«Лесков самый русский из наших писателей. Время Лескова ещё придёт.

 Лесков – писатель будущего, и его жизнь в литературе

 глубоко поучительна».

Л.Н. Толстой

«Как художник слова Н. С. Лесков вполне достоин встать рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров.

Талант Лескова силою и красотой своей немногим уступает таланту любого из названных творцов священного писания о русской земле, а широтою охвата явлений жизни, глубиною понимания бытовых загадок её, тонким знанием великорусского языка он нередко превышает названных предшественников и соратников своих».

 Максим Горький

Литературная судьба Николая Семёновича Лескова, чьё 190-летие со дня рождения мы в этом году отмечаем, складывалась очень непросто. Причиной тому была его обособленность от каких-либо течений и движений, отсюда и «распря его с обществом»: Лескова не принимают ни «левые», ни «правые» – он чужд и народникам, и славянофилам, его на дух не принимают западники и революционеры. Лесков как бы «выпал из своего времени», оставаясь одиночкой, продолжая истово следовать своей вере – в праведную Россию – то, что должно было остаться в будущем. Лескову свойственен Гоголевский нравственный максимализм, способность говорить горькую правду о русском человеке, и при этом свято верить в него, надеясь на его прозрение, чистоту сердца и кротость духа. Как признавался сам Николай Семёнович, он верил больше в «хороших людей», чем в «хорошие порядки». Но начнём сначала…

Детские годы

Родился будущий писатель 16 февраля (по ст. ст.) 1831 года в селе Горохово Орловского уезда в семье Семёна Дмитриевича Лескова, выходца из духовной среды (дед и отец – священники – ред.), и был он, как говорил об отце Лесков, «большой, замечательный умник и дремучий семинарист». Оставив духовную стезю, Семён Дмитриевич поступил на службу в Орловскую уголовную палату, где дослужился до чинов, дававших право на потомственное дворянство.

Матушка Мария Петровна была дочерью обедневшего московского дворянина, выйдя замуж, подарила супругу трёх сыновей и двух дочерей.

Когда Николаю исполнилось 8 лет, отец, поссорившись с начальством и навлекши гнев губернатора, подал в отставку, и семья перебралась в село Панино, что недалеко от г. Кромы. Здесь, как вспоминал Лесков, началось его познание простого народа (рассказ «Юдоль» во многом биографичен – ред.).

Начальное образование Николай получил в Орловской губернской гимназии, но учился плохо: после 5 лет учёбы ему выдали свидетельство об окончании лишь двух классов. В чём причина?.. Вероятно, казёнщина, безнадзорность, отвращение к зубрёжке, которая тогда была обязательна, и темперамент «бунтаря», доставшегося ему от отца, тому объяснение…

Юность, возмужание, служба…

Трудовая деятельность Николая Лескова началась с шестнадцати лет, в 1847 году, когда удалось устроиться в Орловскую палату уголовного суда (не исключено, благодаря хлопотам отца) на должность канцелярского служителя. Всё складывалось, казалось, наилучшим образом, но в июле 1848 года от холеры скончался Семён Дмитриевич. Видимо, добрую память, которую он оставил, работая в Палате, вызвала искреннее сочувствие у его сослуживцев, поскольку уже в конце сентября Николай получает должность помощника столоначальника Орловской палаты. Прослужив год в этой должности, Лескову, по его просьбе, предоставляют двухмесячный отпуск, и он уезжает в Киев, где живёт его дядя (по матери) С.П. Алферьев.

В Орёл Лесков больше не вернулся: он подал прошение о переводе на службу в штат Киевской казённой палаты, и просьба его была удовлетворена, Усердно служа, молодой человек успешно продвигается по служебной лестнице, и в 1856 году был произведён в губернские секретари.

В Киеве Лесков время зря не терял – продолжил своё образование, которого явно ему недоставало – стал посещать лекции вольнослушателем в университете Святого Владимира. Там изучал языки, в т.ч., польский; серьёзно увлёкся иконописью, с увлечением принимая участие в деятельности студенческого религиозно-философского кружка, а также общаясь с паломниками, старообрядцами и сектантами. Большое влияние на мировоззрение Николая Лескова оказал один из преподавателей – известный экономист и государственный деятель Дмитрий Петрович Журавский, учёный секретарь и редактор статистического отделения Комиссии при университете, и горячий поборник отмены крепостного права.

…Из Киевской казённой палаты Лесков уволился в 1857 году и перешёл работать в торговый дом «Шкотт и Вилькенс», принадлежащей англичанину А.Я. Шкотту (Скотту), мужу его тётки (сестра матери – ред.). По делам фирмы Лескову приходилось очень много ездить, как он говорил, «странствовать по России», что давало ему познавать быт, язык, наречия разных регионов страны. Во время службы в компании он приобрёл огромный опыт и знания в различных областях промышленности и сельского хозяйства.

«Это самые лучшие годы моей жизни, – вспоминал Лесков, – когда я много видел и жил легко».

«Я думаю, что знаю русского человека в самую его глубь, и не ставлю себе этого ни в какую заслугу. Я не изучал народа по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе, на гостомельском выгоне с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного, под тёплым овчинным тулупом, да на замашной панинской толчее за кругами пыльных замашек…».

В тот период (до 1860 г.) семья Лесковых жила в селе Николо-Райском Городищенского уезда Пензенской губернии, а также в Пензе. Здесь Николай Лесков впервые взялся за перо, его «Очерки винокуренной промышленности» увидели свет в ж. «Отечественные записки», где автор Стебницкий (псевдоним Лескова – ред.) горячо доказывал, что винокурение мешает развитию сельского хозяйства губернии, «состояние которого безотрадно в настоящем и не может обещать ничего хорошего в будущем…».

…Вскоре торговый дом «Шкотт и Вилькенс» прекратил своё существование, и летом 1860 года Николай Семёнович вернулся в Киев, где занялся вплотную журналистикой и литературной деятельностью, а через полгода перебрался в Петербург.

Тернистый путь в литературу

Лесков печататься начал относительно поздно, на 26-м году жизни, и выступал вначале как журналист, писал очерки и статьи, благо, тем для них и ярких красок у него было в избытке. Сотрудничал он со многими периодическими изданиями: «Санкт-Петербургские ведомости» (газета), журналы – «Отечественные записки», «Русская речь», «Северная пчела» и др. Причём публиковаться он предпочитал под различными псевдонимами, которых у него было более двадцати. Однако это не спасало автора от «разборок», поскольку почти каждая его статья вызывала в обществе скандал с соответствующими выводами…

Так для киевской газеты «Современная медицина» Лесков, проведя расследование, подготовил несколько статей о полицейских врачах, где он обличал их в непрофессионализме и коррупции. Разразилась буря!.. Уличённые «профессионалы» очень грамотно организовали провокацию, в результате чего Лесков был обвинён во взяточничестве, и был вынужден оставить службу.

Подобная история повторилась и с другой публикацией. Лесков написал для ж. «Северная пчела», постоянным корреспондентом которой он стал после ухода из «Ведомостей», – «Статью о пожарах» (30 мая 1862 г.). В Питере загорелся Апраксин и Щукин двор, и сразу поползли слухи, что это – поджог! – а виновниками объявили поляков и студентов-революционеров. Общество было взбудоражено, и автор статьи потребовал от властей объяснений: либо подтвердить, либо опровергнуть слухи!.. Этот дерзкий вызов Лескова был воспринят «в штыки»: демократически настроенная часть общества расценила статью как донос. А критика действий административной власти, «чтобы присылаемые команды являлись на пожары для действенной помощи, а не для «стояния», – вызвал гнев императора. Прочитав на первой полосе этот «донос», Александр II начертал на публикации: «Не следовало пропускать, тем более, что это ложь».

Редакция «вздрогнула»: что делать?!.. Выход был единственный – «с глаз долой!..  – и автора статьи отправили в длительную командировку…

Николай Лесков объехал тогда все западные провинции России – Вильно, Гродно, Пинск, Львов, Прага, Краков и, наконец, Париж!..

Результатом этого вояжа явились серия очерков и писем в редакцию «Из одного дорожного дневника» и «Русское общество в Париже».

Вернувшись в Россию в 1863 году, Лесков заслужил право писать «передовые» на все, какие он посчитает нужными и полезными, темы – быта, этнографии, а критические статьи, направленные против «вульгарного материализма и нигилизма» получили высокую оценку на страницах «Современника».

Писательская карьера Лескова началась с повести «Житие одной бабы», которая при жизни писателя не переиздавалась, и лишь в 1924 г., уже в другой стране, вышла под заголовком «Амур в лопаточках» (крестьянский роман).

В следующем, после возвращения году, появился роман «Некуда», которым автор был недоволен: «Роман этот носит все знаки поспешности и неумелости моей», – признавался он в последствии.

В романе «Некуда» Лесков сатирически изобразил быт коммуны нигилистов, которой противопоставлялись трудолюбие русского народа и его христианские семейные ценности, что вызвало резкое неприятие радикалов. Кто только ни хулил его, ни угрожал расправой, а «ларчик» открывался просто: многие узнали себя в описываемых героях романа. Но у монеты, как известно, две стороны – именно этот первый роман на многие годы предопределил особое место Лескова в литературном сообществе, ему приписывали реакционные, антидемократические взгляды, прозрачно намекая, что роман написан «по заказу» Третьего отделения. «Это гнусное оклеветание», по словам писателя, испортило всю его творческую жизнь, лишив на долгие годы возможность печататься в популярных журналах. К счастью, судьба свела Лескова с Михаилом Никифоровичем Катковым, влиятельным человеком, публицистом, литературным критиком и издателем, редактором «Русского Вестника», у которого считали за честь публиковаться известные русские писатели, как С.А. Аксаков, И.А Гончаров, А.Н. Плещеев, А.А. Фет, Ф.И. Тютчев, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой и др.

Лесков опубликовал в «Русском Вестнике» повести «Запечатленный ангел», «Соборяне», а также – часть семейной хроники «Захудалый род» (1874 г.), где описывалось противодействие «истинного» христианства казённому, что привело писателя к конфликту с церковными и светскими властями, а также к охлаждению дружбы с Катковым, а посему «хронику» Лесков завершать не стал.

Обретение своего стиля

В те же годы (1864 – 1866) из-под пера Лескова вышли знаменитые «Леди Макбет Мценского уезда» и «Воительница», но современные критики их проигнорировали, хотя именно в этих повестях особенно ярко проявился своеобразный юмор Лескова и начал складываться его уникальный стиль, некая разновидность сказа, родоначальником которого – на ряду с Гоголем – его в последствии стали считать.

Пробовал Лесков себя и в драматургии. Его единственная драма «Расточитель» из жизни купечества даже была поставлена в Александровском театре, но поддержки критики не получила, более того, автора обвинили в «пессимизме и антиобщественных тенденциях».

Была ещё одна попытка обратиться к жанру романа, и в 1885 г. Лесков представил издателю «На ножах», где продолжал высмеивать нигилистов и поборников революции, которые, по убеждению автора, срастались с уголовниками. Шёл роман тяжело, Катков бесчисленное число раз требовал от Лескова переделок, исправлений, что отрицательно сказывалось на их отношениях. Свою «ложку дёгтя» внёс и Ф.М. Достоевский, который указал на запутанность авантюрного сюжета и на неправдоподобность описываемых событий. И только Максим Горький поддержал Лескова:

«…после этого романа «На ножах» литературное творчество Лескова сразу становится яркой живописью, или скорее, иконописью, – он начинает создавать для России иконостас её святых и праведников».

Роман был напечатан, но Лесков называл его «наихудшим своим произведением», и к этому жанру более не возвращался.

…Одним из самых ярких образов в галерее «праведников» стал герой «Сказа о тульском косом Левше и о стальной блохе». «Левша» подвергся сокрушительной критике с обеих сторон. Одни отмечали виртуозность воплощения «сказа», насыщенного игрой слов и оригинальными неологизмами (с сатирическим подтекстом); другие – многослойность повествования, где «рассказчик постоянно приводит одни взгляды, а автор склоняет читателя к совсем иным, часто противоположным».

На эти уколы Лесков отвечал:

«Если несколько лиц поддержали, что в моих рассказах действительно трудно различить между добром и злом, и что даже порою будто совсем не разберёшь, кто вредит делу, а кто ему помогает. Это относили к некоторому врождённому коварству моей натуры».

Но хулители не унимались: либералы и демократы (левые) обвинили Лескова в национализме; реакционеры (правые) указали на чрезмерно мрачное изображение жизни русского народа. И снова пришлось оправдываться: «Принизить русский народ или польстить ему, никак не входило в мои намерения».

Отдавая сказ в «Русский Вестник» (1881г.), Лесков вынужден был написать Предисловие:

«Я не могу сказать, где именно родилась первая заводка баснословия о стальной блохе, то есть завелась ли она в Туле, на Ижме или в Сестрорецке, но очевидно, она пошла из одного из этих мест. Во всяком случае, сказ о стальной блохе есть специально оружейничья легенда, и она выражает собою гордость русских мастеров ружейного дела. В ней изображается борьба наших мастеров с английскими мастерами, из которой вышли победоносно и англичан совершенно посрамили и унизили. Здесь же выясняется некоторая секретная причина военных неудач в Крыму. Я написал эту легенду в Сестрорецке по тамошнему сказу от старого оружейника, тульского выходца, переселившегося на Сестру-реку ещё в царствие Александра Первого».

Продолжая создавать, по выражению Горького, «иконостас», Лесков пишет «Запечатлённый ангел», где повествует о чуде, которое привело общину раскольников к единению с православием. В повести слышатся отзвуки древнерусских «хождений» и сказаний о чудотворных иконах, и в последствии была признана одним из лучших произведений писателя. Это был единственный случай, когда произведение не подвергалось редактуре «Русского Вестника, а критика его не жалила и не хулила.

В том же году Лесков написал повесть «Очарованный странник», лишённую единого сюжета, построенную на произвольном переплетении разрозненных сюжетных линий, не связанных между собой. Лесков полагал, что именно такой жанр должен в будущем заменить традиционный роман. Главный герой – Странник – напоминает Илью Муромца, олицетворяющего «физическую стройность русского народа среди выпадающих на его долю страданий». Несмотря на то, что здесь, по традиции, критиковалась бесчестность властей, повесть имела успех в обществе и даже при дворе.

Но опубликовать в «Вестнике» повесть не удалось, поскольку Лесков запретил её редактировать, за сим последовал полный разрыв с М.Н. Катковым, и ему пришлось печатать её частями в различных газетах. После этого трагического инцидента материальное положение Лескова серьёзно ухудшилось, тем более, что у него была новая семья, требующая значительных расходов. И в 1874 г. Лесков принимает предложение Министерства народного просвещения – стать членом Особого отдела Учёного комитета с окладом 1000 руб. в год. Отныне в его обязанность вменялось рецензирование книг, издававшихся для народа, на предмет, можно ли их отправлять в библиотеки и читальни.

Праведники

Галерею ярких положительных персонажей Лесков создавал на протяжении длительного времени (1776 – 1889 гг.), затем объединил их в сборнике «Праведники». Как отмечали критики, его праведников отличает «прямодушие, бесстрашие, обострённая совестливость, неспособность примириться со злом», однако, упрекали автора в том, что он слишком идеализирует героев. Лесков, отвечая на эти обвинения, говорил, что рассказы о «праведниках» носят более всего характер воспоминаний разных людей (знакомых, родственников), которым он посчитал необходимым придать историческую достоверность, вводя в сюжет описания реальных людей. К примеру, в редакцию газеты «Варшавский дневник» по этому поводу Лесков писал:

«В статьях вашей газеты сказано, что я большею частью описывал живые лица и передавал действительные истории. Кто бы ни был автор этих статей, он совершенно прав. У меня есть наблюдательность, и может быть, есть некоторая способность анализировать чувства и побуждения, но у меня мало фантазии. Я выдумываю тяжело и трудно, и потому всегда нуждался в живых лицах, которые могли меня заинтересовать своим духовным содержанием. Они мною овладевали, и я старался воплощать их в рассказах, в основе которых тоже весьма часто клал действительные события».

Согласно воспоминаниям сына писателя Андрея Лескова, отец считал, что, создавая циклы «о русских антиках», он исполняет гоголевское завещание из «Выбранных мест из переписки с друзьями» – «Возвеличь в торжественном гимне незаметного труженика».

В предисловии к первому из этих рассказов («Однодум», 1879 г.) Лесков объяснял их появление:

«Ужасно и невыносимо (…) видеть одну «дрянь» в русской душе, ставшую главным предметом новой литературы (…) пошёл искать праведных, (…) но куда я ни обращался (…) все отвечали мне в том роде, что праведных людей не видывали, потому что все люди грешные, а так, кое-каких хороших людей и тот, и другой знавали. Я и стал это записывать».

В 1880-х годах Лесков создал серию произведений о праведниках раннего христианства; действие происходит в Египте, странах Ближнего Востока. Сюжеты заимствованы из сборника жития святых и назидательных рассказов, составленных в Византии в Х-ХI веках. И работой этой Лесков очень гордился, ибо она была переведена на немецкий язык.

В эти же годы Лесков создаёт цикл рассказов для детей, публикуя их в журналах «Игрушечка» и «Задушевное слово»: «Пугало», «Зверь», «Привидение в Инженерном замке», «Неразменный рубль» «Томление духа», где автор излагает свою концепцию детства. Для Лескова, как для Толстого и других писателей, это особая и счастливая пора в жизни человека, имеющая определяющее значение для его дальнейшей судьбы.

Детский мир в произведениях Лескова — это мир светлый, несмотря на всю жестокость жизни, и даже торжество в ней несправедливости, как в рассказе «Томленье духа». Если у Достоевского преобладают мрачные краски, трагическая тональность, то у Лескова, который тоже не избегает изображения детских страданий, всё-таки чаще дети погружены в волшебный, почти сказочный мир природы, деревенской жизни. И не случайно святочный рассказ преобладает среди детских произведений Лескова. Мир святочного рассказа с его таинственностью, чудесами, загадками и страхами очень близок поэтическому миру детства, особенно деревенского детства.

Лесков убеждён, что обстановка детства, дом, семья формируют будущего человека, а свойственная детям устремлённость к добру, если она поддержана взрослыми, как в «Неразменном рубле», или благоприятными обстоятельствами, живым примером, как в «Звере», «Пугале», «Томление духа», останется навсегда главным качеством личности.

Взаимоотношения с Церковью

В пору своей зрелости (1880 – 1890) в творчестве писателя усилилась сатирическо-обличительная линия, где наряду с чиновниками и офицерством в числе его отрицательных персонажей начали появляться и священнослужители. И отношение к Церкви у Лескова разительно изменилось.

В одном из писем своей знакомой, говоря о «Соборянах», Лесков признавался:

«Теперь я не стал бы писать, но я охотно написал бы «Записки расстриги» (…) Клятвы разрешать; ножи благословлять; отъём через силу освящать; браки разводить; детей закрепощать; выдавать тайны; держать языческий обычай пожирания тела и крови; прощать обиды, сделанные другому; оказывать протекции у Создателя или проклинать и делать ещё тысячи пошлостей и подлостей, фальсифицируя все заповеди и просьбы «повешенного на кресте праведника», – вот что я хотел бы показать людям (…) Но это небось называется «толстовство», а то, нимало не сходное с учением Христа, называется «православие» (…) Я не спорю, когда его называют этим именем, но оно не христианство».

На отношении Лескова к церкви сказалось влияние Льва Толстого, с которым он сблизился в конце 1880-х.

«Я всегда с ним в согласии и на земле нет никого, кто мне был бы дороже его. Меня никогда не смущает то, что я с ним не могу разделять: мне дорого его общее, так сказать, господствующее настроение его души и страшное проникновение его ума»,

– писал Лесков в одном из писем В.Г. Черткову.

Возможно, самым «антицерковным» произведением писателя стала повесть «Полунощники», которую он закончил осенью 1890 г. Журналы «Русская мысль» и «Северный вестник», отвергли её, раскритиковав язык «за чрезмерную деланность и обилие придуманных и исковерканных слов, местами нанизанных на одну фразу». Лесков отвечал:

«Меня упрекают за… манерный язык, особенно в «Полунощниках». Да разве у нас мало манерных людей? Вся guasi-учёная литература пишет свои учёные статьи этим варварским языком… Что же удивляться, что на нём разговаривает у меня какая-то мещанка в «Полунощниках»? У неё, по крайней мере, язык весёлый и смешной».

Индивидуализацию языка персонажей и речевые характеристики героев Лесков считал важнейшим элементом литературного творчества.

«Повесть свою буду держать в столе. Её, по нынешнему времени, верно никто печатать не станет», – писал он Толстому в январе 1891 года.

Лескову пришлось преодолеть немалые трудности, прежде чем его работа увидела свет, лишь в последних номерах ж. «Вестник Европы» за 1891 г. удалось опубликовать повесть.

Скандал вызвал и его очерк «Поповская чехарда и приходская похоть» (1883). Высмеиванию пороков священнослужителей был посвящён цикл очерков и рассказов «Заметки неизвестного» (1884), но работа над ним была прекращена под давлением цензуры. Более того, Лесков был уволен из Министерства просвещения, и писатель вновь оказался в духовной изоляции: «правые» теперь видели в нём опасного радикала, а «либералы» в силу своей трусливости боялись его печатать из-за политической резкости.

Материальное положение Лескова весьма ощутимо ухудшилось и поправилось лишь с изданием в 90-х годах его десятитомного собрания сочинений (11 том был добавлен позже, а 12-ый – посмертно – ред.). Издание быстро было распродано и принесло писателю солидный гонорар. Однако именно с этим успехом был связан и его первый сердечный приступ: Лесков упал на лестнице в типографии, когда узнал, что 6-ой том (произведения на церковные темы – ред.) был задержан цензурой!.. В последствии он был издательством переформатирован.

Последние годы жизни

В 1890- х годах Лесков стал ещё более резко, чем прежде, публицистичен: его рассказы и повести носили остро сатирический характер. На советы немногочисленных друзей быть осторожнее, Лесков отвечал:

«Мои последние произведения о русском обществе весьма жестоки: «Затон», «Зимний день», «Дама и Фефёла»… Эти вещи не нравятся публике за цинизм и прямоту. Да я не хочу нравиться публике. Пусть она хоть давится моими рассказами, да читает. Я знаю, чем понравиться ей, но я не хочу нравиться. Я хочу бичевать её и мучить!»

Следует отметить, что публикация собственных сочинений для Лескова всегда была трудным делом, а в последние годы жизни превратились в непрестанную муку.

Все произведения, созданные в 1890-95 годы, не были изданы при жизни: «Чёртовы куклы», где прототипами главных героев были царь Николай I и художник Карл Брюллов, отданные в ж. «Русская мысль», завернула цензура; «Заячий ремиз» и рассказы «Соколиный перелёт» и «Незаметный след» отказался публиковать «Вестник Европы», и они также были напечатаны лишь после революции.

…Николай Семёнович скончался 21 февраля 1895 года в Петербурге от приступа астмы, которая мучила его последние пять лет, и похоронен на Волковском кладбище.

Семейная жизнь

Женат Николай Семёнович Лесков был дважды и оба раза неудачно. Первый ранний церковный брак случился в 1854 году: он сочетался с дочерью киевского коммерсанта Ольгой Васильевной Смирновой, женщиной очень красивой, нервной и капризной. Первый сын Дмитрий умер во младенчестве; вторые роды принесли дочь Веру. Постоянные ссоры, истерики жены создавали невыносимую атмосферу в доме: Ольга то уходила от мужа, то возвращалась, и каждый раз приступы психоза усугублялись. В конце концов, в 1878 году она была помещена в психиатрическую больницу Св. Николая, возглавляемую главным врачом-психиатром Чечоттом, где она прожила ещё 30 лет и скончалась.

Второй брак (гражданский) состоялся в 1865 году с вдовой Екатериной Степановной Бубновой (урождённой Савицкой), у которой было трое детей, и Лесков стал отчимом двум её сыновьям Николаю и Борису, и дочери Варе. Общий ребёнок – сын Андрей – появился у четы в 1866 году. Но и этот брак не сохранился: прожив 12 лет с Лесковым, Екатерина Степановна подала на развод, не в силах более терпеть взрывной, желчный, прямолинейный, лишённый чувства меры характер. Лесков понимал это и сам, говоря, что «уживаться с этакою натурой можно только тогда, если она нравится, – иначе же жизнь обращается в унизительную и вреднейшую муку» (…), «но изменить себя я не могу иначе, как убив себя».

Светлая память

Официального биографа у Лескова не было. Но эту колоссальную и трудно выполнимую работу совершил Андрей Николаевич Лесков (1866-1953).

По воле отца, Андрей пошёл по военной стезе; получив прекрасное профессиональное образование, служил в погранвойсках (1887-1914) сначала в царской армии, а с 1918 г. – военспец Красной Армии; один из основателей советских погранвойск, первый разработчик «Устава службы погранвойск».

С июля 1919 по 1929 г. – штабная работа в ВЧК/ОГПУ; преподавал спец. дисциплины в Высшей пограничной школе ОГПУ. Исключительная память Андрея Николаевича, его эрудиция, глубокое знание предмета, большой жизненный и служебный опыт, самобытный язык в сочетании со знанием бесчисленных народных присказок и поговорок, которые он произносил на русском, украинском и польском, сделали его любимцем курсантов.

Андрей Николаевич Лесков был уволен из пограничных войск по инвалидности в звании генерал-лейтенанта летом 1929 года, и с этого времени начал готовить книгу «Жизнь Николая Лескова». И писал он её дважды!..

С первой редакцией (в рукописи), по просьбе Лескова, ознакомился Максим Горький, и очень высоко оценил, назвав её «замечательно своеобразной работой талантливейшего человека». В издательстве «Советский писатель» (ленинградское отделение) начали печатать книгу, однако началась война, и работа была приостановлена. Под бомбежкой было разрушено здание издательства, погибла и рукопись.

В 1942 году семью Лескова эвакуировали из блокадного Ленинграда в Москву, Андрею Николаевичу удалось вывезти архив с материалами, и в подмосковном Кратове он возобновил работу – начал восстанавливать книгу. В мае 1945 рукопись прочёл известный богослов, литературовед, писатель, профессор Сергей Николаевич Дурылин и дал отличную рекомендацию: «Как писатель сын Н.С. Лескова – достойный ученик своего отца».

Позже и Ю.М Нагибин, исследуя жизнь и творчество Лескова-старшего, а также и вышедший к тому времени двухтомник «Жизнь Николая Лескова», сказал:

«Считается, что в тот далёкий день Лесков дал русской армии отличного штабного офицера, выросшего в крупного военного специалиста, но лишил русскую литературу первоклассного писателя. Единственная посмертно изданная книга А.Н. Лескова – об отце – убеждает, что врождённым даром затейливого сладко-горького русского сказа был он под стать самому «мудрому мастеру искусства слова».

…В феврале 1948 года Андрей Николаевич сдал рукопись первого тома в издательство «Гослитиздат», а в июне – второй том. Однако рецензирование, редактирование затянулось аж на 5 лет!.. Автор так и не дождался единственного труда своей жизни, книга «Жизнь Николая Лескова» вышла из печати лишь в 1954 году.

В последствии она переиздавалась дважды: «Приокское издательство» (Тула, 1981 г.) и «Художественная литература» (М, 1984 г.).

Андрей всё-таки успел разыскать в Орле дома своих деда и отца, и помог в создании единственного в стране Литературно-мемориального Музея светлой его памяти, который был открыт 2 июля 1974 года.

От первого брака у Андрея Николаевича был сын Юрий (1892-1942), ставший дипломатом, но вместе с женой Еленой Александровной (урождённая баронесса Медет) после революции покинул Россию и уехал во Францию. Их дочь Татьяна Юрьевна Лескова (г.р. 1922) – балерина, педагог, единственная правнучка Лескова, приезжала в Москву, посетила Музей своего прадеда в Орле и передала ценные семейные реликвии.

«Думаю и верю, что весь я не умру, – писал за год до своей смерти Николай Семёнович Лесков, – Но какая-то духовная постать уйдёт из тела и будет продолжать вечную жизнь».

Так и вышло!..

Римма Кошурникова