На выходе из редакции Гвоздиков услыхал за спиной голос секретарши:

— Максим, вернись, тебя шеф зовёт.

— С какого — такого перепугу? Я задание получил. Меня водитель ждёт…

— Подождёт. Шеф сказал, что это срочно.

— Скажи ему,  что я уже в пути?

— Приказано доставить тебя живого или мёртвого. Подымайся в отдел, практикант.

Чертыхаясь на ходу, поминая шефа нелестными словами, он стукнул пару раз в дверь, как-никак, начальство, и вошёл в кабинет.

— Гвоздиков! — преувеличенно бодро улыбаясь, шеф вышел из-за стола. — Тебя-то мне и нужно.

 «Влип, — обречённо подумал Максим. — Сейчас подсунет бросовый материал, от которого отбоярились все сотрудники отдела. На стажёрах воду возят».

И не ошибся.

— Ты, конечно, знаешь, что в последнее воскресение марта страна переходит на летнее время. Можно сказать, знаковое для нас событие.

— И где тут сенсация? Об этом только ленивый не пишет. Телевизор включить невозможно.

— Это не наша епархия и нечего кивать на цеха горячей штамповки. У них все материалы написаны под копирку ТАСС. А мы радио! Редакция, вещающая на подрастающее поколение. И мы обязаны, слышишь, обязаны подавать материал с выдумкой, нестандартно. Чтобы ребятишек за уши нельзя было оторвать от радиоприёмника. Понимаешь, практикант, какая честь тебе оказывается.

Гвоздиков кисло улыбнулся.

— Максим, — заведующий положил руку ему на плечо. — Согласись, что сделать подобную передачу под силу только тебе. Какой тебе годок?

— Двадцатый.

— А я о чём. Средний возраст сотрудников нашего богоугодного заведения – пятьдесят с хвостиком. Ты – наша смена.

«Ага, — про себя усмехнулся Максим, — «пока травка подрастёт, лошадка с голоду помрёт».

Вслух же произнёс:

— «Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть!».

— Вот это по-нашему. Это же мы на пикапе драном, и в руке с этим, как его… наганом, первыми врывались в города. Мы – корреспонденты. А за нами уже шли танкисты, артиллеристы, пехота.

— Но я уже получил от вас на планёрке задание. Кое-что набросал…

— Отставить! С очерком о знатной крановщице…

 — Монтажнице.

— Что?

— Я говорю, она не кочегар и не плотник. Она монтажница.

— Да бог с ней. С этим материалом справится кто угодно. А ты прямо сейчас топай в близлежащую школу, попроси у завуча сопроводить тебя в шестой «а» или «б». Душевно поговори с детишками и бегом назад. Принеси в редакцию горячую, с пылу с жару передачу минут на пятнадцать. Уверен, что школа с энтузиазмом отнесётся к твоему визиту. Ещё бы. Её ученики прозвучат на весь город, на всю область, на… нет, это я лишку чуть не хватил. Всесоюзное радио нам пока не по зубам. Ты всё понял?

— Понял…

— А чего физия такая квашеная. Ну-ка. Живот втянул, грудь колесом и на амбразуру шагом марш!

Максим улыбнулся, щёлкнул каблуками, мол, где наша не пропадала, и молодцеватым шагом вышел из кабинета.

— Ты ещё за это интервью меня всю жизнь благодарить будешь, — донеслось ему вслед.

Завуч от его появления в восторг не пришла.

— До конца третьей четверти всего неделя, а вы предлагаете мне целый класс оторвать от занятий ради совершенно не нужного разговора? Всю полезную информацию о переводе на летнее время ребята в школе получили. Я уже не говорю о родителях.

Но с прессой не поспоришь.

И она проводила Гвоздикова в шестой «б» с такой же кислой физиономией, какая была у Максима час назад. У преподавателя физики вообще глаза на лоб полезли, когда понял, по какой причине у него срывается столь важный урок. Он попытался протестовать, но начальственная дама так осадила его, что тот поплёлся на последнюю парту, что-то бурча про себя.

Максим достал магнитофон, именуемый среди пишущей братии «репортёром» и включил его. Задавать наводящие вопросы не собирался. Тема простая. Пусть отвечают, как могут.

Он ожидал услыхать что угодно, только не то, что ребятишки будут бойко пересказывать газетные заголовки и фразы, которые городская пресса пережёвывает уже много месяцев подряд.

Гвоздиков выключил «репортёр».

— Вижу. Политинформация у вас в школе поставлена на недосягаемую высоту. Вы сами-то что думаете по этому поводу?

Ответом было тягостное молчание.

— А что тут думать, — неожиданно прорезался мальчишеский тенорок. — Мой батя говорит, что за нас всё решили, не спросили тех, кто на земле живёт. А может от этой перемены только хуже будет. Особенно деревенским. Коров-то не заставишь часы вперёд перевести.

Класс дружно рассмеялся.

— Епифанцев! — неожиданно взвился со своего места физик, — думай, – что говоришь. Тебя не про «батю» спрашивают!

— А я что, я ничего. Я даже с ним поспорил. В «Пионерской правде» написано, что партия и правительство знают, что делают. Только зазря подзатыльник получил.

— Вот скажу директору, чтобы вызвал твоего отца в школу, пропесочил его, как следует. Да на работу ему телегу накатал.  Чтобы лишнего твой «батя» не болтал. Не подвергал сомнению политику партии и правительства почём зря.

— Подождите, — Максим поднял руку. — Просьба исходила от меня. Мальчик честно ответил…

И тут раздался спасительный звонок.

Класс выжидающе смотрел на Гвоздикова. Неужели всю перемену в классе придётся сидеть?

— Спасибо, ребята. — Максим повесил репортёр на плечо. — Я погорячился. Вы всё правильно говорили.

Он немного постоял в коридоре и растерянно поплёлся к выходу. Задание было провалено с треском.

Неожиданно на него налетела девчушка с голубенькими бантиками в косичках.

— Извините, я подружку догоняла, а вы идёте…

— Верно, иду себе, куда глаза глядят.

— Я побегу, а то переменка скоро кончится.

— Беги… нет… постой.

— Так мне бежать или постоять?

— Можно тебе задать вопрос?

— Можно. Нам их в школе по сто раз за день задают.

Гвоздиков снял с плеча магнитофон.

— Знаешь, что это?

— Магнитофон. У папы такой же есть.

— А где работает твой папа?

— Вы хотите знать, где работает мой папа? Он работает в газете… — Она собралась рвануться с места, но Максим перехватил её.

— Тебя как зовут?

— Людочка. Люда Колокольцева из третьего «а».

— Ты, конечно, знаешь, что страна собирается переходить на летнее время.

— Знаю. Нам в школе и дома про переход всё время говорят. Боятся, что мы опаздывать начнём.

— Раз ты такая информированная скажи, пожалуйста, для чего это делается…

— Что делается, я не поняла.

 — Для чего всем нам надо переходить на летнее время?

Девочка на мгновение задумалась, наморщила лоб и неожиданно тоненько рассмеялась.

—Это же здорово, что мы теперь с солнышком на целый час раньше встречаться будем. До чего же вы не понятливый, дядя.

Материал Гвоздикова прошёл с помпой. Его даже пообещали премировать.

Правда, нашлись коллеги, поговаривающие за его спиной, дескать, он сам всё придумал, а девочка за ним только эту выигрышную фразу с его подачи повторила.

Но стажёр и нападки, и свалившуюся на него славу, пережил стоически.

А Люду Колокольцеву в «Пионерской зорьке» и впрямь услышала вся страна. Поговаривали, что Максиму даже предлагали стать собственным корреспондентом этой популярнейшей среди детворы передачи. Но, закончив стажировку, он остался верен ставшей ему родной редакции вещания для детей и юношества. И никогда об этом не пожалел.

Геннадий Киселёв

фото взято из открытых источников