Дела давно минувших дней…

А.С. Пушкин

Главный жрец храма Мельпомены Януарий Пирофил, получивший своё прозвище из-за пожаров, то и дело случающихся в храме, с утра был не в духе. Это надо же! В городской декурии до того обнаглели, что решились прислать к нему гонца с приглашением посетить их «для важных переговоров». Раньше-то, при покойном императоре, разве такое было возможно? Император не только сам принимал участие в лицедействах, организуемых в храме, но и денег на содержание его не жалел. В то время городской управитель посчитал бы для себя большой удачей быть допущенным хотя бы для краткой беседы с Пирофилом.
Если раньше на лицедействах присутствовали лишь великие мира сего, то скупость нынешних властей вынудила открыть доступ в храм для среднего сословия за определённую плату. Когда же в сенате Пирофил желчно спросил: «А может быть и чернь пора допускать в храм?», ему отвечали уклончиво: думай, мол, сам. В случае чего, сам и ответишь.
Но размышляй, не размышляй, а идти на поклон придётся. Четверо молодых рабов-нумидийцев подняли паланкин и резво направились в декурию. Начальник канцелярии Рутиний (отец его был вольноотпущенником, Януарий это точно знал) вежливо попросил жреца подождать. Тот опустился на скамью из белого мрамора и капризно поджал губы. Вскоре из кабинета управителя  выкатился, отдуваясь, пышно одетый толстяк. Двери тут же закрылись, едва не дав тому под зад. Пирофил усмехнулся. Он узнал толстяка. Это был начальник городских стратегических складов продовольствия Утробий. Как же ему не быть толстым?
Рутиний подкатился к Януарию, приглашая войти к управителю. Жрец помедлил,затем с достоинством взялся за бронзовую ручку дверей. Декурион Антимоний уже шел к нему по красивому хорасанскому ковру. «Вот куда этот пройдоха тратит деньги, выделенные сенатом для благоустройства города, а городские улицы в помойки превращаются!»,- с досадой подумал жрец.
— «Приветствую тебя, благородный Януарий!»,- далее хитрый чиновник рассыпался в похвалах жене и дочерям жреца, зная любовь старика к этим женщинам.
— «Зачем звал?»,- грубовато спросил Пирофил. Полуобняв старого жреца за плечи, Антимоний усадил его с собой рядом. Сиденье было удивительно мягким.
— «Гагачий пух. Подарок варваров Севера», — похвалился декурион.
— «Зачем звал?»,- снова повторил жрец.
Подняв глаза к небу, Антимоний торжественно произнёс: «Наш великий император, да продлит Юпитер его дни, обеспокоен положением в империи. Неурожаи последних лет обострили продовольственную проблему. Из Египта и других житниц зерна поступает мало. Хлеб сильно подорожал. У плебеев растёт недовольство. Мелкие ремесленники разоряются. Никто не покупает их продукцию. По городу шныряют шайки оголодавших, которым не на что купить хлеб. Они нападают на обеспеченных горожан, грабят и убивают их. Самые отчаянные головы призывают к штурму стратегических продовольственных складов. Толстяк Утробий не зря приезжал. Просит увеличить охрану складов. Стражники тоже ропщут, не получая жалованья уже несколько месяцев.
Однако император наложил вето на предложение сената раздать хотя бы десятую часть стратегических запасов голодающим. Он считает, что плебеи должны этот хлеб заработать. Уже составлена программа ремонта объектов государственного имущества. Дороги, школы, больницы, термы, тюрьмы. Будет отремонтирован и храм Мельпомены.
Тебе, благочестивый Януарий нужно представить в декурию перечень ремонтных работ по храму. Мы определим, сколько рабочих для этого потребуется. Каждому будет выделяться зерновой паёк ежедневно, в строгом соответствии с качеством работы.  Нерадивым паёк будет сокращаться».
— «Вряд ли чернь способна на качественную работу»,- заметил Пирофил.
— «Голод заставит»,- возразил Антимоний.
— «А кто будет подбирать рабочих, кто будет их контролировать?»,- не унимался старый жрец. Антимоний дважды потряс серебряным колокольчиком. Вошел человек жуликоватого вида. Форма носа и разрез глаз говорили о его восточном происхождении.
— «Познакомься, благочестивый. Это Архибестий. Вместе с ним Вы и подготовите предложения по ремонту». Через несколько дней план работ был утверждён.
К великому неудовольствию Януария и несмотря на его сопротивление было запланировано заменить две гигантские статуи Мельпомены и Аполлона в вестибюле храма. а также все светильники. «Зачем?- недоумевал Пирофил,- Куда девать старые статуи и как затащить новые, если они ни в одни двери не проходят? Зачем менять светильники, которые  верой и правдой с прошлого века служат?»
Хитроумец Архибестий успокаивал старика: «Статуи же изготовлены придворным скульптором Церетелием, любимцем императора. Этим всё сказано. И нет другого выхода, как распилить их на части и затем смонтировать внутри храма. Впоследствии их покроют золотой амальгамой.  Впечатляет, не правда ли? Светильники, доставленные из самого Китая, также будут хорошо смотреться».
— «А зачем заново мостить площадь перед храмом? Плиты метровой толщины и за тысячу лет не сотрутся. И зачем менять свинцовую кровлю на промасленную китайскую бумагу?»- упорствовал Пирофил.
— «Надо ведь чем-то занять бунтующую чернь»,- вежливо вмешался декурион. Короче говоря, уломали старика и работа началась. Каждый вечер служащий стратегических складов привозил зерно и ловко насыпал его специальной меркой. Некоторые работяги тут же жарили пшеницу на кострах, другие уносили скудный паёк домой, чтобы покормить детей.
Работа шла ни шатко, ни валко. Среди рабочих ползли слухи, что декурия уменьшила им паёк  против утверждённой императором нормы, что в списках много «мертвых душ», а излишки зерна продают на черном рынке. Поговаривали, что кровельный свинец и старинные светильники Архибестий продал заморским купцам. Но главная беда была в том, что срок завершения работ приближался, а конца им не было видно. К тому же, когда крушили старые статуи, повредили внутренние водостоки, и теперь дождевая вода свободно проникала в храм. Бумажная кровля тоже протекала во многих местах. Когда же Януарий пожаловался на это Антимонию, тот цинично предложил не проводить лицедейства в плохую погоду. Тем не менее. решили вести работы круглосуточно, поочередно меняя людей. Домой уже никого не отпускали.
Вот, наконец-то, статуи по частям были протащены внутрь храма. Завтра их должен был осматривать сам император. Рабочим был выдан дополнительный паёк, чтобы они вкалывали до утра без отдыха.
Однако случилось так, что рабочие в эту решающую ночь остались одни без присмотра. Архибестий помчался в Остию, где разгружался корабль, привезший молоденьких рабынь из Малой Азии. Нужно было опередить других сластолюбцев. Старый жрец, не покидавший храма уже двое суток, вдруг почувствовал резкое головокружение и слабость. Вызванный эскулап отворил ему кровь и отправил домой отдохнуть до утра. Перед уходом старик поручил своему помощнику Пофиговию заменить его. Тот только и ждал ухода шефа. Он вчера крупно проигрался в кости и в сегодняшнюю ночь жаждал реванша.
Рабочие сознательностью не отличались. Быстро обменяв дополнительный паёк на вино в ближайшей таверне, они устроили весёлую пирушку прямо у подножия статуй. Десятник Стефаний пытался их образумить, но люди перестали подчиняться. Опомнились все уже на рассвете. Шум лебёдок, треск канатов, разноязыкая брань — всё слилось в немыслимую какофонию.
Утром Януарий пришел в храм и остолбенел. Рабочие то ли по запарке, то ли умышленно перепутали местами мужской и женский торсы статуй. Теперь Мельпомена обзавелась фаллосом, соответственно Аполлон — женскими гениталиями. Исправить ничего было нельзя. Блоки уже скреплены известковым раствором на яичном белке, да и никто не успел бы их переставить до приезда императора.
Чтобы как-то спасти положение, Януарий приказал задрапировать торсы тканью.
С Аполлоном всё получилось более или менее гладко, а вот у Мельпомены противный фаллос (Церетелий уж постарался!) всё выпирал через драпировку. Один из рабочих ещё возился наверху на приставной лестнице, пристраивая тяжёлую ткань, когда к храму подъехала колесница императора.
Поднялась невероятная паника. Рабочие, державшие лестницу, неожиданно отпустили её и она соскользнула по мраморному полу вместе с беднягой, находившимся наверху. Тот инстинктивно ухватился за драпировку и сорвав её, рухнул на пол. Испытывая невероятную боль в сломанных конечностях, он боялся кричать и только грыз великолепный бархат.
Император вошёл в храм. Все замерли. Вдруг послышался монарший смех. Просмеявшись, император сказал Церетелию: «Так, выходит, Мельпомена была гермафродитом?! Интересная трактовка.  Впрочем, ничего другого я от этих греков не ожидал», — с этими словами он похлопал оторопевшего ваятеля по плечу. Когда император шел к выходу, послышался глухой стук. Это свалился без чувств Януарий Пирофил.

Евгений Михайлов