В жизни каждый собирает

Для себя полезное:

Сундуки им набивает,

Стареньким не брезгует.

Кто плакаты, кто монеты,

Шпаги, ружья, книги,

Куклы, бусы, кастаньеты,

Маски и вериги…

автор: Нати Лаптева

А я, с внуком Тимохой, (прошу прощения — Тимофеем Александровичем!) коллекционируем малые города России. Не областные мегаполисы, а районные центры и даже станицы с хуторами. И сегодня наш путь лежит в «дальние страны». В уютный город, с красивым именем Тимашевск.

***

Внук стоит возле памятника пожилой женщине, с головой покрытой простым платочком. Пытается изобразить на лице серьёзный вид. Морщит лоб, супит брови. Получается плохо. Легонько дёргает меня за рукав.

— Дед. Она же ничего такого не сделала. В войне не участвовала, фашистов не громила! Подвигов не совершала! Так за что же памятник поставили?

Стоящая рядом не молодая женщина, в полинялом цветастом платке, смахнула слезу и обратилась ко мне:

— Позвольте. Отвечу. И не дожидаясь согласия продолжила.

— Я здешняя. Кубанская. Живу неподалёку. Меня, как и её Епистинией нарекли. А по батюшке Григорьевна. Частенько прихожу сюда. Поклониться солдатской матери.-Она указала на памятник. -А вы, полагаю, в музей? Так я с вами. Можно?

К моему удивлению Тимофей, молча, вложил ладошку в морщинистую руку женщины и кивнул, в знак согласия.

— У них, ведь, с мужем было, аж пятнадцать детей! Представляете! И каждому из них судьбинушка выпала, не приведи господь, никому. — Епистинья Григорьевна всхлипнула. — Первенец, Стеша померла от ожогов. Обварилась кипятком. Как не углядели, то мне неведомо. Мальчики-двойняшки, не выжили. Представились, едва на свет появились. Ведь в те годы, акромя бабки-повитухи. А с неё какая врачиха? Сыночек Гришаня прожил на свете пяток лет, да и помер от свинки. Это сейчас её, проклятущую, на раз, два лечат, а тогда… — Попутчица замолчала.

Но Тимофей высвободил руку, забежал вперёд и молвил.

— А остальные? Выросли, выжили?

— Я, конечно, и о них могу поведать, но мы уже пришли. —  Кивнула в сторону музея.- Поверь, там тебе по более моего расскажут. Это хорошо, что ты сызмальства интерес к их семье имеешь! Настоящим казаком растёшь! Любо!

***

Девушка-экскурсовод подвела стайку школьников к очередному экспонату. Наша троица тихонько присоединилась и слушала, затаив дыхание.

— Хутор, где проживала эта семья оказался на линии огня. Шла гражданская война. Рвались снаряды, повсюду были слышны взрывы гранат. Наконец наступило затишье. Мать отправила сына Александра на поиски разбежавшихся лошадей. Солдаты поймали паренька. Решили, что к ним в плен угодил разведчик красноармейцев. Привезли в станицу Роговскую. Там его, как сына активиста революционного комитета, опознал один из белогвардейцев. Подвергли пыткам. Требовали, чтобы показал место, где схоронились отец и другие сочувствующие новой власти. Парнишка никого не выдал и был убит.

Пятнадцать лет смерть не трогала эту дружную и весёлую семью. Но в 1933 году скончался её глава, бригадир колхоза. Солдат революции и хлебороб.

А ещё через пять лет мать оплакивала двоих. Отравилась угарным газом дочь. Пал смертью храбрых сын Фёдор. Младший лейтенант воевал с захватчиками на далёкой реке, с непонятным названием Халхин-Гол.

На отечественную войну мать проводила всех сыновей, кроме младшенького Сашки. (Названного в честь погибшего, в гражданскую, брата). Но и тот, тайком бегал в военкомат. Просился на фронт.

Его выпроваживали. «Ступай домой. Шестеро братьев служат. Для одной семьи достаточно! Ты и здесь сгодишься. Солдат кормить, кто-то должен. Будешь хлеб, как батя выращивать. Однако хлопец не унимался. И в конце концов, убедил военкома. Раз за разом повторял, что мать ни сколечко не возражают.

Тимофей покусывал губы и тянул руку, словно на уроке.

—  Мальчик! Что-то хочешь спросить? — Девушка с удивлением смотрела на «внепланового» экскурсанта.

— Как же она, одна? В занятом фашистами хуторе? Её же расстрелять могли, запросто? Ведь стольких сыновей на войну отдала? Неужели не эвакуировали?

— Дочь, Варя, уехала в Среднюю Азию. Звала к себе мать. Но та отказалась.

Говорила: — «Туточки солдатиков, своих, дожидаться стану. А то, вернуться с фронтов, а хата, родимая пуста!»- Экскурсовод подвела слушателей к следующему стенду. С минуту помолчала.  Было видно, что ей трудно будет произнести слова, которые она сейчас обязана сказать.

— Сыновья писали часто. Не забывали. Поддерживали, как могли. Но потом…- На глазах девушки блеснули слезинки, но экскурсовод, подавив комок в горле, продолжила. — Полгода наш край был в оккупации. Какие уж тут письма.

Весной сорок третьего года почтальонша доставила Епистинии Федоровне запоздалые треугольнички, исписанные знакомым почерком сыновей.

Девушка взяла указку и показав на фотографию, продолжила.

— Сын Василий расстрелян немцами в 1943. Год спустя в хату Епистинии пришло письмо из соседнего Крыма. Незнакомая женщина писала, что воевала в партизанском отряде с её сыном. Она и сообщила. Пал, смертью храбрых, недалеко от города Николаева.

А это фотография Филиппа. Попал в плен в 1942 году. Принял смерть в победном, сорок пятом. Мать узнала об этом, пятнадцать лет спустя!

Иван пропал без вести в сорок первом. Минские товарищи установили, что он попал в плен, но бежал. Нашёл укрытие в белорусской деревеньке Великий Лес. Партизанил. Схвачен и расстрелян полицаями.

Илья погиб в начале лета сорок третьего года, во время ожесточённых боёв на Курской дуге.

Сын Павел. Пропал без вести. Где он погиб и захоронен точных сведений нет. В 1975 Министерство Обороны СССР прислало в наш музей документ. «Павел значится пропавшим без вести в 1941 году на Брянском фронте».

 Младший. Александр. Подорвал себя и окружавших фашистов последней гранатой. Удостоен звания Героя Советского Союза. Посмертно. Похоронен на берегу Днепра, недалеко от столицы Украины.

Внук, шмыгнул носом, и уже не поднимая руки выпалил:

— Неужели все? До единого?

Экскурсовод нежно погладила его по голове.

— Один вернулся. Николай. Был серьёзно ранен, в сорок четвёртом. Умер шестьдесят третьем из-за осложнения от полученных ран.

***

Вечер в Тимошевске бесподобный. Хочется упасть в траву, смотреть на небо и сочинять лирические стихи.

Мы с «Тимофеем Александровичем» медленно брели в сторону железнодорожной станции.

Вдруг внук, остановился и спросил:

— Дед! Ты же будешь писать о солдатской матери?

— Конечно. Обязательно. О ней все должны знать!

— Тогда, я попрошу. Фамилию не упоминай. Пусть ребята в инете пороются и ещё больше о Епистинии Федоровне узнают. А может и сюда захотят приехать. Цветы к памятнику положить.

— Договорились. — Я присел на корточки и посмотрел в глаза мальчишки.

— С меня рассказ-загадка, а с тебя доклад, для внеклассного чтения.

Внук по-военному, приложил ручку к виску, отдал честь. Развернулся на каблуке. Чётко исполнив строевую команду — «Кругом! Марш!»

Александр Ралот