— Ты знаешь, мне так хорошо с тобой, — продолжала она, глядя в его синие глаза, рассказывая ему вновь и вновь о своей жизни.

— Ты говорила, — неловко и тихо сказал он, внимательно разглядывая что-то на ее плече. – Что это?

— Это… — она отвернулась на мгновение, а когда повернулась к нему, выражение ее лица было совсем иным, более спокойным. — Я не знаю. Родимое пятно, наверное.

Он разглядывал ее внимательно, как будто бы видел впервые.

— Я никогда не замечал раньше, что ты можешь быть такой спокойной.

— Почему? – она непринужденно засмеялась.

— Мне казалось, что ты нервный человек, — он взял ее за руку.

— Нет, я очень молчаливая и спокойная.

— Подожди минутку! – он встал и медленно пошел по комнате, дошел до входной двери, и внес обратно в комнату большую желтую сумку с тонким, аккуратно уложенным компьютером. – Я хочу тебе что-то показать.

Он листал перед ней фотографии из альбома, напряженно вглядываясь в экран, как будто бы хотел найти что-то очень важное из своей жизни.

— Я совсем о тебе ничего не знаю, оказывается, — продолжала Маша.

— Да… И я о тебе…

Он снова пытался вспомнить что-то важное, но смысла рассказывать об этом снова не было. Так ему вдруг показалось. Природный ум странным образом зачеркнул в общем-то все идеалы, которые были раньше. Они исчезали постепенно, а потом и вовсе испарились, как будто бы и не существовали. Белые, красные, зеленые, все стало совершенно неважным. Оставалось, наверное, лишь одна надежда в этой материальной сваре. И этой надеждой, несмотря ни на что, становился не долг, не Бог, не работа, этой надеждой вдруг совершенно неожиданно стала Маша.

Она была легкой, искренней, совершенно ненормально нормальной в этом странном мире вещей.

— Я люблю тебя, — сказала Маша, когда они впервые отправились вместе на концерт. Наклонилась к нему тогда своим аккуратным профилем и прошептала на ухо. – Люблю.

Денис тогда не просто удивился, а подскочил от неожиданности. Ему никто никогда так не говорил. Он к этому совершенно даже и не привык. Все придумывали яркие и остроумные истории, у всех все было сложно, на полутонах, невнятно, или слишком очевидно. А Маша просто посмотрела в его глаза, прижалась к нему и сказала, что любит.

Он хорошо помнил, что весь день возвращался мысленно к этой ее фразе, которая согревала его изнутри, словно он в принципе не знал о том, что такое бывает. Потом, поздно вечером, вернувшись домой, он вдруг почувствовал нестерпимый пульс лета внутри, и даже понял, что совершенно не может ничем заниматься, а должен просто лечь, уставиться в потолок и совершенно ничего не делать, восстанавливая по минутам все то, что с ним в этот день произошло.

Он был красив, широкоплеч, успешен, талантлив, остроумен. Почему он вдруг решил, что должен еще и быть любим, ему даже в голову раньше не приходило. Тем более, что особых романтических наклонностей у него тоже не замечалось. Последним ярким проявлением жизни было десятилетнее знакомство с Муарой, которая считала, что самым важным для Дениса станет его творческая деятельность. Муара несколько обманывалась на своей счет, так как особого вдохновения преподать Денису она не могла, в следствии юного возраста, глупости, и патологической эгоистичности. Тем не менее, рассказывая, как замечательно было бы, чтобы они жили вместе, чтобы он сидел за столом и писал, а она готовила и воспитывала детей, она, волей – неволей, отравила его одной этой соблазнительной мыслью о счастье, которая теперь выплывала на поверхность так некстати, как напоминание о чем-то важном и далеком, что удалось так запросто запрятать на самый задний план сознания. Оказывается, вот так ему всегда хотелось, всегда мечталось. И сейчас, осознавая тепло внутри от этой неожиданной встречи с Машей, он вдруг подумал, что и творчества у него особого никогда не было, до этой самой замечательной встречи, и работы у него не было. Ничего не было, и вдруг он все это может получить, в одно мгновение, как по взмаху волшебной палочки.

Когда она несколько недель назад пришла к нему домой, Маша отшатнулась, едва переступила порог.  Как будто бы испугалась.

— Ты что? – она смотрела на него своими огромными глазами, как смотрела когда-то в детстве его одноклассница в школе. – Это все потому, что ты тоже любишь меня?

Он смутился не на шутку, весь выгнулся. Видимо, настолько привык, что все, что происходило с ним в жизни, было претенциозно и неискренне, подумал он. Маша как будто опасалась чего-то. Опасалась каких-то мелочей, сохраняя главное.

Он обнял ее и почувствовал, что она вся дрожит. Это было настолько неожиданно, странно, ее эта вдруг ниоткуда взявшаяся первозданная реакция, что он поневоле отпрянул, и даже испугался своих мыслей, смутился не на шутку.

— Что-то не так? – спросила она.

«Что-то не так?» — повторил про себя он. Ему стало нестерпимо от одной мысли, что он может ее обидеть. Такая властная, быстрая, она стояла перед ним совершенно раскрытой, как будто была обнажена.

«Что-то совершенно не то со мной происходит», — подумал он, подхватил ее на руки и понес к дивану, а когда приземлил в подушки, то вдруг понял, что его ноги как будто бы начинают медленно отниматься.

— Тебе плохо? – она высвободилась, вся выгнулась.

Он молчал, пристыженный, ощущая, что за нее вступается господь Бог, или кто там есть еще, что он совершенно всего этого не достоин, и вообще о жизни ничего не знает.

— Черт побери, я просто дурак, — снова сказала он, не в состоянии больше находиться с Машей так близко рядом.

«Стыдно», — снова подумал он.

Они сидела на кухне и пили чай. Его привычное спокойствие снова возвращалось, а вместе с ним и странное дыхание жизни.

***

На следующий день он снова проснулся с этим ощущением ниоткуда пришедшего счастья. И, как всегда, бывает, в таких случаях, подумал, что может очень легко его потерять.

Денис перебирал в памяти события прошедших лет, с неуверенностью осознавая, что совершил слишком много ошибок. Машино присутствие снова проливало свет на каждое из них, высвечивая их особую или мнимую значимость. Он цеплялся за свои мысли, как будто бы они могли хоть как-то приободрить или помочь принимать решения.

Когда он дошел до ее последнего этажа, то снова заметил, что солнца в городе стало в два раза больше. Маша встретила его в жизнерадостном расположении. Она уезжала на отдых, и рассказывала ему о предстоящих событиях вдохновенно и быстро.

— Как я буду без тебя? – спросил он, весело улыбнувшись одной перспективе завязывающихся отношений.

— Не знаю! – она весело хохотала, ходила по комнате и собирала вещи.

Когда он обнял ее, то почувствовал, что тело полегчало килограмм на двадцать, что он сейчас просто рухнет от нежности, и вообще больше ничего делать не будет года три к ряду. Маша, казалось бы, совершенно не читала его мыслей, а только рассказывала о том, что ей предстоит делать, как ей быть в той или иной ситуации, и что бы он посоветовал.

С ним раньше вообще никто не советовался, не спрашивал его мнения. Ощутив такое участие и доверие, он не мог представить себе, что еще можно на свете желать. Маша разговаривала с ним так, словно было само собой разумеющимся то, что они оказались вместе. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, отметив про себя, что у него почти что закружилась голова, как бывало только в далеком детстве, и что он сейчас все-таки рухнет на этот паркетный пол и с ним снова произойдет что-то совершенно неожиданное.

Снова приходили воспоминания. На этот раз, казалось, что он просыпается на юге, утром пахнет морем, и цикады слышны, поющие так громко, что хочется прикрыть уши. Тепло от асфальта южными вечерами, огромные звезды, перламутровые камни, которые он мальчишкой собирал по берегу, здоровые валуны, которые разрезают море, садящееся в пучину зеленое солнце.

— Машенька! – вдруг сказала он, и сам испугался своему голосу, так по-детски он вдруг зазвучал.

— Хочешь поехать со мной? – спросила она, так впрямую и искренне.

***

Ему казалось, что он знает Машу уже лет сто, так быстро все события происходили. Он вновь и вновь возвращался мысленно к воспоминанию о ней, не совсем отдавая себе отчет в том, какие смешанные чувства в нем зарождались. Маша была разная. Иногда очень решительная, и даже волевая. Иногда настолько мягкая и податливая, что он впервые в жизни по-настоящему удивился, до какой степени внешнее впечатление может быть обманчивым.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты самый мягкий человек не земле? – спросил он.

— Нет. Все считают меня уверенным и жестким человеком, — улыбнулась она.

Внутренний восторг от ощущения чего-то приближающегося переполняло его вновь и вновь. Внутренне им двигал какой-то неуемный моторчик радости, словно возрождал давно утерянный жизненный потенциал.

Муара влетела в его квартиру, словно впорхнула в окно. Она швырнула на диван сумку, и расположилась в кресле, снова собиралась сказать ему что-то самое важное, видимо то самое важное, что не могла сказать последние десять лет.

— Ты куда собрался? – бесцеремонно начала она. – Куда?

В ее глазах поблескивали ревностные искры, и Денис подумал, что, если бы она только узнала, что он так замечательно влюбился на этот раз, она не смогла бы жить с этим ощущением ни одной минуты.

«Да, она бы просто меня уничтожила», — проговорил про себя он, удивляясь, что сама мысль ее присутствия в его комнате не убивала его, как раньше.

— Ты снова и снова пытаешься вернуть прошлое? – спросила Муара.

Она до сих пор была совершенно уверена, что он интересуется только ею, что их взаимоотношения отложили в его сознании глубокий след, и что страсти, как и любви, испытывать к кому-либо еще, Денис был не в состоянии.

— Нет, я бы хотел, знаешь, чтобы ты сказала, мне, чего ты хочешь, — наконец, выдавил из себя он.

— Я потеряла свою сумку, и пришла ее искать у тебя, — сказала Муара, и решительно пошла в другую комнату, видимо, надеясь, что сумку она обнаружит именно там.

«Ну, иди», — сказал про себя Денис, вдруг понимая, что его особо и не волнует теперь, куда Муара пойдет, и даже ее присутствие никак не отражается на его самочувствии и состоянии. – Иди себе, куда хочешь…

Муара что-то долго объясняла, потом кричала, потом рассказывала о Боге, и о человеческих страстях. О сексе она тоже очень любила разговаривать, поэтому целый час у него была чудесная возможность тщательно продумать, как он купит билеты, поедет на вокзал, или, в крайнем случае, сядет на самолет, и встретит Машу прямо в Белграде.  Он планировал каждый свой шаг, осознавая, что все разрывает его внутри, словно ножом полосует. Он просто должен был ехать с ней и за ней, не должен был упустить такую важную возможность.

«Машенька» — повторял он, вспоминая запах ее кожи, ее женственность и совершенно сумасшедшее ощущение счастья, которое сопровождало ее присутствие.

Муара кричала что-то по телефону, настырно предлагая помощь в осуществлении проекта. Последний раз, когда он болел, она радостно сообщила ему, тоже по телефону, что может выполнять всю его работу сама. Помнится, именно эти слова помогли ему выздороветь в кратчайшие сроки. Муара не просто считала себя вдохновительницей его жизни, она считала себя талантливым и мудрым человеком. Духовным помощником в его разбитной и неправильной жизни.

Денис на секунду подумал, что суровая судьба может вернуть его обратно к этой жизни, к этим бесконечным покупкам, модным показам, планированию. «Неужели бог может быть столь жестоким?» — вертелось у него на языке, но внутренняя вера в хорошее, все-таки одерживало верх.

— Нет, нет. Все будет, — сказала он сам себе вслух, повторяя слова Маши, которые она когда-то так щедро произнесла.

***

Маша приезжала также неожиданно, как и исчезала. Это было совершенно особым качеством, к которому он не сразу привык. Как будто бы отталкивала его, а потом привлекала вновь, не будучи уверена до конца, что именно она хотела. Но она верила ему, что было очевидно. Это Денису было необыкновенно лестно, и непривычно.

Однажды он увидел ее на работе, в небольшой конторе, сидящей за компьютером, набирающей текст, углубившись в свою работу. Он уловил в ее движениях столько грации и тепла, сколько не видел за всю свою жизнь. Потом в ней прорастала взрослость, такая бывалая, такая мудрая, но все это сочеталось с невыносимой порой пронзительностью того, что она, как это было совершенно очевидно, любила и понимала людей. Она разговаривала со всеми, улыбаясь, приветливо, вчитываясь в мысли других, которые тут же забывала. Но ее внимание было столь непомерно, столь очевидно, что не тронуть оно не могло, и Денис ходил от этого несколько потрясенный, удивленный, как будто бы столкнулся с чем-то совершенно сверхъестественным.

Маша как будто бы принимала жизнь такой, какая она есть. Ее терпению не было границ. Она словно бы служила миру и Богу, выполняя свою сложную работу, отдавая ей усилие, терпение и нежность.

Денис был настолько потрясен всем этим, что стал стесняться в своей жизни практически всего. Своего положения, работы, своих мыслей. Он как будто бы столкнулся с чем-то совершенно запредельным по своей тайной сути, чем-то настолько необычным, что, закрывая теперь глаза перед сном, он снова и снова представлял себе Машу на ее рабочем месте, удивляясь тому, что он не встретил ее раньше.

«Сколько времени я потерял!» — снова и снова думал он. – «Если бы я только мог все вернуть, помолодеть, заново все начать. Какой дурак я был!»

Однажды Муара как обычно попросила его о чем-то, и он с удивлением понял, что Муара даже не может себе представить степени его решительности.  Он так запросто осознавал, что может всему положить конец, и так запросто все начать заново. Муара, вышедшая замуж совсем недавно, видимо, не предполагала, что Денису тоже уготовано счастье, и что он совершенно не собирается от него отказываться. Ее грубые посягательства и оценки выводили его из себя. Понимая, что подобная внутренняя злость только усугубит все дело, он перестал в конце концов о ней думать, и она долгие часы проводила теперь по телефону, обсуждая его увлечения со своими подругами, словно у нее не было ни мужа, ни семьи, ни других занятий.

Совершенно потрясающим открытием стало для Дениса то, что он воочию теперь убедился — есть женщины, которые что-то делают для своих мужей, а есть женщины, которые рады терпеть рядом с собой неудачника. Муара была в принципе не способна дать что-то мужу, воспитать его должным образом, или вдохновить. Денис с ужасом думал, что не случись этого старого обвала в его жизни, от так ничего бы не достиг, оставшись искателем приключений и обманутым глупцом. К счастью, Муара решила в один прекрасный момент, что достойна лучшей участи, и в тайне Денис даже наслаждался, видя ее мужа, понимая, какое замечательное наследство его сопернику досталось. В тайне Денис был очень расстроен, что не смог тогда понять, или оценить все то, что было ему жизнью уготовано, и так напрасно поверил в то, что постоянные инструкции, что делать, как делать, и чего нужно в жизни достигнуть по велению разума, могут быть столь удушающими и столь недальновидными. Машина, квартира, поездка и «все как надо», поставленные как главная цель существования, так быстро заменили теплившиеся чувства, что он диву давался, как за несколько лет потерял хоть какую-то надежду на воздушное пространство и жизнь.

***

Когда Денис приехал в аэропорт, он с ужасом осознал, что телефон Маши снова и снова не отвечает. Он искал ее повсюду, бегал по всем этажам, не понимая, что могло произойти. Как будто бы жизнь возвращала его на круги своя, наглядно демонстрируя, что не все в жизни может быть так гладко.

«Она не приедет. Она пропала. Я не смогу ее найти», — с ужасом думал Денис, осознавая, что за все это время, может быть, и не так помолодел или постарел, но уж точно превратился в полного идиота.

«Маша, Маша, Маша», — повторял он про себя, — «где же ты можешь быть?»

Маши, действительно, нигде не было. Было ощущение, что он вообще все это придумал, ее нежность и заботу, ее близость, ее существование. Когда он, наконец, увидел ее в толпе туристов, то готов был рухнуть на колени, радуясь, что сказка вернулась, и можно было жить дальше.

Маша, казалось, даже не понимала, как он каждый раз боялся, что ее не будет, опасался, что она передумает, и перестанет вовсе обращать на него внимание. Маша не терпела неуважительного отношения к нему со стороны других, и, казалось, могла сделать что-то неожиданное, если ей только показалось бы, что он идет по неправильному пути, или что-то делает совершенно недостойным образом. К примеру, могла громко свиснуть, или скинуть чемодан с балкона, прямо на голову соседей.

На секунду он задумался. Делает ли он что-то для Маши? Нужно ли все это? Эгоизм Муары настолько сбил все возможное внутри, что он волей – неволей цеплялся за спасительную соломинку, думая все-таки сначала о себе.

— Машенька! – снова сказал он, не в состоянии даже поверить, что ее существование было столь реальным.

На какой-то момент он запнулся, пытаясь обнаружить в воздухе всех духов прошлого. Неужели Муара не могла быть столь добра, столь отзывчива, неужели он сам не мог…

Его мысли прервались неожиданным объявлением рейса, на который у них обоих были куплены билеты. Он пытался сконцентрировать внимание на прохождении таможни и паспортного контроля, но внутри все так ликовала и радовалось, словно он попал в рай, а не в какое-нибудь более нормальное и земное место.

***

В самолете было душно. Он выпил красного вина, и стал еще более красноречив, чем обычно. Маша слушала его, изредка склоняя голову на его плечо. Это Денису не просто нравилось, ему казалось, что он из своей детской колыбели превратился в кого-то еще более маленького, словно свернулся в зародыш. «Ничего себе мужчина», — подумал он, с нелепостью наливая Маше напитки и снова рассказывая ей что-то.

Он признался ей, что несколько недель назад приходил на ее работу, и видел, как она отчаянно кричит на кого-то. Нотки голоса были грубые, а страсть, с которой она излагала свои мысли, буквально рушили все, что было так аккуратно и тщательно создано в его сознании. Через пять минут настоящей пытки столкновения с действительностью, Денис вдруг понял, что эта кричащая женщина, изнуренная и нервная, была вовсе не Машей, а совсем другой, незнакомой женщиной. Осознав, что это все-таки была не Маша, дало Денису невероятное облегчение. Он выдохнул тогда, снова ухватившись мысленно за эту сказку, ощущая, что все жизненные силы вновь приливают к лицу, телу, все духовные гормоны, так тщательно подобранные господом богом и осмеянные всеми окружающими.

***

Он совершенно неистово целовал ее по приезде, не дав распаковать вещи. Ему казалось, что вся его столетняя усталость куда-то улетучилась, испарилась. Он целовал ее вновь и вновь, ощущая, что какой-то странный круг, начатый с самого рождения, вдруг замкнулся в ее дыхании.

Потом он погрузился в какой-то странный снежный водоворот и очнулся только у себя дома, сидя в кресле, осознавая, что все это ему привиделось. И поездка, и близость, и все другое, что этому сну сопутствовало.

— Правильно-правильно, — сказал он себе вслух. – Что бы с нами было, если бы наши мечты осуществлялись?

От обиды, что все это ему привиделось, он как будто бы даже воспрял, заходил по комнате, позвонил на работу. Вспомнил, наконец, что сегодня был выходной день. Муара только что ушла, сообщив, что наведается завтра утром, хочет уточнить, как он себя чувствует.

— Да, да. Приходи, — крикнул он ей вслед, с ужасом осознавая, что ему так легче и лучше, и пусть лучше так, чем как он себе все на свете выдумал только что.

***

С этого самого дня ему все чаще начали сниться яркие цветные сны. Как будто бы кто-то гнался за ним, или требовал вернуть большую сумму денег. Он то стрелялся с кем-то, то спорил, то снова возвращался мысленно к тому счастливому дню, когда уехал с Машей, улетел на самолете в далекую страну, целовал ее как в первый раз, а она повторяла, что любит его.

Он никогда не понимал, как может нравится порочность. Муара приучила его к своей идее красоты и чистоты, от которой его долго воротило, не давая ни внутреннего покоя, ни радости. Ее тщетная молодость до дна высушили что-то очень важное, что в нем было, как будто бы нарушилась грамотно продуманная внутренняя траектория жизненного пути.

Маша была совершенно иной. Привлекательная внешне, она источала тепло изнутри, но все, что ею казалось и было, проявляло себя столь естественно и нормально, столь продуманно природой, что у него не было ни единой минуты сомнений, что перед ним самый важный человек в его жизни.

В какой-то момент, чисто по-мужски, он стал задаваться вопросом, а нравился ли Маше кто-нибудь, любила ли она кого-нибудь до встречи с ним, желала ли она чего-то. Он придумывал бесконечные истории, связанные с ее жизнью, и никогда не мог до конца ее представить, сочиняя все новые и новые пути ее внутреннего развития.

— Ты меня так хорошо знаешь, — вдруг сказала она, и он снова почувствовал, что странным образом чудеса стали случаться с ним не только во сне, и что райская жизнь ему снова и снова грезилось наяву.

Нина Щербак