Что происходит с миром, с людьми? Кто-то говорит, ничего особенного — не надо паниковать (таких немало). Другие, наоборот, призывают к активному сопротивлению обесчеловечиванию. Эти два лагеря уже не находят общего языка — их картины мира не просто разнятся, они противостоят друг другу. Это глубинное разделение, и хотя противостояние очевидно обеим сторонам, причины его трактуются слишком по-разному, договориться невозможно в принципе. Время разделения — от этого никуда не спрячешься.

Что можно и нужно сделать? Возможно, попробовать показать, сделать видимой, наглядной, очевидной ту самую порчу человечности, которую замечают одни и в упор не видят (не хотят? боятся? не могут?) другие. Дело заранее неблагодарное, т. к. лагерь невидящих не видит по каким-то «техническим» причинам (нет соответствующего органа восприятия), а значит невосприятие аргументов гарантировано. И всё же, я приведу несколько примеров, которые сами, без усилий с моей стороны, попали «в руки» и, скорее, чтобы нагляднее прорисовать ситуацию для видящих, наблюдающих её, а не чтобы убедить невидящих. Как говорится, «кто не понимает, тот пусть не понимает…».

Для начала рассказ одного из родителей о посещении театра с трёхлетней дочкой, который я нашла в блоге у Юнны Мориц. Приведу его полностью.

Кукольная жесть

Сегодня мы с женой повели нашу трёхлетнюю Марусю на кукольный спектакль «Три поросёнка». В детстве я смотрел эту англо-американскую историю в двух версиях. Первую — в кино. Это был знаменитый диснеевский фильм с песенным шлягером всех времён и народов «Нам не страшен серый волк».

Вторую версию, михалковскую, я увидел в ленинградском театре марионеток имени Деммени в кукольной интерпретации. На этом представлении мы, юные зрители, изо всех сил мешали волку совершить тройное убийство. Когда он спрашивал нас, куда побежали свиные дети, мы, не сговариваясь, дружно показывали противоположное направление.

Среди нас не было никого, кто бы помогал волку дуть на домики поросят, чтобы сломать их убежище. А уж на прямой вопрос волка в зал: «Вы хотите, чтобы я их съел?», мы истошно орали: «Нет!!! Уходи!!!»

Но это было в прошлом веке. А вот сегодняшние реалии. Практически все малолетние почитатели кукольного театрального искусства, пришедшие на этот спектакль, жаждали крови несчастных запуганных животных. Милые мальчики и девочки активно помогали волку в его кровожадном замысле. Дули вместе с хищником на поросячье жильё. Кричали: «Съешь их!» А на вопрос: «Куда побежали поросята?» — весь зал дружно вставал, показывая руками бестолковому любителю свежего мяса истинное направление побега трёх братьев.

Рядом со мной воспитанный мальчик, лет пяти, обращался к волку на «Вы»: «Ломайте дверь! Её можно ногами выбить! Сожрите их!» Бабушка юного садиста с улыбкой взирала на внучка. Глаза её, как пишут в сочинениях школьники, «лучились добротой». В зале царило устойчивое родительское умиление.

И лишь один папа еврейской наружности, недоумённо оглядывая неистовый зал, растерянно воскликнул: «Что вы делаете? Он же их хочет убить!»…

Александр Алексеев, 2015

Потрясающая иллюстрация деструктивных процессов в обществе — плоды т.с. Душевный мир наоборот… Комментировать не буду, и так всё очевидно — для видящих. Замечу лишь на полях, что у детей привычный алгоритм «помогать» — не отключён, работает, но направлен он в другую, противоположную сторону. Возможно, им пока просто всё равно (нет жалости к бедным поросятам), но даже такое безразличное участие в делах волка, который намерен убить поросят, разве безобидно? С духовной точки зрения…

Итак, в детях можно пронаблюдать новую душевность — не такую, как была, скажем, у большинства детей моего поколения или даже поколения моих детей. Из этих детей вырастут уже совсем другие, преображённые люди — наше будущее. И это будут новейшие русские (новыми русскими окрестили совсем другой феномен нашей истории, потому — новейшие), которые будут, возможно, не просто другими, но противоположно другими…

Почему так получается? Откуда это пришло? Родители виноваты?

У меня есть история про это, и я расскажу её, потому что она так же демонстрирует один из базовых поведенческих алгоритмов, которыми портится сегодня человечность.

Когда мы гуляем с собакой, всегда кормим птиц (у нас маленький, невероятно нежный чихуахуа, который нравится и детям, и взрослым с привычной душевностью). Возле нас стайкой нередко собираются дети, просят зёрен, чтобы тоже покормить птичек, погладить собаку. И вот однажды эту дружную возню заметила мать одного из мальчиков, которая исповедует совсем другие ценности. «Деревня!» презрительно бросила она — любить животных это «быть деревней» в её понимании, ибо надо любить «крутые тачки» и «бабки».

— Иди немедленно сюда! — крикнула она своему сыну лет пяти, тусившему возле нас в стайке мальчишек. Он был с велосипедом, потому, чтобы исполнить материнский приказ, он стал выводить велосипед таким образом, чтобы не потревожить кушающих голубей и воробьёв. Это возмутило его мать до глубины души. «Деревня!» — звучало наверное в её ушах по отношению к её собственному сыну, потому из груди вырвалось надрывное, почти рычащее: «Я тебе запрещаю объезжать голубей!». Она по сути требовала от мальчика ехать прямо на птиц, однако он не подчинился, не смог исполнить желание матери — к своему и её удивлению.

Мне интересна эта внутренняя борьба маленького человека за человека в себе. Я тогда спросила у него:

— Это твоя мама?

Он сказал:

— Нормальная! — больше себе, наверное, чем мне, но и мне тоже. Ему хотелось сохранить образ матери со знаком «плюс»,  для него это было важно.

Я никак её не оценивала, просто оцепенела. Ситуация была слишком не в её пользу, так что даже ей было понятно, что она проигрывает. Ребёнок явно был настроен иначе, в её шаблон не вместился. Но не зря говорят, что вода камень точит.

В другой раз этот ребёнок уже сторонился общения с птичками и собакой (мама поработала). Более того, наблюдая возню других детей, он попробовал всех отпугнуть, рассказывая, явно со слов матери, какую-то страшилку про злую собаку, которая всех покусала, с намёком, что все чужие собаки злые и нечего с ними возиться. Он немного завидовал товарищам, но уже был готов признать дураками их, а не себя.

Я на его выступление ответила кратким замечанием, что люди бывают злее собак. И что собаку, возможно, кто-то обидел, потому она стала злой (у них кстати есть своя собака, совершенно невменяемая, с подорванной психикой  — она для щенков, а не для общения; и кошка есть, которую кормят раз в три дня — мальчик об этом рассказывал до инцидента, хвастаясь). Поразительно, он сразу стушевался и заметно смутился. Поведение матери явно для него подпадало под эту характеристику, это читалось в его глазах. Детское сердечко было не готово встретиться с таким противопоставлением образа мамы, её реального поведения и совести.

Так мы и общались время от времени — одной двумя репликами. Он хотел как-то победить нашу «деревенскую» идилию, чтобы оправдать мать. В следующий раз он уже говорил что-то нечистое, злое (я, к сожалению, забыла что именно). Помню, что ответила репликой вроде: «Ты что, хочешь быть злым? Тебе нравится быть злым?». Этот лобовой вопрос его смутил, он снова был не готов. Но я допустила ошибку, надо было тут же ему сказать, что сделать такой выбор (быть злым) — это значит выбрать мир, в котором и по отношению к тебе самому можно быть злым, а не только по отношению к другим. Слишком поздно я это сообразила. А в следующий раз эта мысль может  его не испугать — он будет готов, доступ к сердцу перекроется… Утешаю себя тем, что всё-таки мы встречались на глубине сердца, а такие встречи оставляют на сердце зарубки. Быть может, мальчику повезёт встретить на жизненном пути ещё кого-нибудь, кто как и я поддержит в нём человечность, а не попытку вытравить её как что-то постыдное и дурное.

Кто-то скажет — особый случай… Нет, мать этого мальчика — обычная, общается постоянно с другими родителями и детьми. Она — не изгой общества, она типичный его представитель.

Худ. Шарлотта Кэрон

Типичны и множественные другие случаи, говорящие об утрате сердца многими современными людьми. Кормлю голубей, мимо проходит пожилой мужчина со словами: Что вы тут показухой занимаетесь! У него в голове нет представления о сострадании, зато алгоритм имитации доброго отношения присутствует.

Мимо проходит мама с девочкой, которая бросает камни в птиц, а потом норовит поднять огромный ком земли, чтобы придавить им побольше птиц сразу. На моё замечание, мама хищно рычит на меня, что нечего трогать чужих детей. Она — защищает своего ребёнка, алгоритм снова работает, но туда ли он направлен? От того ли она его защищает, от чего надо защищать? Почему нет понимания потребности защитить сердце ребёнка от зла?

А нашумевшая история о свекрови телеведущей, которой 82 года, и которую, во исполнение инструкции 65+, выкинули из автобуса, как беззащитную собачонку, и старухе, которая еле ходит, пришлось идти несколько км, чтобы вернуться домой… Тот, кто это сделал, скорее всего, даже не понял ЧТО сделал. Нечем! Частный случай, а не тенденция? Нет, именно тенденция. В обществе созданы условия, когда так поступать не просто можно, но необходимо, а потому удивляться бессмысленно. Пока ситуация требует от обычного человека такого алгоритма поведения, он так и будет действовать, обесчеловечиваясь всё больше.

Вспоминается гениальная мысль Мамардашвили: «Зла не существует без того, чтобы на него не была бы переключена страсть истины. Все исходят из некой истинной точки, — другое дело, как она трансформирована» («Психологическая топология пути»). И ещё одна мысль, его же: «Мы живы в той мере, в какой оживляем других». А значит и мертвы в той мере, в какой умерщвляем других. Решившийся убивать других, уже убил себя самого.

Жизнь стремительно побежала в такую сторону, что думаю только об одном: с ума сойдут все или есть шанс, что кто-то останется в здравом уме — человеком?

Мне кажется, что вполне применимы и понятны сейчас слова «В чём застану, в том и сужу»*. Мы движемся помалу  в тотальное сумасшествие, и никто не может точно сказать, на каком именно этапе произойдёт последний апдейт, который полностью переформатирует сознание — до неузнаваемости. Никто из нас не может быть уверен в себе, в своём здравомыслии до последнего, и на каком рубеже произойдёт самая последняя трансформация, перемещающая в античеловечность, это и будет мера нашей человечности для Суда.

Последняя черта — где она пройдёт? Как долго  человек-индивид, человек-личность может устоять в человечности под давлением социального антихриста? Грядущие испытания будут самыми страшными, самыми трудно преодолимыми в истории человечества. Страшно упасть слишком рано. Хотелось бы попозже.

Да и сходить с ума можно по-разному: как юродивые, оставаясь в Боге человеком, несмотря на выход из человека, или, как озверевшие демоноподобные убийцы, живущие антихристом в антихристе…

А рецепт хранения в себе человечности прост: храни её в другом! Тот, кто готов предать человека в другом, уже предал его в себе.

Как говорили многие мыслители, плёнка культуры на человеке очень тонкая. Содрать её — несложно, а что потом? Дикость, да. Но какая она? Дикий человек до человека и дикий человек после человека — не одно и то же…

Светлана Коппел-Ковтун

___________

* — Приведенные слова встречаются у святого мученика Иустина Философа в «Разговоре с Трифоном иудеем». Христос говорит: “В чем Я найду вас, в том и буду судить”». В Евангелии: «Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24: 42).