Поэзия всегда представляет из себя многообразие литературных направлений, течений и поэтических школ. Этот литературный процесс может быть ярко выраженным, как, например, в России в первой четверти XX века, а может быть несколько сглаженным, представляя из себя разновидность поэтических форм и видов, не претендующих на образование новых направлений и т.п., как это происходит в наше время. В данном случае подразумеваются поэты, которые достаточно активно занимаются языковыми поисками, словесными преобразованиями, иначе говоря – поэтическими экспериментами. В этом смысле естественно отметить, что слово в стихе не является живым без художественного приёма, но оживает и получает новую функцию, обновлённую семантику, когда оно трансформируется и преобразуется по воле автора. А ещё лучше, если это происходит и по воле поэта, и в восприятии читателя. Это, как говорится, высший пилотаж.

Поэзия Брониславы Волковой, как по форме, так и по содержанию наполнена словесными поисками, трансформацией фразеологизмов и устойчивых словосочетаний, выяснением истины-в-себе, мифологизацией и виртуализацией реальности (бытия). И всё это в форме верлибра, то есть свободного стихосложения. Причём, верлибр в наше время, например, в русской литературе, явно стал создаваться и читаться иначе, чем это было, например, лет 20-30 назад, когда многим представлялось, что верлибр – это проза, выстроенная вертикально.

Поэтика верлибров Брониславы Волковой с самого начала её творчества – явление оригинальное, представляющее собой вселенную в бытовом масштабе и бытовую вещественность в масштабе вселенной, что даёт большую возможность для стихотворного эксперимента, а это, в свою очередь позволяет влиться во вневременное и внепространственное мышление. Для начала достаточно привести названия, в большой степени поэтичные и в своём роде абсурдивные, некоторых изданных книг Волковой: «Шифровки в уши пены» (1984), «Воздух без каблуков» (1987), «Глухонемая ладонь» (1993), «И пить будем из колодцев сладостных…» (2010), «Быть деревом, которое поёт» (2016) и «Лучше чем тишина звучать…» (2020). Именно в этой хронологически последней книге, являющейся избранным из предыдущих книг, образуется своеобразный верлибристический сплав, о котором и хочется поговорить.

Читая верлибры книги «Лучше чем тишина звучать…», ловишь себя на мысли, что автор нам постоянно напоминает, что мы живём во времени, но во времени не обычного, стандартного понятия. Вневременность в стихах Волковой движется одномоментно и в прошлое и в будущее, и этот процесс происходит как на земле, так и в космическом пространстве.

Звёзды — женского рода,

и лампы на потолке

рассматривают мудрыми притушёнными глазами

воздух, взволнованный теплом свечей.

Некоторое отсутствие

колышется

в знающем шёпоте ладоней,

и шлягер насмехается над воспоминаниями,

слившимися во времени, которое перестало быть линейным,

но всё равно неизвестно,

есть ли у него сердцевина,

или оно растёт из неё как раковина,

этажами Вселенной

в обоих направлениях.

Наше густонаселённое время бурлит в стихах Брониславы Волковой. Ощущается пространственное присутствие этой сущности в человеке, между людьми, на снегу, в воде… Вода – как зеркало, отчего, не подымая взгляд вверх, можно увидеть и почувствовать не только своё отражение, но и небосвод как символ властвующего над человеком часа (секунды, мига), который… «стекает ручейком по виску».

Я гляжу в воды, как в зеркала.

Kачаюсь, подхвачена волокнами тела.

Тень свою нащупываю.

Снимаю

час, который уже пробил,

и слышу власть его,

когда он стекает ручейком по виску.

К тому же, время, обладая движением и скоростью, трансформируется в сознании лирического героя под звук тиканья часов в умиротворение, когда «все решения приняты – вовремя: раз и навсегда». И конкретизируется каждая секунда.

Когда снег идет — тишина,

и я слышу тиканье часов

души; все решения приняты —

вовремя: раз и навсегда.

Снег идёт, и завтра земля будет

белая, как бумага,

сыпучая, как песок…

Да, тишина звучит: в душе поэта, на листе бумаги, где запечатлено стихотворение, на земле, в песке… И более того, звучит не только тишина, а нечто большее, в чём слышится затихание, замирание вневременности. И, углубляясь в это извилистое течение верлибров, понимаешь, что чтение стихов Брониславы Волковой – это не только интеллектуальная работа, но и целый процесс освоения созданной автором вселенной. И невольно спрашиваешь сам себя: так что такое поэзия? Нет, нет ответа, и быть не может, сколько бы не прочёл уже существующих определений. Да и как определять, если ещё в самом начале XX века поэт и мыслитель Иннокентий Анненский сказал, как отрезал: «Есть реальности, которые лучше вовсе не определять». К тому же, если ты читаешь стихи Брониславы Волковой, не вдумываясь в суть их поэтической глубины, то может статься, что это не ты их читаешь, а они тебя читают. И что они могут вычитать в твоих глазах и в твоём сознании – большой вопрос.

В своей вселенной верлибров Волкова часто придерживается реального мира Сознания, воображаемого мира Подсознания, сюрреального мира Надсознания и, тем более, властвующего над всеми нами вселенского мира Сверхсознания. И всё это в стихе без традиционного (так и хочется сказать – инерционного) ритма, без конечной рифмы, без системной строфики.

Не секрет, что у поэтов-традиционалистов и поэтов верлибристов несколько разный способ чувственно-смыслового воздействия на читателя. Нельзя сказать, что традиционалисты скованны определёнными рамками стихосложения, а верлибристы – раскованы и свободны. Разница в мировоззрении. Да, поэзия Волковой без рифмы, и, как, например, джаз, без привычного для нашего слуха и ощущения ритма. Но вместо рифмы, у неё богатое внутреннее созвучие в стихах – инструментовка. В некоторых случаях, и даже часто, у неё властвует звукопись (созвучие слов, порой, важнее их близости по смыслу). А её тропика полифонична и насыщена разнообразием. Следует ещё сказать, что в книге «Лучше чем тишина звучать…» основной лейтмотив не за сюжетом. В ней главенствует не событие, а то, что рельефнее сюжета – состояние. А это другой принцип сложения стихов, другой склад ума, другие эмоции и установки. И всё это является явным признаком её индивидуального стиля, как поэта. Вообще в верлибрах очень трудно найти свой стиль. Но Бронислава Волкова один из редких поэтов, кому удалось вырваться из рамок опрощенных верлибристов и достичь эмоциональных высот через верлибристическое мышление.

Обласканная твоим присутствием

в своём сердце

я прижимаю тебя

как сокровище

как прилив

в волны бесконечности.

Живи меня сквозь них

в нежные колосья

во вздыбленные луга

в любовь!

Моя рука в твоей руке

на этой дороге в небо

где мы всегда помним свет…

Возможно ли сказанное в этом верлибре, выразить традиционным ритмическим стихотворением? И что примечательно, верлибры Брониславы Волковой музыкальны и, соответственно, следуют законам музыкосложения. Тем более что, как и поэзия, музыка тоже является той силой, которая способна воздействовать на душу. И там, и там – мелодия, сочетания звуков, гармония и т.п. А если вникнуть глубже, то и в стихах можно найти ноты, да ещё и цветовые.

Голубчик мой

Жавороночек

Соловушка

Листочек оторванный

Золотой дождик

Луч летучий

Огонь в очаге моей страсти

Aккорд моей души

Горшочек

Берег моих морей

Камень на дороге моих дорог

и

В твои улицы, любовь,

я вхожу, устав от дождя.

И при гудке моря я ложусь

на самом дне твоих ловушек.

В ушах — мелодия виолончелей…

Это стихи-песни со своей мелодией (мелодикой), выраженной авторской индивидуальностью, эпитетами, запоминающимися фразами, эмоциями, яркими паузами (В.А. Моцарт говорил, что в музыке для него очень важны паузы). Согласно Ф.В. Шеллингу: «В солнечной системе отражается вся система музыки». Это же можно сказать и о поэзии. Мне вообще думается, что идеальный вариант – это чтение верлибров Волковой под определённую музыку. Но музыка здесь будет нужна для того, чтобы окаймить, оформить тишину: тишину слова, метафоры, образа, тишину биополя верлибра. И не стоит думать, что незвуковое важнее звукового. Смысл в том, что верлибры расширяют пространство тишины, выводя её за пределы стихотворения, где она начинает «лучше чем тишина звучать». И возникает, как отражение, второй смысл, более глубокий, т.е. глубинный.

Камни распущенных любовных мозаик тяжелеют

на могилах.

Что было, того нет – как при чудесах рождения и смерти.

А тяжесть крошит, крошит.

Как перемены в зеркалах, что влекут.

Мы идём в тишину, и мы одни.

В тишине видны даже места,

где дыхание становится лёгким.

Сила верлибров Волковой так же в том, что они предстают перед читателями в форме скульптурного изваяния из слов, словосочетаний, афоризмов, метонимий, олицетворений и т.д. Точно так же, как скульптура – это поэзия без слов. Примечательно, что в своё время стихотворное искусство выделилось из синтеза песни (текст и музыка), танца (музыка, текст, скульптура и живопись), театра (текст, музыка, архитектура и живопись), а в наше время оно активно возвращается к утерянному синтезу, чтобы зазвучать по-новому и с новой силой. Рельефность и объёмность верлибров Брониславы Волковой присутствует почти в каждом стихотворении, причём это достигается не только словами и их сочетаниями, но и внутренним движением мысли в них:

Есть образ каштанов.

Их корни в земле,

верхушка в небе.

У них сочное сердце

и краска на руках.

Они произносят свои благоухающие мелодии

широким кругом.

Светом они рисуют свой невидимый

танец.

Есть образ каштанов.

Их корни в земле,

крона в небе.

Это архитектурное построение, согласно замыслу автора, но здесь можно ощутить и скульптурное изваяние дерева, цветущего и листвой, и сердцем, благоухающего мелодией и танцем. И тем самым синтезируется мир реальный и виртуальный. Все эти реализации и достижения поэта приводят к мысли, которую высказал Ф. Шлегель ещё в конце XVIII века: «Есть поэзия, для которой самым важным является отношение идеального и реального и которая, таким образом, по аналогии с философским языком искусства должна быть названа трансцендентальной поэзией». Поэтическая трансцендентность – это и своеобразная противоположность реального существования (своего рода реальность наизнанку), позволяющая заглянуть в иной мир, и особое состояние духа: например, вдохновение, озарение и т.п., и откровения, на которые способны только мистически настроенные поэты, философы, живописцы… Причем стихотворный текст в наибольшей степени способен воздействовать на сознание читателя своей структурой, мелодикой, тропами, тем самым видоизменяя сознание, а возможно, и подсознание читателя (это свойство поэтического текста замечательно описал Н. Гумилёв в стихотворении «Однажды вечером»). Таким образом трансцендентные стихи или стихи с элементами трансцендентности, как никакая другая форма стиха, не всегда доступны для логического осознания смысла, но доступны для абсурдивного познания.

Бронислава Волкова своими верлибрами, несомненно, постигает иную реальность, точнее, виртуальность, в которой лирический герой (субъект) предстаёт в неестественной обстановке для обычной реальности, когда образы, действия и даже идея всего стихотворения воспринимается как отражение, зеркальность реального и ирреального.

Мой дом в пихтовом лесу.

Дышу. Принадлежу. Не знаю.

Я вопрос — не рассказ,

я эхо недавних фраз.

Я жаркий вздох.

Я снег, который чист.

Я мягкий мох.

Я раскрывшийся лист.

Я в опасности.

Моё сердце элегантно разрезано —

кушайте, пожалуйста.

Как мастер стихотворной концовки, Волкова заканчивает это стихотворение совершенно фантастическим событием – ситуация, вроде, реальная, но она явно находится за пределами логично (и даже – адекватно) осознаваемой жизни. Такое впечатление, что предзеркалье и зазеркалье слились в единое пространство, создающее причудливое сочетание фантастического и реально-будничного, причём такое пространство существует только в воображении поэта, но оно может запечатлеться в воображении столь же талантливого читателя. Однако не только концовка важна в кратком тексте, но – каждое слово, которое часто не зависит от воли автора, а зависит от состояния, провозглашённого первой строкой, и развивающегося по логике этого события.

Умение возвысить будничное, а возвышенное преобразовать в рядовое будничное явление есть дело писателя-мастера, который таким образом реализует самую сущность стихотворного языка, когда образы по воле автора превращаются в преобразы, тем самым усиливая воздействие на ощущения читателя, подсказывая ему о его индивидуальности в этой жизни, усиливая его способность к сопереживанию. Поэтому поэзия Брониславы Волковой родственна такому литературному направлению как катарсизм, где, прежде всего ценен поэт индивидуальной силы, но без примеси эгоизма и самолюбования, и, тем более, солипсизма, когда признаётся только реальное сознание и отрицается реальность окружающего мира. Где автор регулярно обновляется сам и своим творчеством обновляет читателя (слушателя), привнося в его духовную жизнь желание постоянного поиска и самосовершенствования. Бронислава Волкова в своих верлибрах активно пытается оживить прошлое, опоэтизировать его и перенаправить в будущее, где оно, в случае точного попадания, продолжит своё существование в новом поколении любопытного читателя, опровергая устойчивый, но ложный миф, что стихи в большей степени интересны и нужны самим поэтам. Понятно, что поэты – это люди, мыслящие несколько иначе в сравнении с обыденным мышлением, но не будем забывать, что существует и большой процент людей, не пишущих стихи, но тоже обладающих оригинальным и своеобразным мышлением. Видимо, этих поэтов и читателей имел ввиду Платон, когда в неком выдуманно-идеальном государстве серьёзным образом собирался избавиться от поэтов как от безумцев и, соответственно, от их читателей. Аристотель, признавая значимость поэта в обществе и благотворное влияние стихосложения на психику человека, отмечал, тем не менее, что именно у поэтов чаще всего отмечаются одновременное существование ума и безумия. Впрочем, один из афоризмов Демокрита гласит: «Человека в здравом уме я не считаю поэтом». Как видим, поэзия нужна в обществе, и вопрос о её значимости и полезности всегда был и есть на слуху. Но именно та поэзия, которая говорит: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать» (Пушкин). Несомненно, доля поэта брать на себя страдания человечества и осмысливать их, но таким образом, чтобы результат творчества вёл к очищению от негатива этих мыслей. И это своеобразная молитва, заговаривание страха, сострадания и т.п. Не каждому поэту удаётся этого достичь, но стремиться к этому нужно. Думается, верлибры книги «Лучше чем тишина звучать…» близки катарсическим мотивам очищения и исцеления от накопившихся в обществе болезненных явлений. И прежде всего не зеркальным отражением жизненной ситуации, а её жизнепреобразованием, конечно, в лучшую сторону.

Бронислава Волкова умеет работать с текстом и подтекстом, что является одним из свойств глубокой поэзии, умеет разъять эфир обыденности, вывернуть его наизнанку и увидеть сквозь него звучание небесных сфер, звучание, которое не подвластно большинству людей, но которое могут увидеть читатели стихов Брониславы Волковой. И всё это отмечено уверенным постоянством в её стихах, что является почерком мастера.

Александр Раткевич

«Лучше чем тишина звучать…»

Книга стихотворений.

Авторский перевод с чешского.

– Москва: «Стеклограф», 2020.

– 160 с.

ISBN 978-5-4465-2850-9