Юлия сидела перед Юрой, на корточках, и смотрела на него снизу вверх, пытаясь различить его черты. Юрочка отворачивался, но она снова и снова пыталась что-то сказать ему, а он словно не слушал и не слышал ее.

— Почему ты меня не слышишь? – уже в отчаянии спросила она, увидев, как он неловко улыбнулся, слегка отстранившись.

Что она могла объяснять Юрочке? Юрочка был молод, выглядел он хорошо, и опасливо поглядывал на Юлию, ничего не объясняя.

Юля совершенно не могла объяснить Юрочке, что с ней происходило, как она воспринимала это все минувшее. Желание рассказать это все Юрочке обуславливалось тем, что Юрочка был настоящий герой, ничего, что молодой и неопытный. Герой, каких вообще не бывает, мягкий, незлобный, теплый, не творческой профессии, спасатель. Юрочка спасал людей каждый день. Эти страдалицы даже не знали об этом, когда рассказывали истории про своих мужей, детей, и любовных неустройствах.

Юля просто даже не могла поверить, что такие парни бывают, с такой профессией, с таким отношением к людям, такой чистотой, одухотворенностью и очарованием. Юрочка к тому же был невероятно привлекателен, и когда она смотрела, как он улыбался и неловко переступал с ноги на ногу, ей становилось так весело, от одного взгляда на него, его ловкость, очарование и такую очевидную ладность.

Юля хотела сказать ему, что он совершенно ничего о ней не понял. Что ее окружают страшные, эгоистичные люди, злые и порочные, да еще и скрывающие свои пороки. И что она сама именно такая, и совершенно его не достойна. Она хотела объяснить ему, что погибает в этом обществе дураков и предателей, развращенных и самовлюбленных, и что его чистота не просто пронзила все ее нутро, ей на какой-то момент вообще расхотелось жить.

Юрочка сидел напротив нее и словно не хотел больше слушать все эти рассказы, но сказать ей об этом словно не решался.

— Юрочка, Юрочка дорогой. Ну я же взрослая женщина, ты понимаешь….

Она словно молила его о пощаде, а он все больше кутался в себя, не в силах посмотреть ей в глаза.

— Юрочка! – уже закричала она громко, снова глядя на него в упор, почувствовав такую боль, которую раньше никогда и не ощущала.

— Юрочка! Ты не думай о них, ты не понимаешь!

Юрочка не говорил, «я все понимаю», Юрочка никак не давал понять Юле, что именно он чувствовал, он только монотонно глядел вдаль, в сторону озера, терпеливо выслушивая все, что она хотела и не могла ему сказать.

— А как ты думал? Ты думал, что все вокруг святые, да? Ты думал, что никто никогда ничего не имел, не хотел, не предавал, не обманывал, и встретил вот тебя такого чистого и замечательного, и сразу потерял голову?

От слова «чистый» Юрочка немного передернулся, и виновато улыбнулся своей придурковатой улыбкой, словно его наотмашь ударили по лицу.

Юля вся сжалась, понимая, что теперь уже точно и бесповоротно потеряла все. Покой, совесть, доверие Юрочки, свои чувства, и надежду. Потеряла все совершенно. Она смотрела на него, и видела не просто печаль в его глазах, а самое страшное отчаяние и потерянность, на которую было способно внутреннее устройство человека.

Юля снова вглядывалась в его красивое лицо, а внутри просто вся корчилась от осознания своей вины, того ужаса, который обрушивался на нее.

«Он же никогда это все не вытерпит!» — снова говорила она сама себе в отчаянии. – «Неужели я все потеряла?»

Юля понимала только одно теперь, и эта мысль била пульсом в ее виски, неостанавливающимся ритмом.  Она потеряла абсолютно все.

Этот человек сделал для нее все возможное и невозможное, спас ее, и перед этим человеком она раскрывала всю свою подноготную дикой клоаки прошлых взаимоотношений и склок, которые постоянно всплывали потоком, обнажая все новые и новые остроги памяти.

Юрочка встал и обнял ее, словно развеял все ее сомнения. Обнял как простил.

— Успокойся, пожалуйста, — снова говорил он, а она все плакала, плакала у него на груди, не в силах как-то совладать с тем, что она на самом деле чувствовала. Она вспоминала, как плакала, как сердилась, как ревновала, как обижалась. Вспоминала, сколько мук ей принесли взаимоотношения с людьми, и как тяжело, по-настоящему тяжело было с этими людьми, как и без них.

— Я вообще не знаю, зачем я тебя встретила, — в отчаянии сказала она и снова разрыдалась. Она вспомнила, как недавно на работе кто-то из молодых девочек, цинично рассказывали о «Москва слезам не верит», недвусмысленно намекая, чему на самом деле верит Москва. Почему-то это резануло ее больше всего. Прожженная бабская уверенность, что она все знает, все может, головой просчитала, себе все получила. От чувств, которые пробуждали эти воспоминания у Юли, ей стало еще горше. Она вдавилась в Юрочку, словно искала в нем защиты.

— Юрочка, ты не можешь себе представить … – она снова плакала, и ее все трясло от внутреннего ощущения пустоты и кончины.

Нина Щербак