Второе января две тысячи девятнадцатого года. Что обычно делает русский человек в это время? Кто-то ведёт детей на каток, чтобы покататься с горки, кто-то организует семейные походы на городскую ёлку, лыжную базу, устраивает новогодние фотосессии – всё это замечательно. Но есть, безусловно, и другое – люди просто напиваются спиртного. Осуждать Боже упаси, ведь в этот день, второго января, я и сам был с похмелья. Отчего выпил, сам не знаю, грешен…

Накануне звонил батюшка, мой друг Андрей Огородников, предложил съездить в тюрьму. Миновав Энергетик и Падун, выехали напрямую до центрального Братска. Батюшка молча перебирал чётки, молился про себя, молился и я. По трассе шёл человек, отец Андрей остановил машину, предложил путнику подвезти его. Тот сразу юркнул в машину. Стали расспрашивать: кто, откуда? Назвался Стёпкой, двадцать восемь лет было человеку, вот его речь:

– Родители постоянно живут на даче в Энергетике, я один у них, пропились мы на Новый год, вот иду в Илир.

 Мысли человека, покуда он жив, работают, подумалось, ведь до центрального Братска шагать больше тридцати километров, а до села Илир под сто пятьдесят наберётся. На улице мороз больше двадцати градусов, одет же Стёпка плохонько: рваная курточка, тоненькие штаны, а на ногах вообще не понятно, что, слабенько, словом, одет. Батюшке Андрею за шестьдесят лет, уж он-то повидал таких вот людей, и отец Андрей назидательно говорил:

 – Все деньги пропили, хоть бы на дорогу оставил. Сколько стоит до Илира билет на автобус?

 Степан был щупленького вида, и хоть минуло ему уже двадцать восемь лет, назвать его мужиком было нельзя, даже мужичонкой – и то с огромной натяжкой. Отвечал нам путник:

– До Илира четыреста рублей билет.

Батюшка в ответ:

 – Вот пьёте, так и пропадёте. Там в Илире работа у тебя есть?

 Человек, назвавшийся Стёпкой, отвечал:

 – Есть! Кому дров попилить, кому чего надо – нанимают, я кур держу, дом у меня там.

Трудно верилось, что держит Степан кур, ну да ладно. Спрашиваю:

 – А ведь ты бы замёрзнуть мог, идти- то тебе долго.

Батюшка поддерживает:

– Руки, ноги бы отморозил. Что же ты делаешь над собой? И вдруг отец Андрей говорит:

– Ты прости, что так разговариваю.

 Стёпка опешил, и это было видно по его взволнованной прерывистой речи:

 – Правильно вы меня ругаете, всё правильно.

 Я, наивный человек, спросил путника про семью. Батюшка же подметил:

– Да ты что, какая у него семья!..

Машина – она и есть машина, едет быстро, и мы въехали в центральный Братск. Остановились возле магазина, попросили Стёпку подождать нас. Благотворители вынесли батюшке большой торт для заключённых, а он им:

– Да вот переживаю, хватит ли одного на всех. Выходит, заведующая или хозяйка, распоряжается, чтобы дали второй торт, батюшка смущается, и это видно. Покупаем заварку, несём два большущих торта. Иду с батюшкой к выходу, вижу, Стёпку: он стоит рядышком с теплообдувом. Говорю отцу Андрею, что, мол, вот – не убежал. Батюшка же в ответ:

– Да куда он убежит?

Едем ближе к автостанции, отец Андрей протягивает Стёпке пирожные и двести рублей, я подал пятьдесят, потому как в прошлом году стал безработным. Мы спрашивали Степана, хочет ли он есть, тот отвечал, что не хочет, но мы отчётливо слышали, с каким аппетитом он ел пирожные. Батюшка в магазине говорил так:

 – И не знаешь нынче, какую еду купить в магазине, это хорошо, когда ты дома, можно скорую помощь вызвать, а ему-то в дороге каково? Купишь котлет, а какие они, прохватит парня в дороге.

И батюшка купил с полкило пирожных, посмотрев предварительно на сроки изготовления. Высадили Стёпку на автостанции, печально посмотрели на его удаляющуюся рваную куртку. Скорее всего, деньги Стёпка пропьёт, но об этом мы уже не узнаем. Батюшка же советовал ему взять билет докуда хватит, чтобы сократить путь до дому. Эх, Стёпка, Стёпка, что-то будет с тобой? Сколько таких вот по нашей стране гибнет от спиртного, замерзает, погибает от болезней. И, по сути, со времён Великого Достоевского ничего не изменилось, ничего. Батюшка вздыхает:

– Вот был бы настоятелем храма, сразу бы ему четыреста рублей дал. А теперь вот видишь – мне за шестьдесят, другого поставили. Зарплату платят, а она вся на бензин уходит, много ведь куда надо ездить. Многолетние миссионерские дела дорогого батюшки мне были известны, несколько храмов было возведено и его трудами. Чтобы как-то развеять грустные мысли, рассказываю батюшке, как однажды спасли мы замерзающего заводчанина. Он валялся в помойной яме. Жили мы тогда во времянках. Олег, муж двоюродной сестры, пошёл по нужде, услыхал мычание человека, испугавшись, прибежал ко мне во времянку. Вытащил я Витальку из ямы, едва живого, мертвецки пьяного, чифиром отпоил. Оказалось, выпили с мужиками на лодочной, и вот заблудился. Руки потом ему врачи спасали, и, к счастью, спасли. Теперь уже лет тридцать ручейниками торгует Виталий, по семь рублей за штуку. И вот ведь жизнь, не пойди Олег по нужде, замёрз бы мужик. Смотрю – Батюшка повеселел, и мы подъехали к тюрьме. Пропуск был оформлен только на батюшку, и мне пришлось ждать какое-то время, пока Лина Григорьевна оформит документы. И вот мы в большой комнате, батюшка готовится к молебну, разговаривает с зэками. Это была пересыльная тюрьма, потому в комнате сидели и женщины заключённые. Один из зэков, по имени Олег, меня узнал, протянул листы отпечатанного текста моего рассказа «Увидеть бы батю», который я подарил ему в прошлый раз. Попросил автограф, и это было очень приятно. Всякий раз перед молебном батюшка ведёт беседы, и я всякий раз жалею, что нельзя проносить диктофон. Обрывки фраз батюшки плавно ложатся мне в голову:

 – Человек не должен сидеть в тюрьме, ибо он создан по подобию Божию. Ну вот что с вами сделаешь, ежели в вас столько дурости, читайте Библию.

Из зала слышится несколько возгласов: «читаем». Разговаривает батюшка так, словно все сидящие в комнате – его родные дети, это трогает душу всерьёз, ведь среди присутствующих сидят и убийцы. Мне известно, что далеко не все священники посещают тюрьмы, на это надобно решиться. Главное тут – найти нужное слово, чтобы тебе поверили, это действительно крайне сложно. Батюшке же Андрею верят, кому-то надо исповедаться, кому-то причаститься, покреститься, кому-то просто поговорить по душам. После молебна, когда мы сидели в столовой и пили чай с тортами, одна молодая красивая девушка, осуждённая за убийство, спросила батюшку, как уйти от греха. Отец Андрей ответил так:

 – Возненавидь грех. Молись за того, кого убила, это обязательно надо сделать. И не жди, что сразу станет легче, помни – ты жива, значит, молись. У зэчки из глаз покатились слёзы. Я же чувствовал нутром, что это очищение ей необходимо. Подумалось и о том, что отец Андрей часто болеет, и это просто чудо для зэков, что он к ним продолжает приезжать. Я прочитал два рассказа, спел народную песню «Дымом потянуло», и вдруг один из сидящих спиною ко мне зэков повернулся и сказал:

 – А мы и хотели что-то народное послушать, недавно об этом говорили. Зэки и зэчки говорили нам с батюшкой спасибо. Когда мы уходили из корпуса, успели заметить, как охранники уже выстроили зэков лицом к стене и обыскивали…

Едем из тюрьмы, видим идущих по дороге двух людей, одетых в чёрное одеяние с капюшонами. Шли они, приклонившись. Батюшка спрашивает, подвезём, мол? Отвечаю, что выглядят подозрительно, может, наркоманы. Но батюшку разве напугаешь? Останавливает машину, и два путника живо прыгают к нам в машину. Это оказались Назим и Рустам, рабочие с лесопилки. Шли за продуктами в город. Идти до города довольно далеко, и Назим откровенно признавался нам, что так они экономят деньги. Шли же они в город, чтобы набрать продуктов на всю бригаду, состоящую из шестнадцати человек. По их словам, трудятся у них таджики, азербайджанцы, узбеки. Заработанные деньги отправляют на свою Родину. На их Родине им разрешается иметь четыре жены. Спрашиваю их, что, наверно, не у всех по четыре, прокормить-то трудно. Улыбается Назим, отвечает:

 – Конечно, не у всех, все по-разному живут. Рустам же молчал и улыбался, и с ярко выраженным удивлением смотрел на нас. Батюшка подвёз восточных друзей к автостанции, как они и просили, те же предлагали деньги батюшке. Отец Андрей в ответ:

 – Это грех.

Удивились Назим и Рустам, сказав нам ещё, что, набрав продуктов, обратно поедут на такси.

Прошло ещё совсем немного времени, и мы сидели в гостях у друзей: Юры Розовского и его жены Лиды. Они поведали нам, что для их попугая им подарили подружку, и теперь им вдвоём веселее. Затем Лида каждому из нас поставила в горшочках постного рассольника, ели с аппетитом, дорога есть дорога. Лида уже много лет занимается с детьми, пишет музыку, Юра –стихи. Получаются замечательные, добрейшие детские спектакли. Уже много лет дети выступают на большой городской сцене Братск-АРТа. И всегда зал им долго-долго аплодирует. Многие дети, которые выступали раньше, давно выросли, перестали заниматься, приходят новые, но всё это действо –истинное доброе дело. Сидим за столом, доедаем рассольник, разговариваем о жизни. Тепло и хорошо на душе от таких редких встреч.

И вот батюшка уже везёт меня в посёлок Гидростроитель. Седьмого января маме моей Анастасии Андреевне исполнилось восемьдесят лет. Накануне ночью мы отстояли с ней службу в нашем правобережном храме «Преображения Господня». Каждый раз, словно дитё малое, радуюсь изготовленному из снега вертепу, где в пещерке размещена замечательная картина о рождении Спасителя. Тут же в загоне – живые овечки. Это батюшка наш Георгий каждый год так делает. Дети шибко рады этому, а овечки, конечно же, блеют. Сена насыпано у них много, но люди всё одно подкармливают хлебом, зрелище это неизменно вызывает умиротворительную улыбку. Мамочка моя родилась на Рождество Христово, и каждый раз сильно постится, потом болеет, когда происходит разговление. Старикам делают всегда послабление поста, но мама моя упрямая. Мне всегда очень жалко, когда она заболевает. Да и мне эти дни нездоровилось. Сегодня десятого января взял книгу друга поэта Юры Розовского, вспомнил нашу недавнюю поездку с батюшкой. Дорогой Юрочка написал стихотворение о протоиерее Андрее Огородникове, нашем друге. Я же просто вставлю его в этот небольшой очерк:

В светёлке. Крючок лёг в петельку на ставнях,

Окно до утра затворив.

Мой добрый духовный наставник

Забылся, в преддверье зари.

Пока ещё с улицы в щёлки

Румянец её не проник.

Лишь тускло мерцает в светёлке

Лампады горящий «ночник».

Молитвенно замерли тени,

Боясь потревожить покой.

И к книге, раскрытой священник

Припал, как к подушке, щекой.

Он что-то шептал полусонно,

Лишь губы дрожали едва.

А Матери Божьей икона

Внимала негромким словам.

Сверчки и цикады, молчите,

Ещё не приспела пора.

Мой добрый духовный учитель

Пускай отдохнёт до утра.

Вот такие вот выдались эти десять дней Нового года…Держитесь, Сибиряки, вы – крепкий народ. Раньше в Сибирь гнали в кандалах ушкуйников, татей, коих казаки охраняли. Словом, не слабый народ осваивал наши места. Сейчас же – свет, благоустроенные дома, и в Сибири живут все кому не лень. Лишь бы не было войны, и был хлебушек. Наивные слова пишу, знаю. Только их, эти самые слова, часто повторяют старые люди, думается, и в самом деле очень важно всё это. Спаси, Господи!

Анатолий Казаков