1.

Служить готов суворовский солдат

Во флотский экипаж для прохождения курса молодого бойца я попал в двадцатых числах декабря 1972 года. Правда, курсанту к тому времени уже исполнилось двадцать пять лет. Заочно, без отрыва от производства, он окончил театральный институт, служил на театре, печатал рассказы в молодёжной газете, был женат на красавице балерине, у него подрастала очаровательная дочурка. Такие дела.
Может возникнуть вопрос, почему по достижении призывного возраста меня не забрили в солдаты? Просто повезло. Именно в тот год министр обороны издал приказ: заочников до окончания института в армию не брать.
По получении диплома я сам прибыл в военкомат и, вспомнив эпизод замечательного фильма: «Гусарская баллада», отрапортовал: «Служить готов суворовский солдат». По скисшей физиономии военкома я понял, данный шедевр режиссёра Эльдара Рязанова ему не по вкусу.
Доложившись, я строевым шагом покинул сие заведение. У меня, надо признаться, возникло ощущение, что после моего ухода бравый офицер не раз и не два покрутил пальцем у виска.
Однако, газета «Молодой допризывник» оперативно напечатала бравурную заметку о моём героическом поступке. С тех самых пор этот текст, распечатанный во множестве экземпляров, вместе с повесткой торжественно вручался всем допризывникам города.
Я на всякий случай прихватил заметку с собой, показал её взводному, тот ротному, ротный командиру флотского экипажа. Тот отправил её с нарочным начальнику штаба округа. Вот, дескать, какие в нашей великой стране молодцы живут. Рвутся служить на Тихоокеанском флоте!
Каково же было всеобщее изумление флотского экипажа, когда за мной, салагой из первого взвода, прислали служебную «Волгу».
Я и предположить не мог, что причина вызова окажется выше моего разумения.

2.

Надо изобразить Деда Мороза на крейсере «Варяг»

Сопровождающий лейтенант доставил меня в кабинет, доложился и исчез. Я шокированный, заинтригованный происходящим, пригляделся, вытянулся пред сидящим за столом капитан-лейтенантом… и обмер. Рядом с ним стояла…
я протёр глаза…
… Стояла самая настоящая Снегурочка! Она кокетливо глянула на меня и сделала книксен. Каплей непринуждённо махнул рукой в сторону дивана, на котором возлежали: (другого слова было не подобрать), роскошный костюм Деда Мороза и шикарный парик с белоснежной бородой.
— Курсант, — внушительно произнёс он, — вам выпала  честь с первых дней на флоте послужить Родине. Надо изобразить Деда Мороза на крейсере «Варяг». Уверен, что справитесь. Не посрамите флот.
Я вытаращился, вытянулся, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, ещё выше и  выпалил:
— Служу Советскому Союзу!
Явно не к месту выпалил.
Но эту знаменитую фразу я не раз и не два произносил в спектакле о войне, поставленном в нашем театре. Она просто мне в поры въелась. Как-никак, двести спектаклей отыграл. Показалось, что она – именно то, что необходимо произнести в данных обстоятельствах.
— Серёжа, ты не на плацу, — певуче произнесла Снегурочка, — не морочь артисту голову.
Я остолбенел. Показалось, что сейчас грянет гром и разверзнутся небеса. Но вместо этого бравый служака конфузливо пробормотал:
— Ладно, Наташка, сама ему всё объясни.
Она кивнула.
— Командир «Варяга» попросил прислать к ним…
— Командир крейсера «Варяг», капитан первого ранга… — деликатно поправил её каплей.
— Не мешай, — отмахнулась она и произнесла: — От редакции журнала «Советский Союз», который, между прочим, читают во всех прогрессивных странах мира, прибыл корреспондент. Ему редакция поручила сделать фоторепортаж о прибытии на крейсер Деда Мороза и Снегурочки. Со Снегурочкой, то есть, со мной, проблем нет. В нашем театре Снегурочек всех возрастов завались. А Деды Морозы нарасхват. Они сейчас по всему Владивостоку в детских садах и школах новогодние утренники проводят. У них все выступления расписаны. По минутам…
— Дело знакомое… — вырвалось у меня. — Играно на императорской сцене.
— Прекрасно, — обрадовался каплей. – Надевайте, курсант, костюм, вас с Наташей, кстати, моей женой,  сей же час доставят к месту дислокации.
У меня чуть слёзы на глазах не выступили от охватившего восторга. Вместо бесконечного топтания на учебном плацу отыграть ёлку. И где? На корабле!
—Так точно! — выкрикнул я, схватил костюм и в мановение ока нацепил его на себя.

3.

Играно на императорской сцене

Через полчаса мы уже были на крейсере, тёзке того самого легендарного «Варяга», о котором я всё детство распевал: «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает. Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!»
Корреспондент сходу взял нас в оборот. Где только нас ни фотографировали: у флагштока, у пушек,  на палубе, на камбузе…
И даже пообещал прислать журнал. Во что, я признаться  не очень поверил. Голова кругом пошла от такого марафона. Под конец нашей гонки корреспондент неожиданно промолвил:
— В кают-компании ёлочка наряжена. Там, по моей просьбе, свободные от вахты офицеры и матросы собрались. Капитан первого ранга на этом празднике жизни тоже примет участие. Какое–никакое, а разнообразие в рутинной стоянке корабля у причала экипажу на пользу пойдёт. Клянусь подобного ни на одном крейсере,  ещё не было. Сможете, господа артисты, небольшое представление для экипажа устроить?
— Небольшое представление для экипажа устроить…— задумчиво протянул я.
— Ну… — он с нетерпением поглядел на меня.
— Сможем! — загорелась Наташа.
— Сможем, — кивнул я. — Только это будет один в один по сценарию детсадовского утренника.
— Я этих утренников косой десяток провела, — захлопала в ладоши Наташа. — Думаю, в текстах этих сценариях от Камчатки до Калининграда большой разницы нет.
— Вперёд! — он схватил нас за руки и потащил за собой.
Вскоре я переминался с ноги на ногу у двери кают-компании. По заведённому правилу я должен был стукнуть посохом и войти в зал, когда детвора, то есть, собранные члены экипажа, трижды хором прокричат: «Дедушка Мороз!»
Вот только удастся ли Снегурочке их завести на это. Народ там тёртый собрался. Отличники боевой и политической подготовки. Видел их фотографии на стенах каюты замполита. Он так прямо и рубанул: «На таком знаменитом крейсере только такие орлы служат».
Но тут за дверью заголосили: «Дед Мороз! Дед Мороз! Дед Мороз!».

4.

В лесу родилась ёлочка  

Я для чего-то перекрестился, хрястнул об пол посохом и вошёл в зал. Сиречь, в кают-компанию. Гляжу, а глаза-то у моей «детворы» горят. Я, пританцовывая, поплыл по кругу. Хожу, грохаю посохом об пол и громогласно предлагаю сверкающей красавице зажечься.
Местный электрик, никаких новогодних сценариев в глаза не видавший, тут же щёлкнул по моей команде рубильником и ёлочка загорелась. Чёрт побери! Она же после всяких моих шуток – прибауток должна только с третьего раза зажечься.
Этим поступком он  нас, конечно, немного выбил из колеи. Тут Наташа спохватилась, организовала круг, местный баянист по её команде нажал на клавиши, и присутствующие вместе с нами грянули:
— В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла…»
Как же вдохновенно, самозабвенно, с лёгкой грустинкой по безвозвратно ушедшему детству, звучали эти бессмертные слова: «Теперь она нарядная на праздник к нам пришла, и много, много радости детишкам принесла». Хоровод закончился, «детвора» расселась, я по привычке поискал глазами пенёк, не обнаружил его. Мне тут же деликатно подставили стул. А дальше всё пошло, как по маслу. Снегурочка загадывала загадки, я невпопад на них отвечал. Почтенная публика веселилась от души, по одному подходила к Деду Морозу, читала заветные стихи. О доме, о папах с мамами, о любимых девушках. Затем мы играли во всевозможные игры.
Честно говоря, я взмок. Орлы погоняли нас, будь здоров.
Возле стула неожиданно очутился мешок. В нём  оказались немудреные подарки. Я их торжественно вручал, бравые моряки смущённо прижимали их к форменкам.
У меня даже в глазах защипало. Почудилось: сейчас получим со Снегурочкой заслуженный гонорар, в детсадовской столовой нас, как заведено, от души накормят, и можно будет отправляться домой. К жене и дочке. Однако, пора отправляться восвояси. В экипаж. Скинул слегка потрёпанный халат, аккуратно пристроил его вместе с париком и бородой на стуле, беспомощно оглянулся.
Куда народ подевался?
И тут в дверях появилась внушительная фигура с иконостасом медалей и значков на идеально отглаженном кителе. Я пригляделся, вытянулся и отрапортовал:
— Здравия желаю, товарищ Главный корабельный старшина!
«Второй отец! —  это я уже про себя добавил».
— Растерялся, сынок. — Он широко улыбнулся. — Сейчас я тебя в кают-компанию на банкет доставлю. Там народ заждался Дедушку Морозу. По душе вы пришлись всему нашему экипажу.
— А ли нельзя нам, — я на мгновение запнулся, — к матросам в кубрик заглянуть?
— Это можно, — загадочно крякнул он и так хитро подмигнул мне. — Только по — быстрому. На один глоток. Не больше. На банкете тебе этого не перепадет.
На счёт  «по-быстрому, мне не перепадёт»,  я понял позже, когда в кубрике мне дружески намяла бока давешняя «детвора» и угостила спиртом из жестяной кружки.
На банкете я, естественно, довольствовался апельсиновым соком и домашним, как у мамы, обедом.
«Повезло, — думал я, блаженно улыбаясь, отвечая на приветственные поздравления окружающих. — Надо же, какая мне разлюли малина перепала. Жаль, что больно скоро она закончилась».
Только моя малина только начиналась. По всем кораблям, пришвартованным в порту Владивостока, разлетелась весть о нашем с Наташей выступлении. Служивые возжелали праздника.
По приказу контр адмирала я досрочно принял присягу во флотском экипаже и отыграл с Наташей положенные ёлки.
А журнал фотокорреспондент всё-таки прислал. Правда, за давностью лет он затерялся.

5.

Меня взяли на роль конферансье

Во флотском экипаже, я пробыл недолго. Меня перевели в ансамбль Тихоокеанского флота. Он состоял из ребят срочной службы в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года, сверхсрочников, только-только вышедших в запас, и с удовольствием щеголявших новенькими лычками старшин второй и первой статей, коих ранее у них не было, мичманов, большинству из которых было далеко за сорок и вольнонаёмных девушек – балерин. Естественно, в таком творческом коллективе было всё перемешано: матросы, кроме повседневных обязанностей, играли в оркестре, пели в хоре, отплясывали с балеринами.

Меня взяли на роль конферансье, подчёркиваю, конферансье, а не ведущим концерта. Прежний ведущий, старейший из мичманов, трубным голосом, как на военном параде, чётко объявлял номера. Не более того.

От меня же товарищ майор, он же начальник ансамбля, потребовал юмористических выступлений.

Актёрских и прочих баек я знал множество и вдохновенно отбарабанил их майору. На что он вздохнул и промолвил:

— Ваш зажигательный штатский репертуар здесь не подойдёт. Нужно что-нибудь проще, доходчивее, что ли. Публика здесь своеобразная. Большинство призывников из небольших провинциальных городков, из сельской местности. Впрочем, вы вскоре всё поймёте. Подумайте, через сутки доложите.

Я лихо козырнул, получил увольнительную и отправился в городскую библиотеку. Любимую «Литературную газету» отмёл сразу. Попросил журнал «Крокодил». Дали целую кипу. Два часа я добросовестно штудировал всё, что мне казалось приемлемым, делал выписки. Вернулся в ансамбль и доложил майору:

— Городская баня работает следующим образом: в чётные дни моются мужчины, в нечётные моются женщины, в воскресенье вместе!

Он поморщился, выслушал ещё несколько журнальных баек, кивнул и отпустил готовиться к концерту, заметив:

— Оперативно сработали. Не ожидал. Служите в том же ключе.

Мои сольные хохмы на первом же концерте прошли на ура. Зал хохотал, долго хлопал, не отпускал, требуя «продолжения банкета».

На концерты, когда они были в свободном доступе, валом повалили горожане. Девушки после концерта стали меня подлавливать. Но это не театр, где поклонницы ловили меня прямо у служебного входа.

Но после женитьбы, честное слово, я выныривал с чёрного хода и домой! А тут прятаться от прелестных созданий не приходилось. После концерта нас строем вели в автобус. И баста!

Что до  старослужащих матросов… так они меня гоняли, правда, довольно-таки деликатно. Как говаривал Юрий Визбор по этому поводу: «Мы всё пройдём, но флот не опозорим, мы всё пропьём, но флот не посрамим».

Тогда на флоте служили по три года. Служба была не сахар. Особенно у подводников. Со временем у меня появилось много друзей среди матросов разных специальностей.  Могу с уверенностью заявить: на флоте не было такой жуткой «дедовщины», как в сухопутных войсках. Мой младший брат служил в стройбате и прошёл через этот ад.

6.

Выход есть! Какой?

Но однажды в моей флотской биографии произошла перемена. Дело было так. Нас отправили с выступлением в небольшую N – скую часть. Дело шло к ужину. Главный Корабельный Старшина нас заверил:

— Не волнуйтесь, ребятки, ужином вас там накормят.

Мы взяли под козырёк, доехали до порта, сели на катер и пошли по заливу. Прибыли на место. Отработали, как полагается.

А с ужином вышел затык. Часть была маленькая, повар приготовил «рубон» только для своих. О банкете для нас местное начальство не предупредили. Оно убыло. На оголодавших артистов никто не рассчитывал.

Сопровождающие нас мичман и ротный старшина из матросов растерялись…

Но я окончил театральный институт, а не кулинарный техникум. Задан этюд: накормить братву! Ваше действие, студент? С действием определился. Нужен партнёр.

Отправился к вахтенному офицеру.

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант.

Он поднялся.

— Обращайтесь.

— Вы в курсе, что вашим гостям не предложен ужин?

— В курсе, — с видимым сожалением ответил он. — Неужели вас не накормят в своей части?

— Товарищ лейтенант, — с печалью в голосе пробормотал я, — у нас в ансамбле нет кухни с поварами и поварятами…

Он натужно усмехнулся.

— Вижу, что вы шутник не только на сцене.

— До ансамбля полтора часа хода, — я гнул свою тему, меня обрадовало, что он вступил со мной в разговор, а не скомандовал: кругом, шагом марш! — Наш единственный повар, — я чуть не всхлипнул, — к моменту нашего возвращения он будет второй сон разглядывать.

— Безвыходная ситуация, — сочувственно вздохнул лейтенант.

Каждый из нас чётко вёл свою роль, согласно моей задумке.

— Почему безвыходная?! — радостно воскликнул я. — Выход есть!

— Какой? — насмешливо спросил он.

— Позвоните в наш ансамбль…

— В город мы можем звонить только через штаб округа, —  перебил лейтенант.

Я вытянулся и чётко отрапортовал:

— Товарищ лейтенант, а что если вам выйти на связь с дежурным по штабу округа…

У него округлились глаза. Но я не дал ему встрять в мой монолог.

— И доложить о создавшейся нестандартной ситуации, требующий немедленного решения. А он, со своей, стороны передаст сообщение вахтенному офицеру ансамбля, тот отдаст приказ повару, тот срочно приготовить «рубон», сиречь ужин.

— Вы в своём уме? — с видимым раздражением воскликнул он.

— То-то оно, что в своём, — искренно ответил я. — Представьте, мы приезжаем от вас голодные, как собаки. Голодные матросы, естественно, поднимут шум. Среди ночи вахтенный вынужден буде доложить о случившимся начальнику ансамбля. Так или иначе, ЧП дойдёт до более высокого начальства. Майор перешерстит виновных. Возможно, получит взыскание. Пусть не ужином, но угостить сухим пайком нас вы были обязаны. Вам, не дай Бог, это тоже аукнется. А так, пока мы доберёмся до ансамбля, ужин будет готов. Как говорится: и волки будут сыты, и овцы целы. А слава о вашем мужественном решении обратиться в штаб… тут я поперхнулся. Понял, что переигрываю. Хотел исправить положение, но…

— Стоп! — воскликнул лейтенант. — Это ведь вы с женой моего друга проводили у нас ёлку?

— Так точно, проводили! — восторженно воскликнул я. — Наше выступление нигде так горячо не воспринималось, нежели у вас. У меня до сих пор сохранились об этом самые тёплые воспоминания. А каким обедом нас накормили после…

— Хватит заливать, артист.

Я вытянулся в струнку.

— Вольно, — усмехнулся он, подошёл к аппарату, доложил дежурному о сложившейся «ситуации», и протянул мне руку.

— Сколько лет вы служите?

— Чуть больше месяца.

— Ну-ну, — усмехнулся он. — Лычка по вас плачет.

Мой этюд, как видит, уважаемый читатель, был разыгран по всем правилам актёрского мастерства. И партнёр у меня был великолепный.

Лейтенант оказался провидцем. На мои погоны легла золотая лычка старшего матроса. Я стал старшиной роты

7.

Опять по гарнизонам странствовать

В декабре меня вызвали в политуправление. Начальник моего родного ансамбля песни и пляски выразил неудовольствие. Не удивительно. Приглашение пришло телефонограммой, минуя товарища майора. Что называется, из рук в руки. Ещё это означало, что меня могли выдернуть из ансамбля на какое-нибудь мероприятие. А предновогодние концерты шли один за другим. И попробуй, найди другого конферансье. Танцора – пожалуйста, хориста – без проблем. А главное, рота оставалась без присмотра.

Для меня же вызов был, можно сказать,  «манной небесной».  Близился традиционный новогодний бал в Доме офицеров флота. Бесплатным Дедом Морозом я уже веселил детвору на многочисленных гарнизонных ёлках. Зарекомендовал себя. Бесплатный сценарист и ведущий вечера начальством мог быть востребован.

Так что в приёмную политуправления я прибыл чуть не за час до назначенного срока.

И он наступил. Меня сопроводили в кабинет одного из заместителей заместителя начальника политуправления. Отворил дверь. Строевым шагом вошёл, вскинул руку к бескозырке и остолбенел…

В кресле, озорно поглядывая на меня, сидела Снегурочка!

— Наташа, — запинаясь, промолвил я, — привет. Ты что тут делаешь?

— Тебя дожидаюсь.

— Опять по гарнизонам странствовать, детишек веселить, — со вздохом пробормотал я. — Короче, здравствуй, Дедушка Мороз,  борода из ваты. Раз, два, три – ёлочка гори. Для этого в такое серьёзное учреждение вызвали? Начальство моё всполошили.

— Здравствуй, Дедушка Мороз, — она подошла ко мне и чмокнула в щёку. — Что это ты за спиной папку прячешь? Явно не сценарий для детского утренника. Мы на них с тобой собаку съели. Вызывать бы тебя по этому поводу не стали. Ой, мне кажется, там наброски, сценки к предстоящему новогоднему празднику в Доме офицеров. Я не ошиблась? Покраснел! Значит, не ошиблась. Именно ради этого с моей лёгкой руки ты здесь оказался и…

Дверь в кабинет резко распахнулась. Наташа мигом прикусила язычок.

8.

Уверена, вы договоритесь

Я козырнул и вытянулся пред светлыми очами вошедшего офицера и мысленно воскликнул: «Явление Христа народу! Это же тот самый каплей, который  когда-то флотского курсанта отправил с Наташей проводить ёлку на крейсере «Варяг». Гляди-ка, до капитана третьего ранга дослужился».

— Вольно, — отмахнулся он и свирепо уставился на жену. — Ты что тут делаешь?! А если бы кто из начальства сюда вошёл!

— Успокойся, успокойся. Ухожу, ухожу, ухожу, — протараторила она. — Когда закончишь общаться со старшим матросом, звякни, пожалуйста? Мы с девочками, то есть, с комиссией по проведению праздника будем ждать в кабинете напротив. Уверена, вы договоритесь.

И, сопровождаемая тем же свирепым взглядом, она выскользнула из комнаты.

— Садитесь.

Я присел и без долгих разговоров протянул ему папку. Он взял её и насмешливо глянул на меня.

— Уже старший матрос.

— Так и вы не так давно, товарищ капитан третьего ранга, были капитан-лейтенантом. А сейчас в политуправлении служите, не хило… — я вскочил со стула и вытянулся в струнку. — Виноват…

— Не хило, — усмехнувшись, перебил он меня. — Не буду скрывать, не хило. Садитесь, старший матрос. Не на плацу. Делом займёмся.

Он раскрыл папку и начал сосредоточенно вглядываться в мои перлы.

У меня спина заныла от напряжения…

«Вот ведь службист, — подумал я, — почти час читает, а хоть бы разок улыбнулся. Швах твои дела, сочинитель. Ёлки будешь проводить в самых отдалённых гарнизонах, поскольку в городе всё уже схвачено артистами из драмтеатра и ТЮЗа».

Наконец он выпрямился, сложил листки в папку и оценивающе поглядел на меня.

— Вас из Омска призвали?

— Так точно.

— До моря далековато.

— Далековато, что и говорить. Но меня всегда тянуло к воде. Я даже пытался устроиться актёром в ваш драмтеатр. Пролетел. Статью не вышел, — вздохнул я.

— Сочувствую. Но, скажу прямо, это не повлияло на качество того, что я прочёл. Откройте секрет, откуда в тексте взялось столько просолённых морским ветром сценок. Читал и от души смеялся.

Я с недоумением глянул на него. Своеобразно веселится товарищ капитан. Надо будет эту сценку в сценарий вставить.

— На гражданке приходилось стряпать  капустники для театра, сценарии на любую тему сочинять для различных организаций.  В общем, на все руки от скуки мастером был. Вот  в свободное от службы время и набрасывал по привычке различные миниатюрки. Для наших концертов.

—Ах, для концертов. Кстати, мы с Наташей на одном из них были, видели, как вы публику развлекаете. Она мне и посоветовала рискнуть, привлечь вас к намечающемуся мероприятию. Рискнул,  предложил начальству вашу кандидатуру. У нас, правда, имеется традиционный сценарист. Но дали добро на беседу с вами. Турусы на колёсах разводить нет смысла. Материал меня устроил. Послушаем, что комиссия скажет.

Комиссия ржала от души.  Мы начали разбирать мой опус по косточкам. Внесли массу поправок. Пообещал учесть и довести работу до ума. Меня покормили в офицерской столовой и отправили восвояси.

9.

Запах отбивает напрочь

Явился в ансамбль, доложился, приступил к своим обязанностям.

Через несколько дней пришла телефонограмма. Меня временно отзывали на новое место службы, в Дом офицеров флота.

Майор рвал и метал. Для концертов нужно было искать нового ведущего. Пришлось срочно натаскивать одного из танцоров.

Старшина ансамбля угрюмо косился в мою сторону. Вместо общего руководства, ему пришлось заниматься ротными мелочами. А он от этого отвык.

А после отбоя рота вызвала меня для разговора. Я насторожился. Полуночная беседа с ротой – дело серьёзное.

Однако ультиматум, предъявленный ребятами, превзошёл мои ожидания. Они заявили, что я буду встречать Новый год за праздничным столом, оттягиваться на все сто целых десять дней, а они лапу сосать. Это несправедливо.

Но что я мог поделать в данной ситуации? Взять роту с собой? Этого они не требовали. Они потребовали: на предновогоднем ужине кроме лимонада, втайне от дежурного офицера, должна быть выпивка. Поскольку я на все руки мастак, да мне ещё почёт и уважение в самом политуправлении, то обязан организовать это невинное мероприятие. А будут выставлены вино, водка или коньяк – моё дело. Тут они мне не советчики.

С тем и разошлись.

С покупкой вышеназванных напитков у меня не было проблем. Даже на срочной службе при желании можно заработать. Тем более в моём положении, а у меня была увольнительная, дающая право на выход в город в любое время суток. Так что я успевал в местную прессу материалы подбрасывать. А гонорары в ту пору за публикации нештатным авторам выплачивали весьма приличные. Больше чем штатным сотрудникам. Даже драмкружок умудрялся вести в школе. Так что на сигареты мне хватало. Да что на сигареты, жене умудрялся небольшие переводы отправлять.

Купить несколько бутылок водки мог без проблем. Но устроить застолье с выпивкой на глазах у дежурного офицера…

С другой стороны в роте из начальства никого не будет. Хотя не исключена неожиданная проверка из штаба. Дыхнут мои хмельные ребятишки на проверяющего офицера, скандала не оберёшься.

Хм… дыхнут, дыхнут…

И тут мне вспомнилось, как на свадьбе у друга мне всё время подсовывали выпивку. Я героически отнекивался. Вечером предстояло играть спектакль. А там по сюжету приходилось обнимать и целовать партнёршу. Дыхну на неё перегаром, пиши — пропало. Партнёрша – жена директора. Выговором не отделаешься. Вышибут из театра по статье.

И надо же, среди гостей нашёлся умудрённый жизнью геолог. Он попросил у хозяйки пяток лавровых листочков, поджёг их, попросил хозяина налить в рюмку водки, и опустил туда этот факел. Огонёк пшикнул и затих. Геолог протянул посудину мне. Я непонимающе вытаращился на него.

— Не бойся, — успокаивающе произнёс он, — на инспекторах ГАИ не раз проверял. Запах отбивает напрочь.

Я махнул рукой и выпил. Водка, как водка. Геолог поинтересовался, есть ли в доме записной трезвенник. Привели бабушку новобрачной. Она сначала отмахивалась от нас, как чёрт от ладана. Потом сжалилась. Я дыхнул на старушку.

— Слова Богу, — перекрестилась она, — хоть один тверёзый нашёлся среди вас, алкашей.

Под закуску я опрокинул ещё рюмку и отправился служить Мельпомене.

Свадьба была в самом разгаре, когда я возвратился.

— Ну как прошло? — заплетаясь языками, потянулись ко мне гости.

Я вскинул два больших пальца.

10.

А ну-ка дыхни! 

И завертелось. Полегоньку притащил в наш надёжный схрон водку и несколько пачек лаврового листа. Ребята недоумевали, но молчали в тряпочку. Авторитет у меня был непререкаемый. Даже старослужащие, если я не очень давил на них, с зубовным скрежетом козыряли, но выполняли мои приказания.

Наступило тридцать первое декабря. За пятнадцать минут до ужина я с помощниками вылил водку в питьевой бачок, зажёг букет лавровых листьев и опустил их в него. Дежурный офицер прочно уселся в кабинете начальника ансамбля. «Карнавальную ночь» смотреть.

Повар положил в тарелку закуску и пошёл к дневальному. Мы потянулись за ним. Дневальный оглянулся по сторонам, открыл краник бачка, подставил кружку под благословенную струю, закрыл краник, зачем-то перекрестился, выпил, крякнул от удовольствия и расцвёл на наших глазах.

Я предложил ребятам проверить его на «выдох».

Эксперимент удался!

Меня собрались качать. Я пресёк сие дружеское проявление и отправился с ними за стол.

Дальше всё пошло своим чередом. Сколько же в тот вечер мне пришлось выслушать благодарственных тостов в свой адрес. Не сосчитать. Себе не позволил ни грамма.

В девять часов вечера, взяв слово с ребят, что всё будет чики -чики, отправился в Дом офицеров.

Бачок мои подчиненные, не подумав о завтрашнем дне, опустошили до дна. Необъяснимым образом о нашем застолье догадался Старшина ансамбля. Дежурный офицер клялся и божился, что абсолютно трезвая рота, прослушав новогодний бой курантов, в полном составе улеглась в койки.

Скорее всего, бравый служака догадался о попойке, глядя на помятые лики ребят на утреннем построении. Однако доказать факт потребления алкоголя у него не получилось.

Приказание «А ну-ка дыхни!»  вызываемые матросы исполняли с усердием.

Прослуживший на флоте добрых тридцать лет, он, знавший про матросские выкрутасы всё от и до, ничего не мог понять. Это задевало служивое самолюбие. Как он ни пытал штатного стукача, а таковые имелись в любых подразделениях армии и флота, тот языка не развязал.

Он снизошёл до того, что сопроводил меня в аэропорт в день отлёта домой. В буфете, осушив отходную рюмку, он положил мне руку на плечо и проникновенно произнёс:

— Я не сомневался тогда, не сомневаюсь сейчас: закопёрщиком новогоднего сабантуя был ты. Чутьё у старого служаки не хуже чем у охотничьей собаки. И оно меня ни разу не подводило. Сними грех с души. Скажи правду? Дело прошлое. Оно в моей душе останется, как память о хитроумном старшем матросе.

Я обнял его на прощание и не менее проникновенно ответствовал:

— Пьянки в тот вечер не было. Вспомните, вы же первого января явились на утреннее построение,  едва продрав глаза. А с похмелья и не такое могло привидеться.

У старика на глаза навернулись слёзы.

Я улетел с надеждой, что снял тяжесть с его души. А признайся я ему? Неизвестно, как моя искренность могла отразиться на ребятах, попади однаждыему вожжа под хвост.

11.

На золотые погоны позарился

Уже дома, после ухода гостей, жена, разбирая мои скромные пожитки, наткнулась на фирменный бланк.

— Что это? — поинтересовалась она.

— Это патент на производство в лейтенанты королевских мушкетёров вашего покорного слуги, минуя Атоса, Арамиса и Портоса. Удостоен был высочайшей милости.

— Господи, ты вроде вышел из детского возраста. В армии отслужил. А всё никак не наиграешься, — вздохнула подруга дней моих бесшабашных.

— Мне из него выходить не с руки, — я ласково обнял её за плечи. — В детском театре служу. Слышала, о чём за столом мои коллеги говорили?

— А как же. Трещали, что у вас собираются ставить три мушкетёра.  Видела, как ты сник, когда услыхал, что роль Арамиса, такого же смазливого бабника, как и ты, выпала тебе. С бравым гасконцем ты пролетел. Опять десятиклассницы тебя на проходной вылавливать будут.

Я с удивлением посмотрел на любимую. С чего, вдруг, она завелась? Ну, сел я сегодня случайно между двумя молоденькими актрисами.  Ну, потанцевал с одной из них. Ну, прижималась она ко мне. Так не я же к ней. Для меня этот «жим-жим» давно «преданье старины глубокой». В вопросах морали я, как никогда ранее, стал строг.

— Строг, ещё как строг, — подхватила она.

Я и не заметил, что последнюю фразу произнёс вслух.

— Извини меня, — виновато улыбнулась она. — Не пойму, с чего меня понесло. Так всё-таки, что это за патент, прости господи, что это за бланк? О – о – о,  да ты, я вижу, нисколько не фантазируешь. Тут и впрямь напечатано: лейтенант.

— Был такой грех, — подтвердил я. — На золотые погоны позарился.

— Но ты окончил театральный институт, а не военное училище.

— Присядь, родная моя. Вот так. После блистательно проведённого новогоднего бала в Доме офицеров, я тебе об этом писал, на меня посыпался шквал распоряжений: проводить всевозможные мероприятия к датам и юбилеям без сучка, без задоринки. Меня откомандировали в отдел культуры, или как он там при политуправлении назывался. В роту только ночевать приходил. И то не всегда.

— И где же ты ночевал? — поинтересовалась супруга.

— Меня иногда в командировки отправляли.

— Я смотрю, у тебя не служба была, а сплошь синекура, — заметила она. — Концерты, балы, командировки. Женщины вокруг тебя, поди, хороводы водили: «Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай». Не зря мне говорили: «За кого замуж собралась? Да он ни одной юбки не пропускает».

— Пропускал,— неожиданно брякнул я и прикусил язык.

«Грешен ты, голубчик, грешен, — мелькнула покаянная мысль, — водил хороводы, когда зазывали, выбирал. Благо, выбор был. А кто не без греха?.. — я вздохнул и задвинул опасную мыслишку куда подальше».

— Что же ты умолк? — ядовито поинтересовалась жена. — Колись.

— Мне за год на службе дохнуть толком было некогда, —  обидчиво прошепелявил я.

— С чего же тогда ты решил «у моря, у синего моря» остаться? Понимаю, в Сибири морозы, жена, тёща, дочка, пелёнки, распашонки, магазины. К чему тебе это, золотопогоннику?

— Притормози, — жёстко произнёс я. — Задала вопрос, имей терпение выслушать ответ. Если бы я там остался, то получил бы звание, а со временем и квартиру. Вас бы сразу забрал к себе.

— Кто бы тебе её дал? Так и жил бы в казарме.

12.

Каюсь, я первый, кто нарушил табу 

— Наш контр-адмирал, между прочим, до военного училища  музыкальную школу закончил. А  чем я хуже? Но дело не в этом. А в том, что он был любителем кино. Он снимал фильмы и устраивал показы для подчинённых. Наш флотоводец был убеждён, если бы не война, на которой с первого до последнего дня он проплавал на торпедном катере, быть бы ему кинорежиссёром. Не хуже, а может быть и лучше чем Сергей Эйзенштейн.

А тут на мою голову ещё и флотский кинофестиваль свалился. По всем подразделениям, начиная с  Северного флота, кончая Тихоокеанским флотом, приказ объявили: приступить к съёмкам служебных фильмов. Контр-адмирал решительно заявил, что на сей раз мы с ним добьёмся флотского «Оскара».

Меня освободил от всех обязанностей. Одноместный номер в гостинице выделил. Шикарную пишущую машинку «Олимпия» предоставил, о которой дома мне и мечтать не приходилось.  Уселся я за сценарий будущего фильма, получив огромное количество материалов о флотском житии – бытии. Перечитал и решил, как когда-то молодой Ильич, пойду и я своим путём.

Для начала отправился к себе на службу. Там помогли отыскать тех, когда-либо стоял у истоков  возникновения ансамбля песни и пляски Тихоокеанского Флота. Часами беседовал с ними. Перелопатил массу интереснейших документов по становлению моего родного ансамбля. Общался со своим начальством,   сверхсрочниками, моряками. И в один прекрасный день предоставил адмиралу сценарий о прошлом, настоящим и будущем моего коллектива.

Поначалу мой заказчик скривился, но ничего не сказал. Велел ждать решения.

Мне терять было нечего. Как говорится: «матрос спит, а служба идёт». Но чем-то мой опус зацепил бывшего учащегося музыкальной школы.

Мы приступили к съёмке. Я вертелся, как уж на сковородке. Кем я только не был: администратором, помощником режиссёра, гримёром, костюмером, мальчиком на побегушках…

Я смолк и потянулся к бутылке, налил коньяка и залпом выпил.

Жена заворожено посмотрела на меня.

— А дальше что было? — еле слышно спросила она.

— Дальше… — у меня повлажнели глаза. — Подробностями утомлять не буду. На это суток не хватит. В результате мы получили главный приз: «Оскара» местного разлива. Фильм показали по местному телевидению. Он попал на всесоюзный экран. Ансамбль отправили на гастроли в Москву. Я получил гонорар. Пятьсот рублей. Половину тут же отослал тебе.

— Ох, какая же я дура, дура! — вскинулась жена. — Ты там пахал, как заведённый, нам помогал, о нас заботился. А я тебя бабьими домыслами извожу. Прости меня, родной, прости.

Я прижал к себе и поцеловал.

— А всё-таки, почему ты не стал лейтенантом? — спросила она.

— Почему не стал? Поначалу загорелся. Такие перспективы открывались…

— А потом?

— Потом отчего-то засомневался, кинулся в ансамбль к Старшине. Поведал ему обо всём. Попросил совета. Он с затаённой усмешкой поглядел на меня и сказал:

— А ну как не станет рядом такой могучей скалы, как контр-адмирал?

— То есть, как не станет? — удивился я.

— А вот так. Исчезнет он с твоего горизонта. Дай Бог ему здоровья. Представим, что он, а года у него ещё молодые, на повышение уйдёт. Флотом, а не политуправлением командовать. С высоким начальством такое случается. А там для тебя дел не найдётся. Ну и пошлют завистники, а их у тебя сейчас воз и маленькая тележка, куда подальше. Как же. Особа, приближённая к императору. А у нас, как и везде, таких выскочек, как ты, извини, не любят. И упекут свежеиспечённого лейтенанта на кудыкину гору гарнизонным клубом командовать. И забудут о нём до самой отставки. Это, конечно, самый худший из вариантов. Может и по-иному карта ляжет. Судьба, как известно, индейка. Так что думай, мой дорогой, сам. У тебя голова, дай Бог всякому. Так что охолонул он меня. Да и по тебе, дочке, тёще, театру, любимому Омску до чёртиков соскучился. Понял, что Иванушку дурачка или  Арамиса мне в театре играть сподручнее чем в белом кителе щеголять. Вот на этой оптимистической ноте пойдём, любимая, баиньки…

Совсем забыл. Мои дорогие сослуживцы и по сей день не изменили данному слову. Никому не поведали о нашем славном новогоднем застолье. Я первый, кто нарушил табу.

Геннадий Киселёв

Фото из открытых источников