27 января 2019 года, в наступивший Год театра, в Московском молодёжном театре п/р В. Спесивцева вновь расцвёл «Вишнёвый сад». Говоря о народном артисте, профессоре, педагоге, режиссёре В. Спесивцеве, сразу приходит на ум одна важная мысль: у него всегда было и остаётся правило – идти в ногу со временем, подмечая значимые явления в общественной жизни. Вячеслав Семёнович вновь сумел найти необычный подход к постановке, всем очень хорошо известной классической пьесы. Но что ещё интереснее, он не жалел переделывать свою работу (большой труд исканий и воплощений), коль скоро спектакль мог стать более актуальным, преследуя цель – художественно изобразить картину изменяющегося мира. А такое доступно только большому художнику. 

Премьера спектакля «Вишнёвый сад» по пьесе А.П. Чехова состоялась в Московском экспериментальном театре п/р Вячеслава Спесивцева более 10 лет назад. Но за эти годы  спектакль не стал музейным зрелищем, он живёт, он меняется, не сам, конечно, по воле режиссёра. «Вишнёвый сад» всегда в духе времени! И сегодня это уже совершено иная постановка: о других людях и других событиях, точнее о другом взгляде на те события и тех людей. За десяток лет спектакль претерпел несколько трактовок. И если сравнить первый вариант и последний, получатся два кардинально противоположных спектакля.

Народный артист России, профессор, педагог, режиссёр Вячеслав Спесивцев

Главная социальная тема: «Вся Россия – вишнёвый сад!», которой режиссёр уделил огромное значение, и она как бы вынесена на авансцену, – осталась, но зазвучала по-новому, злее и безнадёжнее. И к тому же стала довлеть над прочими действенными линиями произведения.

В первоначальной версии спектакль задумывался как гимн любви, молодости, надежде на возрождение. Лейтмотивом постановки была мелодия вальса. Каждое действие заканчивалось этой музыкой. Герои драмы существовали в ритме вальса, пели, танцевали, ухаживали друг за другом, забавно флиртовали, веселились, смеялись, играли на музыкальных инструментах: Дуняша на фортепианах, Фирс на флейте, Яша на саксофоне, Раневская на губной гармошке. Все были молоды душой и влюблены друг в друга. На сцене проходило бесконечное пересечение любовных историй. Режиссёром подстраивались детали, рисовались любовные пары и треугольники: Яша – Епиходов – Дуняша; Шарлотта – Семионов-Пищик; Петя – Аня; Варя – Лопахин – Раневская.

Но Раневская в этом смысле была царица бала, в неё все были влюблены, даже Фирс благоговел перед своей хозяйкой, приехавшей из Парижа, даже Яша пытался заигрывать с Любовью Андреевной, даже Лопахин хранил свою любовь к Раневской с юношеских лет, с той поры, когда она своей рукой отёрла кровь с его разбитого лица. Любовь – мотивирует поведение Лопахина и заставляет искать выход, как уберечь Раневскую от разорения, и что делать с Вишнёвым садом.

Сам Вишнёвый сад «молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули его». Монолог Раневской звучал апофеозом жизни, надежды. Раневская в этой постановке трактовалась главным, основным действующим лицом. Эта история рассказывалась о ней. Актрисе-Раневской ставилась задача быть весёлой, эксцентричной «до безумия» и всё время хохотать, пряча за смехом слёзы, что делало Любовь Андреевну немного чуднόй. Такова была характерная черта Раневской. Её брат Гаев тоже выглядел чудаковато: говорил большей частью о возвышенных вещах, и голос его постоянно срывался на высоких нотах. Это была его характерность. Они с сестрой оба казались чудные, оба должны были выглядеть странно, как люди из другого мира – из дворянского прошлого.

Дополняла замысел режиссёра подробная декорация. Усадебный дом: высокие стены, отделанные тканевыми обоям; большие окна, за которыми протекала жизнь. Мизансцены на заднем плане строились так, что легко различались из зрительного зала. Сквозь эти окна  просматривался в перспективе и пышно-цветущий Вишнёвый сад. За этими окнами появлялись и призраки прошлого, возникали перед героями и, пройдя вдоль окон, быстро исчезали. Основой обстановки внутри дома служил старый «многоуважаемый шкаф» столетней давности. Вокруг него строились важные смысловые мизансцены. С его помощью показывались фокусы Шарлоттой Ивановной, шутливо решались человеческие взаимоотношения, разрешались серьёзные финансовые и социальные вопросы, ставящие действующих лиц в тупик. Шкаф часто оказывался в центре внимания героев.

На фото: Епиходов и Дуняша (первоначальный вариант)

Спектакль был очень густонаселённый, жизнь в нём била ключом: какие-то бесконечные гости, какие-то слуги, кто-то куда-то вышел, кто-то откуда-то забежал, кто-то на кого-то наткнулся, – шум, суматоха, внешняя жизнь персонажей протекала очень активно. Даже звук лопнувшей струны, как предвестие рока, застаёт всех во время вальса. Но танец, хоть и прервался на мгновение, быстро продолжился! Тем ярче на этом суетном, шумливом фоне очерчивались минуты тишины, когда происходил очередной надлом в судьбе героев.

Но самое главное, – хотя в итоге и не сложилось ни одной крепкой любовной пары, Вишнёвый сад и имение проданы, а Раневская вновь уезжает за границу, – всё равно оставалось чувство светлой надежды на будущее, не исчезало чувство жизнеутверждающего начала: Вишнёвый сад – вся наша Россия возродится, станет счастливой, а любовь всегда будет движущей силой, заставляющей людей совершать разумные и неразумные поступки, ошибаться и искать. С этими мыслями персонажи и ускользали со сцены под звуки финального вальса, уступая место тем, кто может сделать жизнь лучше.

Ныне, в новой постановке, спектакль не имеет той лёгкости, беззаботности и головокружительного ритма вальса. Его сменили романсы и народные песни, которые звучат тяжеловеснее и трагичнее. Старинная русская песня «Вечерний звон» заставляет задуматься о трудной, запутанной, трагической судьбе России. О её туманном и неясном будущем, о жестоком крепостном прошлом. Образ «Вся Россия – наш сад» рисуется мрачными красками. И «человеческие существа, глядящие с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола», – метафора из монолога Пети Трофимова, – напоминают о загубленных былых жизнях.

Петя Трофимов и Лопахин, которые ведут линию социальной темы, очевидно, больше всего теперь интересуют режиссёра Вячеслава Спесивцева. Их диалогам, их спорам уделено пристальное внимание постановщика.

Полностью поменялся композиционный и образный строй спектакля. Теперь это история не о Раневской, а о Лопахине, теперь он становится главным действующим лицом. Но и Лопахин ныне изменился. Это уже не тот друг семьи, не тот разбогатевший мужик, влюблённый в Раневскую. Это новый утвердившийся хозяин жизни, злой, циничный, жестокий и мстительный. Он не простит своего бывшего прозябания. Он сотрёт всю память о прошлой жизни, он уничтожит всё прекрасное, что в ней было. Он вырубит этот Вишнёвый сад, чтобы никому не было повадно его восхвалять. Цель Лопахина – только деньги, одна нажива, всё ради этого. И если уничтожение такой ценности, как Вишнёвый сад, принесёт немалый барыш, он вырубит его на корню. В мире Лопахиных нет места красоте, это мир пошлости и денег. Там преследуется одна идея – стать хозяином положения и получить власть. Исполнитель роли Лопахина (Семён Спесивцев) так убедительно произносит свой финальный монолог, в нём столько ненависти и мщения, обращённых к бывшим властителям жизни, что, думая о сегодняшнем дне, с ужасом понимаешь: если так пойдёт дальше, Россия превратится в пустошь. Лопахин одна из интереснейших актёрских работ спектакля: в нём детальная проработанность образа, как бы разложенная до мельчайших частиц, и в то же время, его цельность; непрерывность внутренней линии, ясность задач.

Вишнёвый сад этой постановки – мёртвый сад. В нём нет жизни. Он уже давно погиб, стал призрачным, пустым, холодным, и его не воскресить. Монолог Раневской о саде, полном молодости и счастья, производит впечатление обратное: понимаешь, что в это никто не верит, и сама Раневская тоже, как бы ни пыталась себя убедить. Нет никакой надежды на возрождение, лишь обречённость. Раневская больше не эксцентрична, она не смеётся и не говорит о любви. Она больше плачет, и это плач по её жизни, у которой нет будущего.

Сцена бала перед продажей Вишнёвого сада заменена символическим туром вальса брата и сестры, детей дворянской усадьбы, по пустому призрачному дому. Любовь Андреевна кружится в танце с Гаевым, акапельно напевая: «Динь-динь- динь, колокольчик звенит. Этот звон, этот звон о любви говорит». Песня, звучащая в тишине, больше похожа на крик души Раневской, на глас вопиющего в пустыне: «Куда мчаться Раневской на своей тройке с колокольчиком против надвигающегося поезда проложенной железной дороги?! Против поезда прогресса и нового общественного уклада?»

В этой постановке все персонажи говорят немного и не радуются жизни, как прежде. Все они как бы живут активной внутренней жизнью, а внешняя практически сведена к нулю. Порою, они сидят рядом, думая о своём и не слыша других. Здесь нет больше красочно и подробно простроенных историй любви. Акцент сместился в другую сторону. В сторону людей из прошлого, когда-то населявших эту усадьбу, при которых она процветала. Режиссёр рисует нам удивительную действенную картину и умело создаёт необычную атмосферу. Призрачный мёртвый сад, призрачный мёртвый дом, в котором почти не осталось живых людей. А по усадьбе бродят призраки прошлого: родители Раневской и Гаева, няня, муж Раневской, её сын, отец Лопахина, маленький Лопахин. С приездом Раневской, призраки стали активнее, они, словно проявляют интерес к продаже Вишнёвого сада. Им не безразлична его участь. Ведь это их дом, они здесь живут, их судьба зависит от исхода торгов. С исчезновением сада не станет и их, являющихся частью этого старого Вишнёвого сада, этого старого мира. Призраки настойчиво приходят, они все хотят знать, что с ними будет. Они чаще и дольше теперь остаются среди живых людей, присутствуют при их разговорах и пытаются понять, что ждёт их впереди. Они иногда обнаруживают себя и становятся видимы для людей в минуты их сильных душевных волнений, подступивших терзающих воспоминаний. Иногда герои прошлого незримы, но всегда безгласны.

Звук лопнувшей струны – страшный призрачный звук, так испугавший Раневскую, – по версии режиссёра В. Спесивцева – это грохот от упавшего таза, который выронила из рук няня (вернее призрак няни), взволнованная судьбой сада, в один из напряжённых моментов жаркого спора между живыми людьми о будущности, о судьбах мира. Этот звук, словно вносит дисгармонию в порядок, по которому доселе протекала жизнь. Ставит точку. Разделяет прошлое и настоящее. Рвётся связь времён и поколений, предвещая чью-то гибель, оборвалась нить, лопнула струна.

Интересно отметить, что призраков играют те же актёры, что и живых персонажей. Аня в όбразах прошлого – мать Раневской и Гаева. Варя становится няней. Яша – отцом Лопахина. Епиходов – мужем Раневской. Симеонов-Пищик – отцом Раневской и Гаева. Актёры в качестве живых персонажей присутствуют на сцене очень мало, они выходят в основном для того, чтобы лишь сказать какие-то ключевые смысловые фразы, толкающие действие дальше, соединяющие части спектакля (точно винтики поезда), а затем, вновь переодевшись, становятся призраками. Встретив в начале спектакля Раневскую из Парижа (выстроившись с чемоданами цепью в образе всё того же поезда), они постепенно все расходятся и возвращаются на сцену негласными призрачными героями. Усадьба пустеет на наших глазах. Создавая атмосферу «приближающегося конца».

Действующих живых персонажей можно пересчитать по пальцам, но и они тоже большей частью хранят молчание. А Гаев и Раневская оказываются, будто между миром живых и миром мёртвых. Всеобщая немногословность, пожалуй, особенность данной постановки, подчёркивающая диалоги двух персонажей, на которых сосредоточен взгляд режиссёра.

Усадьба — вишнёвый сад за окном (первоначальный вариант)

На фоне призрачного сада и призрачного дома разворачивается остросоциальная борьба-дискуссия между социалистом Петей Трофимовым и разбогатевшим собственником Ермолаем Лопахиным.

В данной концепции трансформировалась и декорация. Она стала условной, символической. Главная часть декорации – белый полог – это и призрачный сад, и граница между мирами, на которой возникают тени прошлого, вырастая и уменьшаясь. Из этого царства теней  появляются и сами призраки. Если раньше окна открывали перспективу сада, то теперь нет никакой перспективы. Всё, что открывает полог, – призрачные тени.

Столетний шкаф в доме тоже стал символическим. Он складывается, как пирамида, из деревянных ящиков-чемоданов. С ними актёры в самом начале спектакля заходят на сцену друг за другом. В их руках они преобразуются в вагоны состава поезда, прибывающего на перрон. По ходу действия эти чемоданы, образно говоря, становятся фундаментом дома, корнями сада, – опорой старой жизни. На них становятся артисты, «вырастая» в Вишнёвый сад. Между ними бродит Фирс, как между вишнёвыми деревьями. В конце спектакля они вновь становятся чемоданами и после символической крышей дома, с которой прыгают герои «на удачу», чтобы дойти до своей мечты и увидеть лучшую жизнь.

Актёрский ансамбль подобран очень искусно: и женский состав, и мужской. Актёрские работы талантливы и заслуживают внимания. Хочется отметить особенно двух исполнителей, которые играют в этом спектакле со дня его первой репетиции. Это Алексей Иванюк (Гаев Леонид Андреевич) и Данила Дзыгар (Яша). За десять лет работы над ролью образ Гаева у А. Иванюка стал чрезвычайно пластическим, техническое владение голосом в характерности Гаева безупречно. Мягкие голосовые переходы с низких тонов на высокие и срывающиеся ноты звучат естественно и органично. Вообще весь образ Гаева органичен от начала до конца, от внешней формы до внутреннего содержания.

Такая же высокая степень актёрского исполнения и у Данилы Дзыгара. Хотя роль Яши претерпела некоторые изменения, но добавилась роль отца Лопахина (призрака). Этот переход от одного образа к другому удаётся

Д. Дзыгару мастерски. В этой работе много актёрского обаяния и куража. Запоминается эпизод, как отец Лопахина (призрак) ест яблоко. Как Яша ухлёстывает за Дуняшей. И многое другое.

Когда размышляешь о режиссёре этого спектакля, неизменно вспоминаешь одну важную деталь его творческого пути: актуальность и современность – первейший закон для В. Спесивцева, и потому он всегда современный режиссер. И если актуальность требует переделок и корректировок, то этому подчиняется всё. В этой актуальности есть очень важное качество – правдивость оценки происходящего. И вот новое тому подтверждение. Как только изменился мир, тут же произошла переоценка событий, происходящих в пьесе Вишневый сад, и поменялась режиссерская концепция одноименного спектакля. Режиссер держит, что называется, руку на пульсе, на пульсе общественных изменений и реагирует на них мгновенно. Ведь если события пьесы многое говорят нам о нашей жизни, они всегда найдут отклик у зрителя!

Светлана Волошина-Андрийчук,

член СТД России, член Союза писателей России,

член-корреспондент Петровской академии наук и искусств