Наш журнал продолжает знакомить читателей с главами нового, художественно-документального  романа Св. Савицкой «Свет отражающий», который посвящен ярким и захватывающим  событиям освоения российского Дальнего Востока.

В основе романа Светланы Савицкой — подлинные документы, письма, архивы и бортовые журналы кораблей Российского военного флота, Первой и Второй Камчатских экспедиций. Большая часть этих материалов публикуется впервые.

Стержень романа — судьба главного героя Алексея Ильича Чирикова, капитан-командора, одного из великих первых русских навигаторов, участника камчатских экспедиций под руководством В. Беринга. , прошедших морем из Тихого в Северный ледовитый океан и к берегам Америки. Жизнь Чирикова была наполнена необычайными приключениями, значительными открытиями, неординарными подвигами и, конечно, любовью.

Тульская губерния. Село Лужное.

Туча серой медведицей опустилась ночью до земли и пошла-пошла лапами по полям и избам, оставляя клочья снега хлопьями на крышах. А поутру солнцеподобный снежный путь, великой неизбежностью глотал и притягивал сани, и людей под густыми бараньими тулупами, накинутыми на теплые зимние шубы, и раскудрявого бородатого возницу, распушенного инеем, и хвост лошади. Чувство свершившейся удачи не вмещалось в грудь Ильи Чирикова. Сын родился! Вез он матушку созывать гостей на крестины. Вёз младенчика попу показывать. Да за ними родня и поспеть не могла. Не смела. Там в хвосте плелись и жена с тёщею. И отец с братьями. И другие родичи. Все — там, где-то там, далеко оторвались.

Белая карта дороги ли, судьбы — для седоков казалась сбывшимся блистательным сном! Еще вчерашним днём уплотненный возками, а сегодня девственно-нетронутый и туманно-морозный, лихо нёсся навстречу белый зимник. На кружевных пышных манишках деревьев по обочинам коралловыми бусинами веселых живых пуговиц вспыхивали яркогрудые красные снегири.

— Будто все это сон, мама! – перекрикивал Илья дорогу. – Будто все это я уж и видел. В люльке, когда сам был мал. Да?

— Да, миленький, да, голубчик! — замерзшими губами молвила матушка, подбирая по удобнее шубу вокруг младенца.

Укутанный в несколько теплых одеял новорожденный мирно спал, когда впереди показалась церковь.

Хрустко – мягко — гулко копыта утрамбовывали радостную минуту бытия. Она, такая вот минута запоминается вселенной, записывается в летописях, передается из уст в уста, уплотненная временем.

Лишь эта лошадь самая быстрая да ладная из всего дворянского подворья может обогнать любую в округе. Лишь ей доверено лететь не сломя голову, а быстро. Убористо, но не портя колеи, чтоб не растрясти ценный груз.

— Мама! Счастье-то какое! Мама!

Та варежку вязанную полосочками пуховыми скинула, прикоснулась будто невзначай ладонью к мягкой бородке своего любимца.

Провела по щеке. Как же хорошо, как дивно, и как счастливо это тихое доброе благословение на душу легло обоим!

— Эээх, гони, Ермолаюшка! Гони! Хорошо-то как!

Радость бывает ли шире в этом мире божьем?

А в церкви белой холодно, не топлено, но светло. Ладан масляными волнами разливается меж подсвечников. Иконные лики строго смотрят. Матушка и перекреститься толком не могла – младенчик на руках проснулся. Поморщился. И снова уснул. Ну руках то как мирно на ласковых, как на сугробах в зиму на санях! Как на волнах в лодочке.

Кач-кач…

— Спи малюточка моя, спи малютка маленька-а-а!… — тихо-тихо шепоча матка убаёк напевает, одеяло за одеялом раскрывая.

В дверях показались уже и родственники. И жена Ильи торопливою пеструшкой, развязывает платок за платком, да быстро-быстро то моргает, то крестится, чтобы не прослыть невежею. Кланяется на все четыре иконы и на все кресты.

— Дайте, мама, скорей, Ляксея-то, руки поди держать отвалились! Тяжело? – спохватывается сноха, услужливо в глаза старшей дворянке заглядывая.

— Подержу, раз взялась, не гоношись! Натаскаешься еще!…

Народу набежало много – не каждый день такое увидишь. Все баре нарядны! Все веселы! Все добры! Подают прихожанам – кому монетку, кому свечечку, кому сушек с маком. Ставят жертву на тетракоты о покаянии у распятия Христа – галгофы, и за здравие на круглые подсвечники у ликов Богородиц.

— Если вы желаете что-то пожертвовать, – прошептала церковная богомолка, — вам к батюшке!

Батюшка Варсафоний, в праздничные одежды облаченный, с золоченым кадилом вышел. Обдал православный народ фимиамом ладана. У купели остановился. Мохнатый. Не чесанный. Точно медведь какой. Но младенец не испугался, вцепился в поповскую бороду, как его раздели совсем. Поп от крестных родителей – матери Ильи и его же брата Ивана, младенца принял спокойно, вдумчиво поварчивая молитвы, опустил в купель со святой водою трижды, пока все вокруг свечи держали. Маленький Алёша только зажмурился чуть-чуть, когда поп маслом стал тельце мазать, а там и ласковые руки свекрови подхватили крещеными распашонками.

Все выдохнули разом гулко, как Варсафоний вкруг купели пошел, молитвы читая. Зашевелилось пламя свечушек. Воздух загулял в нагреваемом пространстве церковки.

Праздник.

Бабы к повозкам сразу потянулись, чтобы до дому вернуться быстрее и горницы убрать пышным застольем для гостей. А мужики – статный отец семейства Родион, и его сыновья Илья и Иван — те остались у церковных книг Варсафония послушать об Истории Скифийской.

Должен был Илья убедиться, что внесен в списки человеков земных его сыночек маленький. Чай – не чай – не простой род – дворянский.

Варсафоний на пюпитр возложил старые-старые книги одну за другой. Выбрал то, что надо, и нараспев, как положено, прочел ли пропел, что и заворожил и сыновей и отца, замерших со склоненными головами, разом.

— История Скифийская, — рокотал поп, — содержащая в себе: о названии Скифии, и границах ея, и народех скифийских монгаллах и прочих, и о амазонах мужественных женах их, и коих времен и яковаго ради случая татаре прозвашася и от отеческих своих мест в наши страны приидоша, и яковыя народы во оных странах быша, и идеже ныне татарове обитают. И о начале и умножении Золотыя орды и о царех бывших тамо. О Казанской орде и царех их. О Перекопской или Крымской орде и царех их. О Махомете прелестнике агарянском и о прелести вымышленной от него. О начале турков и о салтанах их.

Своды полукруглые вторили вдвое, а то и втрое голос батюшки. Золото, каждому созерцанию доступное, мерцало от окладов.

Варсафоний читал дворянские книги, отданные на сохранение, нежно, и лилась история из его уст, точно молитва в душу.

Бог, каждому близкий, но непонятный, где усопшие и неродившиеся наравне пребывают и греются от пламеней свечных.

— О царех, бывших в Великой орде по Батые, и о Темир-Аксаке[1]. По смерти онаго бича христианскаго, злочестиваго Батыя, бысть во Орде царь сын ево, Сартак имянем – яко свидетелствует в книге Степенной российской и Синопсис киевской – к нему же ходил во Орду великий князь Александр Ярославич, рекомый Невский.

Обложки рукописных книг были из телячьей кожи. Батюшка, смачно поплевав на указательный палец, перелистнул сильно засаленную страницу с давно отвалившимся покоричневевшим уголком.

Глаза в разные стороны, как у влюбленного зайца! Очень странная лысина, шедшая и спереди и сзади, двумя дорожками, редкими острыми между лбом и затылком на макушке с черными волосами и под нею совсем седыми, покрылась испариной. Порозовела. Прихожане мужчины стойко слушали.

— Лета 6770-го умре царь Сартак сын Батыев, по нем же облада Ордою царь имянем Беркай.

— Вооот! Наш-то предок — Беркай и есмь! – шепнул Родион сыновьям Ивану с Ильёй, — вы слушайте отсель внимательней. Слушайте тщательнее!

— Сей злочестивый приела послов своих к великому князю Александру Ярославичу, — продолжал полупеть-получитать Варсафоний на старославянском, — понуждающи его и прочих князей российских с воинствы их ходити на войну с собою. О чесом сжалився великий князь Александр, паки поиде во Орду к царю Беркаю, яко о том Степенная пишет, и упроси царя, да не будет такая нужда христианом. И оттуду великий князь Александр Ярославич шествуя, умре на Городце лета 6771-го. Потом умершу стому злочестивому Беркаю, бысть во Орде царь имянем Менгутемир, иже лета 6778-го повеле умучити во Орде великаго князя Романа Олговича резанскаго, яко Степенная являет[2].

В Лужном, да и во всей Тульской губернии все знали, что Род Чириковых происходил от племянника царя Беркая, которому при крещении дано имя Пётр. Правнук оного, Пётр Игнатьевич, служил при великом князе Дмитрии Иоановиче в Сторожевом полку, и был в сражении против Мамая. Его же потомки служили Российскому престолу в боярах, наместниками, стольниками, окольничими и в других чинах[3], первоначально селились под Новгородом, а в конце XVI-го века получили за службу поместные земли под Тарусой и Алексиным, Тулой и Серпуховым[4]. Но во второй половине XVII-го века Чириковы из знатного и богатого рода превратились в захудалых мелкопоместных дворян. Братья Илья (отец Алексея) и Иван Чириковы жили в родовом поместье.

После искренних молитв и благодарений, семейство положив как надо кресты, вышло на волю.

Снег задором буйным выслепил глаза. И щеки от румянца молодцов заалели багрянцем.

– А еще к тому добавил бы, что батюшка сказывал, — не успокаивался старший Чириков, — род наш честной ведёт начало именно от племянника ордынского царевича Беркая, Святого Петра, ростовского чудотворца (1253), потомок которого Пётр Игнатьевич Чириков служил Дмитрию Донскому и участвовал в Куликовской битве[5]. Род записан в 6-й части родословной книги Тульской губернии; герб внесён в 3-ю часть «Гербовника». Второй род Чириковых восходит к началу прошлого (XVII) века и записан в 6-ю часть родословных книг Ярославской и Рязанской губерний. Третий наш род восходит к концу прошлого века (XVII), и записан в 6-ю часть родословной книги Псковской губернии.

Сыновья покорно склонив головы с почтением внимая истории собственного происхождения не без гордости, по обычаю прошли к проруби узнать у крестьян, есть ли клёв. Взяли домой свежей рыбы.

Колодня, впадающая в Упу, кормила и поила местных, не жалея благости ни зимой ни летом. Аверкиево-Лужное своими крепкими избами занимало низину у реки. Заливные луга питали скот. Лески и пролески снабжали охотный люд дичью. И совершенно неизвестно, когда приход[6] стал приходом, но тогда он составлял село, в котором три слободы с названием Аверкиево, одна слобода с названием Лужное в пять деревень: Сёмино на реке Упе, Семёновское, Сухаревка и Крохино. Население всего в 985 душ мужского пола и 1031 женского пола.

Приход батюшки Варсафония[7] относился к третьему округу Одоевского уезда Тульской губернии. А село Лужное от Тулы всего в каких-то сорока трех верстах, да от Oдоева – в тридцати.

— Все вам, сыновья мои, оставлю. Плохого слова лишний раз за то не жду, – разоткровенничался, как всегда бывало на больших праздниках, сам Чириков Родион, — оставлю много- не много, но уход да глаз нужон. За день, ни уразуметь, как и ни объехать нет никакой возможности. Сами вот теперь и считайте[8]: Тарусский уезд: деревня Куприно, «Рошково (или Рожново) тож» на речке Полей[9]; деревня Лукино, «что на Мышецком отвертку», пустоши: Слизнево, «Коробов Починок» тож; Красные Холмы, Злодеевская, «Кусково»[10]; тож недвижимое имение в селе Аверкиевское-Лужное Тульского уезда[11]; деревня Подборки Тарусского уезда; село Ферзиково Тарусского уезда[12]; село Никольское — на Крюку Одоевского уезда[13]! Мало вам?

— Да куда как с добром! – поклонился Илья, не по душе ему было, когда папаша выхвалялся и благодарить заставлял. А тут прямо таки от щедрот его высыпало!

— А ты что ж не кланяешься? – насупился он на Ивана.

— Так и я ж завсегда челом бью! – тут же спохватился Иван. Отбил поклоны.

Вовсю старались дворовые люди, вытаскивали из подпольев и чуланов холодцы и соленья. Все ждали их. Главных. А как пришли – за длинные столы сели пировать.

В это время за ситцевыми занавесками в мелкий теплый василек вышитых, на широких пуховых подушках возлежал новорожденный Алексей Чириков, прильнув с любовью к груди, пил материнское молоко, да слушал, что ему на жизнь желают.

И казалась ему матушка лисичкой милой. А он себе лисенком виделся крохотным. Красивым. Рыжим да белым, как солнце зимнее!

Светлана Савицкая

_____________

[1] «Скифийская история» «от разных иностранных историков, паче же от российских верных историй и повестей, от Андрея Лызлова прилежными труды сложена» и написана лета от Сотворения Света 7200-го, а от Рождества Христова 1692-го. в печатном виде появлялась всего трижды — в 1776 г. в Санкт-Петербурге вышло первое издание, в 1787 г. в Москве — второе. Третье появилось лишь в 1990 г. убогим тиражом в пять тысяч экземпляров. Современным историкам эта работа практически неизвестна. Труд Лызлова написан на основе как не дошедших до нас русских летописей (вроде поминавшегося «Летописца Затопа Засекина»), так и работах польских и итальянских историков XVI-XVII веков: Стрыйковского, Бельского, Гваньини, Барония, опять-таки использовавших огромное количество утраченных ныне материалов из русских, польских, литовских архивов. Известно, что Лызлов пользовался монастырскими библиотеками, хранилищем московской Патриаршей ризницы — не исключено, еще и документами из Казанского и Астраханского архивов, которые, как мы помним, столетием спустя натолкнули Татищева на «еретические» выводы, кое в чем противоречившие «официальной» истории.

[2]  А.И. Лызлов. Скифийская История. Издательство «Наука». Москва. 1990 г. Стр. 56

[3] Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи. СПб., 1799 г.

[4] В Госархиве древних актов найдено много записей о Чириковых, как о тарусских городовых дворянах. Не случайно родной дядя Алексея Иван Родионович Чириков — в одной из челобитных 1722 года писал, что «деревнишки» в Тарусском уезде принадлежали его отцу и дедам «исстари».

[5] Дивин В. А. Великий русский мореплаватель А. И. Чириков, 1953. «…первое известие о роде Чириковых относится к 1578 году. Чириковы участвовали в борьбе против польских интервентов, державших Москву в течение восьми месяцев в осаде. За воинские доблести «Муромским Мяките да Алексею Григорьевым детям Чирикова после московской осады» были подарены вотчины…».

[6] В конце  XVII-го столетия до 1865 года в селе существовал деревянный храм крестообразной формы, при разборке его по ветхости на стене за иконостасом найдена надпись «построен сей храм при царях и князях Иоанне и Петре Алексеевичах». Из этого храма сохранился антиминс, выданный при патриархе Иоакиме. Антиминс этот в 1867 году отослан в архиерейскую ризницу.

[7] Аверкиевское-Лужное. Из книги М.В. Майорова и Т.В. Майоровой «Приходы и церкви Тульской епархии. Извлечение из церковно-приходских летописей. 2010 г.»

[8] Род Чириковых. Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Русский биографический словарь (современная версия), 2007 г. (данные на 1696 год).

[9] Так же возможное место рождения А. И. Чирикова.

[10] На речке Полей, «по большой Боровской и Алексинской дороге».

[11] Ныне — село Лужное Дубенского района Тульской области.

[12] Ныне — село Ферзиково, в 5 км от районного центра Ферзиково Калужской области.

[13] Данные на 1790 г.