Внешность обманчива: я не одна. Я окружена старыми друзьями, которые помогают мне жить с комфортом  и умереть быстро, без мучений – например, стукнувшись виском об острый угол стола. Они помогают мне, я помогаю им. Нам не жить друг без друга. Умру я – и они окажутся искалеченными на свалке. А я не дам им умереть раньше меня.

Да, это мои столы, стулья, кровать, холодильник, теплая удобная одежда, статуэтки из фарфора. Их тысячи – больших и крохотных вещей и вещичек. Все они пропитаны инфракрасным излучением мамы, папы, бабушки, брата, собачки Чапки и кота Валентина. Но больше всего – моим. Ведь я живу здесь дольше других.

Мы разговариваем друг с другом. Но! Я им, они – мне ни слова, ни полслова. Мы передаем друг другу мысли и образы, чувства и ощущения. То я поглажу их тёплой рукой, то они погладят меня своей гладкой полированной поверхностью, шершавой обивкой дивана, горячей стенкой кастрюльки, колючей иголкой кактуса и остро-морозным стеклом окна.

В моём доме всё живое. Я не даю им жизнь – я вижу жизнь в них. Вчера маленький округлый обмылок выпрыгнул из моей руки и попал в мусорное ведро. “Вот к чему приводит неосторожность и излишняя жажда свободы”, – увещеваю я его, вытаскивая из кучи мусора на белый свет. Стол сломал ножку – кому, как не мне, посочувствовать, пожалеть и вылечить его? Кактус выбросил бутончик, но никак не может расцвести. “Вот здесь тебе хватит солнца”, – любовно переставляю я его поближе к окну, и он благодарит меня крупным белоснежным цветком с серебристыми искорками. Серебряной кофейной ложечкой пользовался еще мой прадедушка, которого я никогда не видела. Она такая забавная, как игрушечная. Я чувствую себя Дюймовочкой, накладывая ею сахар в кофейную чашечку. Бабушкина железная кровать  с сеткой дарит мне самые сладкие ночи летом, на балконе, где я засыпаю, разглядывая звёзды и Луну, мелькающую среди облаков, и пугаюсь бесшумного полёта летучих мышей.

Я люблю вещи в моем доме. Они – вехи моей жизни, пусковой механизм моих воспоминаний о трагичном и радостном. За свою длинную,  мгновенно пролетевшую жизнь мы успеваем испытать всю гамму чувств — от первой слева до последней справа октавы рояля.  Руки моих родных касались каждой вещи, оставляя на ней частицу себя. Как я могу их выбросить? Они – в каждой вещи в нашем доме.

Люблю ли я новые вещи? Да, конечно. Но они не должны выживать моих старых друзей.  А иногда бывает, что новая покупка оказывается враждебной ко мне – бьет меня, прыгая с кухонной полки, разбивается на осколки и ранит меня до крови. Мне очень жаль тогда, что мы не нашли общий язык. Очень жаль. Но приходится выбросить осколки вместе с их душой на мусорку.

Я отношусь к ним бережно, как к маленьким детям, которые не могут ходить без моей помощи. Как к старичкам, которые не могут сделать и шагу. Которые и рады бы быть со мной всегда – но не могут сместиться со своей полочки. Но все они внимательно следят за мной и моими действиями. Самый главный “надсмотрщик”  — интеллектуал. Именно о нём, маленьком, толстопузом, улыбающемся Хотэе  мой маленький рассказ.

Когда-то очень давно я была ярым коллекционером, поощряемым папой. Наверное, он сам был им, но не мог себе позволить тратить деньги на своё хобби в ущерб потребностям семьи. Он привозил мне из своих командировок в Москву прекрасные марки и альбомы для них. Их можно рассматривать часами. Советские марки продавали в каждом киоске, поэтому они не казались мне какими-то особенными. Кто бы мог подумать, что они станут самыми редкими и дорогими через несколько десятков лет? Потому что это марки исчезнувшей страны. Но дети их не покупали. Их интересовали непривычные миниатюрные картинки на марках из неведомых стран – серия с колдунами из Зимбабве, милые чешские марки, похожие на иллюстрации к сказкам, болгарские марки с людьми в национальных костюмах, марки из серии “искусство” – на каждой крошечная картина из какого-то музея. Мое богатство росло  и заняло пять толстых альбомов, которые я периодически разглядываю с большим интересом и совсем другими впечатлениями от них.

Потом я стала собирать журналы мод. Их привозил из поездок муж. Как мне завидовали все подруги! Это были французские и итальянские журналы “Haute couture”, от каждой модели захватывало дух, замирало сердце, в котором вызревала горькая тоска – вся эта роскошь была непостижима, недостижима и создана только для заграничных миллиардеров. Но некоторые модели мои подружки-рукодельницы все-таки смогли сшить сами – всем на зависть.

Следующей стала коллекция тканей, что логически вытекало из коллекционирования журналов мод. В магазине  “Ткани”, щупая и рассматривая каждую, я уже видела внутренним зрением всё, что можно из неё сшить! Ведь я тоже отлично шила.

За коллекцией тканей последовала коллекция статуэток. В этом были повинны прабабушка, бабушка и мама. Они обожали небольшие изящные фарфоровые статуэтки  начала девятнадцатого века, в конце которого родилась бабушка, сохранившая статуэтки своей матери и получившая в подарок от любимого статуэтки, привезенные из Китая и Японии после русско-японской войны.

Мама пополнила коллекцию послевоенными покупками в Калининграде – бывшем Кёнигсберге. Немцы продавали вещи, покидая город. Так в нашем доме появились неописуемо реалистичные статуэтки из почти прозрачного фарфора – нежные пастушки в одеянии восемнадцатого века, танцующие с кавалерами дамы в длинных платьях и милые собачки с завитками из рыжего фарфора. Вот и я пополнила коллекцию глиняными фигурками. Парочка терракотовых слоников – мальчик в шляпке с полями, девочка с бантом на голове – смотрели друг на друга, касаясь белыми бивнями. Два веселых беззубых аксакала развлекались игрой на дутаре и дойре, китайские божки из слоновой кости сидели молча и размышляли мудро, и только Хотэй, такой добродушный и немного наивный, раздавал всем гостям по монетке на счастье, на богатство, взамен поглаживания своего большого животика.

А еще у меня была большая коллекция ювелирных изделий – как же без неё? Золотые кольца, серёжки, кулончики, браслеты и цепочки…  лежали как новые все вместе в коробочке от французского круглого мыла. Коллекции созданы для глаз избранных — самой владелицы и её друзей. Носить эти красивые украшения я боялась после утери  нескольких серёжек и колечек. Поэтому периодически рассыпала их на ковре и любовалась блеском золота, наслаждаясь своим богатством,  как Гарпагон у Мольера.

В то время мне приходилось работать допоздна и часто по выходным. Пришлось пригласить женщину, которая раз в неделю убиралась в квартире. Она проработала у нас около года, а потом пришла с мужем и сообщила, что больше не сможет нам помогать. Было очень жаль, конечно, но пришлось смириться. Где-то через месяц я заметила, что моя коробочка с золотом исчезла. Кроме этой женщины в доме никто не бывал. Мама не хотела верить, что это она могла украсть. Расстроенные, мы три года последовательно искали эту коробочку по всей квартире, параллельно навели чистоту и порядок в шкафах. Мне было очень жаль: многие изделия были подарены близкими людьми, в том числе бабушкой и мамой, и были дороги как память. Часто мы c  мамой сидели и перебирали в памяти все глухие уголочки в квартире, бежали туда в надежде найти заветную коробочку,  но усилия были тщетны.

– Ну, что поделать, доченька, не расстраивайся. Когда-нибудь коробочка найдется. А если не найдется – так и бог с ней. Это просто золото. Не стоит портить себе из-за него здоровье.

– Мама, если бы я точно знала, что золото украли, я бы уже давно успокоилась. Но меня мучает вопрос – действительно ли его украли, и кто это сделал?

– Не на все вопросы есть ответы, – отвечала мама.

Однажды ей пришлось лечь в больницу. Впервые в жизни я осталась дома одна. Я всегда об этом мечтала – можно делать всё, что душе угодно:  спать на всех кроватях по очереди, покопаться в мамином секретном шкафу, перемерить всю её одежду, позвать подружек и на славу повеселиться… Да много чего ещё может сделать молодая свободная женщина! Через неделю, исполнив все свои мечты, я готовилась ко сну, когда неожиданно мне в голову пришла странная идея. На столике стоял и ласково смотрел на меня трехсантиметровый Хотэй и хитро улыбался. Я взяла его в руки и, поглаживая его животик, проникновенно сказала:

– Хотэй, помоги мне, пожалуйста! Я никак не могу забыть эту коробочку с золотом. Мы с мамой обыскали весь дом, не оставив живого места – но её нигде нет. Я хочу знать, украл её кто-то или она всё-таки где-то тут и мы можем её найти? Ты ведь видел, куда я могла её положить или того, кто её украл. Подскажи мне как-нибудь!

Почему-то это действие меня очень успокоило, и я легла спать. Наутро, опаздывая как всегда на работу, я забежала за феном в кабинет и уже собиралась подойти к зеркалу, как вдруг увидела на высоком книжном шкафу, почти под потолком, конусообразный абажур от лампы.

– Что под ним? – мелькнула мысль? – Сейчас некогда смотреть. Приду с работы – посмотрю.

– Протяни руку, подними абажур и посмотри, что под ним. Это дело одной минуты, –сказал внутренний голос, которого я послушалась.

Под абажуром стояла коробочка с золотом. Как она туда попала? Полный провал в памяти. Сюрреализм. Я не верила своим глазам – в буквальном смысле этого слова.

Я позвонила маме в больницу. Трубку взяла медсестра.

– Ваша мама лежит под капельницей и не может Вам ответить. Что ей передать? – спросила она.

– Скажите ей, что я нашла золото! Дома! – обрадованно вскрикнула я.

В трубке наступила гробовая тишина, а потом медсестра пролепетала дрожащим голосом: “Хорошо, передам…”

С тех пор я обращаюсь к Хотэю каждый раз, когда теряю что-то. Его ответы появляются разными способами. Например, он может послать меня за какой-то вещью – а рядом с ней будет лежать забытый предмет. Или соседка позвонит и попросит что-то взаймы – и я снова найду искомый предмет в шкафу с мукой или солью. Я всегда его благодарю за помощь, поглаживаю его животик и целую. Мне слышится, что он тихонько мурчит от удовольствия как кошка.

Наталья Бондаренко

Иллюстрация к рассказу из открытых источников