Выйдя во двор многоквартирного дома, десятилетняя Снежана ликующе сообщила подругам-ровесницам:

– Наконец-то дед умер! После похорон я в его комнату перейду. Ужас как надоело в зале тесниться! С родителями и вреднючим младшим братом – так бы это отродье и придушила!

– Какая ты чёрствая! – упрекнула её одна из подруг. – Всё-таки он твой дед был, а ты радуешься.

– Ну дед, ну и что? – пожала плечами Снежана. – Да он целый год болел, всех замучил! То ему подай, это принеси. Вечно к молоку цеплялся, что его недогрели или перегрели. А ногти грибковые, жёлтые, крошатся – противно смотреть, аж тошнит. Воняло в спальне у него – рыбой, мочой, не поймёшь чем. Мать говорит, теперь, чтобы запахи убрать, все поверхности в комнате надо хлоркой отдраивать.

– Неужели и потолок тоже? – удивилась вторая подруга.

– Точно не знаю, – призналась Снежана. – Потолок, может, и нет. Вот диван стопудово выкидывать, он весь загажен. Ладно, это дело родителей, и хлорка тоже. А мое было, пока они ездили гроб заказывать, все дедовы книжки перетрясти. Он меж страниц деньги прятал, забыть мог.

– И как, нашла? – замерли девочки.

– Аж в трёх местах.

– Много?

– На золотые серёжки все равно не хватит.

– Ты родителям деньги не отдашь? – удивилась первая подруга.

– Зачем? Они же о них не знают. Сама пошикую!

– И нам пирожных купи, раз теперь богатенькая, – загорелись глаза у второй подруги.

– Я подумаю… – съехала со сладкой темы наследница.  И пошла считать: – У него ручка дорогая была, запонки крутые, часы вроде бы тоже. Ещё царский рубль серебряный есть. Если всё продать…  А вот мобил отстойный. Кому его впаришь? Разве совсем задёшево…

Счастливица, она всё развивала наследственную тему. И её вовсе не смущало, что покойный пока ещё даже не был положен в гроб.

Фёдор Ошевнев