам знал, что горы покажут то, чего не видно на берегу. К Ольгиному рюкзаку он также не притронулся. Она была воробьем стреляным и шла в горы подальше от этой самой стрельбы. Просто так, послушать  тишину.

Зато остальным —  Косте, Мише и Егору – досталось  основательно. Их рюкзаки Илья беспощадно перетряс как таможенник на границе  с  врагом. Просто такой закон:  ведущий отвечает за организацию похода. Лишний вес ни к чему. Из рюкзаков было  изъято всё  лишнее. Неопытные туристы молча терпели обиду и ждали.

И вот их ожидание вознаграждено. Начинается подъем.

Комфортабельная кабина подъемника заглатывает их и несет вверх навстречу диким орлам и туманным вершинам. Туристы смеются. Им весело, потому что есть пока силы на смех, но скоро они истощатся, — и тогда горы покажут, кто есть кто.

3.

Сверху сотни тонн нависающего снега, готовые  в любую минуту превратиться в лавину. Внизу головокружительный обрыв, у которого не видно дна. Посередине люди. Они идут по лезвию, которое может перерезать их линии жизни в считанные  минуты.

Смеркается. Моросит. Близится  темная, холодная и сырая ночь. Туристы вынуждены надеть налобные фонари, но они помогают  плохо. Смеха уже не слышно, ничего не слышно, потому что у страха нет ушей, одни только огромные глаза.

Глаза Ольги с трудом  различают  следы от Настенькиных сапог, ведь нужно попасть след в след, и она упорно вглядывается в землю. Настя идет молча, не сбиваясь с шага и не жалуясь, чем заслуживает уважительное одобрение Ольги.

Остриё лезвия заканчивается неожиданно, и довольный Илья жестом хозяина указывает:

— Сторожка.

Сторожкой он называет хибару, стоящую на деревянных ножках, чтобы ее не смыло во время таяния ледников. Она стоит  в самом начале долины и сторожит ее вход. Вход в саму сторожку, к изумлению Ильи, закрыт: внутри люди. Десятки ледяных ручейков, извивающихся под ногами, не оставляют Илье выбора, и он заносит  кулак над дверью:

— Откройте!

Спустя несколько  минут они пьют горячий чай, жуют сухари и благодарят Бога  и людей, впустивших их в домик, за приют. Догорает теплая горелка, чавкают от удовольствия обветренные губы и сладко слипаются от усталости глаза.

— Вы отогрелись? — ласково спрашивает белокурая красавица и, получив удовлетворительный кивок Ильи,  продолжает: Я Инна —  сотрудник заповедника.  Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

«Какие еще документы в горах?» — сонно шевелятся извилины в мозгу Ильи, но он все же достает из кармана паспорт.

— Другие документы, — выразительно говорит белокурая Инна. – Пропуск в заповедник.

 Пропуска в заповедник у них  не было.  Илья мог бы винить в этом медлительность туристов, неспешно собирающихся к месту встречи; автобус, застрявший на дороге в пробках. Но факт оставался фактом: когда компания добралась до заветной кассы, то на ее двери уже висел замок.

Илья был не из тех, кого может остановить замок на двери.  Он по  своему  опыту  знал, что встреча с егерем в горах случалась крайне редко и, если это  происходило, то одичавший егерь больше болтал, чем  что-то  требовал. Вопрос о пропуске как правило не поднимался. Воспользовавшись этим доводом, Илья погрузил компанию в подъемник и повез вверх навстречу  предвкушаемым  восхитительным  впечатлениям. А тут – здрасьте  вам — сотрудник заповедника.

— Понимаете, тут такое дело, — тянет Илья и начинает свой рассказ про городские пробки, замедляющие пульс жизни приморского курорта.

Инна понимает. Она внимательно слушает и качает головой.

— Дело в том, что касса со  вчерашнего дня закрыта на две недели. В заповеднике начинается учет парнокопытных. Завтра мы идем в долину для переписи, вам туда нельзя.

Такого поворота Илья никак не ожидал. Тихо стучит дождь по крыше, и великодушная  Инна  разрешает им переночевать.

— Но завтра вы должны рано утром уйти, чтобы не встретиться с егерем. Он будет к восьми.

— Хорошо, — соглашается Илья.

Туристы больше не смеются: они устали и им очень хочется спать.

4.

— Суки, дверь откройте! — сторожка сотряслась от грохота, издаваемого мощными кулаками. – Хозяин пришел.

Сонная Ольга украдкой взглянула на часы: они спали ровно час.

— Наверное,  егерь, — сонно предположила Инна.

Егерь Саша, по прозвищу Бешеный, решил до утра не дожидаться. Он стоял по ту сторону двери, колотил в  неё  своими громадными кулачищами  и бесновался как дикий зверь.

Дверь пришлось открыть. Саша Бешеный ввалился в сторожку во всю ширь своего могучего торса, сверкнул глазищами и выпалил:

— Опаньки, кто тут у нас! – чуть присел и расставил руки, словно загнал в свою западню стадо баранов. По лицу Бешеного было разлито блаженство. В руке он держал ружье, точнее, в руках, потому что перебрасывал его как игрушку из руки в руку и периодически направлял дуло в лицо собеседнику, отчего  «собеседники»  жались к стене, потому что не знали, было ли ружье заряжено.

— Я  —  сотрудник заповедника, —  начала было Инна, но Бешеный перебил ее:

— Она, видите ли, сотрудник заповедника! — и обидно загоготал. – А я –  егерь, понятно тебе, е-ге-рь, — и он поднял указательный палец вверх.

— Я буду жаловаться Панькину, — прозвучал, казалось бы, весомый аргумент.

Но фамилия директора заповедника утонула в громком смехе егеря и никакого эффекта не возымела. Наоборот, Саша Бешеный разразился громкими матерными выражениями, где и в каком виде он видел этого самого директора, — отчего щеки женской части сторожки запылали алым цветом.

— Не при дамах! — раздался громкий голос Ильи, до этого момента тихо лежавшего под нарами за неимением свободной площади.

— Кто это сказал?! – взвыл Бешеный.

— Я сказал! — резко ответил Илья и встал во весь рост.

Странная это была картина. Егерь Саша Бешеный, словно вывалившийся из  книги  Джека  Лондона  герой Клондайка: коренастый, широкоплечий, с блестящими глазами по причине недавнего совместного времяпровождения с зеленым змием. И высокий, не менее плечистый, с затуманенным взглядом по причине праведного гнева Илья. В руке одного – ружье, в руке другого появился топор.

— А ты кто?! Документы?! — взревел Бешеный. – Ах, нет документов! В моем доме!

Егерь, подгоняемый дурным хмелем, все больше и больше бесновался. Он ощущал  себя  на коне, ведь все эти люди были под прицелом его  ружья. Он кричал и  смеялся, гоготал и визжал — и стены сотрясались от звуков, издаваемых луженой глоткой.  Ружье как поломанная стрелка компаса прыгало и меняло направление, чем и воспользовался Илья, вплотную подойдя к Бешеному.

— А ты что, смелый значит, да? А ну пошли, выйдем!

От этой фразы у Ольги быстро заколотилось сердце. Сколько раз со студенческой поры она была свидетелем таких «выходов».  Ольга прекрасно знала, что если кто и есть настоящий бешеный в этой халупе, так это выведенный из себя Илья, и она окончательно поняла, что на этот раз послушать тишину гор ей не удастся.

Двое переступили порог, но в темноте не растворились, так и остались стоять на деревянном крыльце.  Лязгая зубами и рыча, две особи мужского пола пытались перебодать друг друга рогами примитивных  выражений.

Стало понятно, что на  крыльце  лают, но  никто  не  решается  укусить. И Ольга облегченно выдохнула. Вдруг донёсшееся лошадиное фырчание известило о появлении нового персонажа. И физиономия  персонажа  вскоре  показалась в дверном проеме.

— Санек, отойди, — раздался незнакомый голос, — я хочу в домик на лошадке заскакать, — голос был сиплый и пьяный, отчего вероятность проникновения коня внутрь сторожки многократно повышалась.

— Уйди,  Колян,  я занят, — отмахнулся Бешеный.

— Санек, отойди, — настойчиво повторил Колян.

— А я сказал, ни одна лошадь без моего разрешения не въедет в мой дом! — взвыл Санёк, и Ольга как в замедленной съемке увидела огромный кулак, приближающийся к морде коня. «Бедная лошадка», — едва успела подумать она, как кулак опустился на морду.

«Бедная лошадка» громко  фыркнула и дернула головой от доставшейся  ей оплеухи.

Бешеный довольно разгоготался, настроение его  на глазах улучшалось.

5.

— Так девочки, собираем спальнички, — командовал Бешеный. — И на выход!

— Ладно – ладно, ну не выгоню же я вас в ночь? —  через минуту говорил он.

— Почему не собрали вещи?! – орал он еще через две минуты.

И так всю ночь. Дождь давно закончился, бледная луна  вышла из-за туч. Саша Бешеный  по-хозяйски расхаживал  не только  в сторожке, но и перед ней.

— Нет, ну такой красивой девчонки я давно не видел в горах, Колян, правду тебе говорю, — услышала Ольга разговор егерей и глазами пробежала по сторожке.

«Чудо как хороша» стояла в уголке и в задумчивости наматывала локон себе на палец.

«Нет, только не это», — в расстройстве подумала Ольга.

Совсем другого мнения придерживался  пролетавший мимо Купидон, молниеносно выпустивший  стрелу в сердце Бешеного. Купидон присел рядом с зеленым змием  и принялся наблюдать за развитием событий.

Тем временем стрела все глубже тонула в хмельном сердце, и сердце требовало подвигов. Не в характере Бешеного было откладывать подвиги на потом, поэтому он перешёл к ним сразу и безоговорочно.

— А ну-ка, девочки, пота-а-а-нцуем,  — произнес он и спустил курок на ружье. Громкий выстрел был ответом на молчаливый вопрос недоумевающей публики.

 Говорят, современный город оглушает, но разве может грохот огромного города сравниться с выстрелом одного единственного ружья?

Ольга оглохла, и только звон в ушах говорил ей о том, что звуки все же существуют. Зачем он стрелял?

Когда звуки вернулись в привычный мир, Колян уже стоял на пороге сторожки и, раскачиваясь из стороны в сторону, предложил:

— Девочки, а кто хочет со мной прокатиться на коне?

— Я, я хочу! — возбужденно вскрикнула «Чудо как хороша». – Я умею, я у бабушки в деревне ездила, — сообщила она.

— Куд-да, — зашипела на нее Ольга, — сидеть!

«Чудо как хороша» обмякла, но блеск в ее глазах засиял еще ярче и мог бы уже ослепить кого угодно, но только не Илью. Пока Илья примерял на свою избранницу домашние тапочки и халат,  избранница эта мечтала совсем не о домашнем интерьере. Ей хотелось романтики, хотелось скакать на коне, или кобыле, или кляче на худой конец, но чтобы непременно ветер развевал ее волосы на ветру и от наездника, держащего лошадь за уздцы, пахло виски. И  чтобы  она  при  этом  непременно  сделала  с  десяток  селфи.

6.

Ближе  к  утренней  зорьке  Морфей  выдрал  из  сердца  Бешеного  стрелу,  и  тот  упал  навзничь  и  крепко  уснул.

Наступившее утро принесло  вздохи облегчения у одних, разочарования у других, но и первые и вторые были рады окончанию этой бесконечной и  абсурдной  ночи.

Ольга тянула «Чудо как хороша» подальше от этого места. Та же уходить  не торопилась, вертела головой и призывала всех посмотреть на красоты дикой природы. Илья был молчалив, упрямо перебирал ногами и изредка все же посматривал по сторонам на красоты, так поразившие Настеньку. Настенька тянула время, чтобы продлить миг романтики, которым потом можно будет похвастаться перед подружками.

В конце концов, насмотревшись утренних туманных вершин и не увидев ни одного дикого орла,  Ольга повздорила с Ильей и  примкнула к тем, кто, как и она,  считал  поход безнадежно испорченным.

«Какая глупая девчонка», —  в мыслях наградила она «Чудо как хороша». О чем думал Илья, ей не было известно.

7.

Прошло несколько дней,  прежде чем  раздался звонок от Ильи.

—  Илья, — сказала мама и протянула Ольге  трубку.

 — Здравствуйте, Ольга, — услышала она в трубке  незнакомый голос. – Я — Саша, тот самый, который егерь… который из долины… я… это… хочу перед вами извиниться. Понимаете, я прошел через Чечню, у меня проблемы с алкоголем, я не хотел… простите… простите, ради Бога! – выпалил он.

Ольга  молчала.

— Я больше не буду,  — и совсем не логично добавил, — приезжайте, я устрою вам рыбалку… настоящую. Я пить не буду.

Ольга слушала сиплый голос человека, несколько суток назад изводившего ее компанию своим хамством, услышала в нем раскаяние и страх, и сказала свое «Прощаю».

Положив трубку, стреляный воробей Ольга взглянула на своих спящих сыновей, любящих  поиграть в войнушку тупыми палками  в песочнице, и подумала: «Ну, Чечня, так Чечня».

Тут нужно сказать, что не все молодые женщины хотят успеть до брака покататься по горам на одном коне с пьяным наездником, но мужчины в своем абсолютном большинстве, даже не подверженные тяжелому недугу «идеализма»,  всегда  хотят  одного и того же:  сатисфакции за нанесенные им оскорбления.

Илье было суждено увидеть директора заповедника Панькина по причине праведного гнева и привычки открывать замки, даже не имея ключа к ним. В  результате,  один звонок оскорблённого директора  —  и егерь уже сидел в седле. Спустя еще секунду,  он уже мчался вниз к начальству на ковер. Сердце егеря бешено билось, как и всегда, когда он спускался  с гор  в  мир людей, которые не знали войны.

Валерий Румянцев