— Ты-ты-ты! Все устроил опять! – Лара лупила Критского по груди, что есть силы! – Устроил все ты!

Критский был невозмутим. Он спокойно ходил вдоль по кухне и готовил кофе. С улицы слепило солнце.

— Критский! – Лара вся выгнулась, чтобы увидеть его, но он прятал лицо куда-то, где его не было видно.

Лара не просто его любила. Лара без него жить не могла. Поскольку Критского личные распри, ссоры, споры, сплетни не интересовали в принципе, добиться его расположения так просто было совсем невозможно. Поэтому Лара сначала шла на любые ухищрения.

Пойти на хитрости Лару надоумила подруга. Поскольку Критский писал книги, подруга Лера внимательно прочитывала его тексты, в надежде найти там хоть какие-то ответы на мучащие женщин вопросы.

Проза Критского Лере не очень понравилась. Нудная, тягомотная, заумная проза, с проблесками искусственного интеллекта. В общем, Лера оставила надежду на покорение мозга Критского достаточно быстро. Как Ларе было объяснить Лере, кто такой Критский. Как сказать, что в Критском, она не просто души не чает, а совершенно потеряла надежду на хоть какое-то воздействие, и еще большую надежду она потеряла на скорую возможность его забыть.

Еще вчера она долго рассказывала подруге Лере, повторяя, словно в забытьи, что она готова себя всю изменить, перекроить, похорошеть, похудеть, помолодеть, все, что угодно, только бы хоть как-то быть ему нужной, или полезной.

— Ты бы хоть ревность вызывала у него, что ли! – говорила Лера, недоверчиво глядя на Лару.

— Какая ревность? Он это все презирает!

— Ну, он что, не мужчина, что ли? Приревнует, так все станет на свои места!

— Места, меня, … — Лара расхохоталась, заплакала, снова засмеялась, и вдруг почувствовала такую тоску невыносимую, словно ни один человек на земле, даже ее лучшая подруга, ее не понимали. Подумала, и с горечью повторила: – Ты никогда не поймешь!

— Ой, я бы твоего Критского с пол-оборота, — с готовностью сказала подруга Лера.

— Ой, не надо! – Лара вся напряглась, словно ее ужалили, словно ее ударили по лицу! – Это не поможет. Ни ему, ни мне.

— Поможет! – вдруг бодро сказала подруга Лера.

— Нет, не получится! – Лара изумленно посмотрела на Леру, встала, и медленно пошла к входной двери, качаясь от напряжения и сдавленного внезапно горла.

Сейчас, когда она стояла перед Критским, слегка подбоченясь, вся разодетая, ароматная, надушенная и напомаженная, было ощущение, что она просто взорвется, лопнет от полного бессилия.

Когда он появился в ее жизни, и особенно после того, как они решили жить вместе, судьба ее сильно поменялась. Объяснить это Лара не могла, даже себе. Лара никому не могла объяснить, как это произошло, при каких обстоятельствах, и как давно. Критский все организовал сам, понимая, что Лара соображала плохо, разбиралась в его сложностях еще хуже, и вообще не пыталась как-то эту непростую жизнь изменить.

Критский перевез Лару к себе по причине доброты характера, нежности к людям, и той жалости, которую Лара у него всегда вызывала.

«Ты не понимаешь, не всем мужчинам нравятся разбитные женщины, на все готовые. Ты же как ребенок!» — он посмотрел на Лару с нескрываемой нежностью, и она поняла, что за эту минуту готова отдать абсолютно все, что она никогда никого больше не встретит, и единственное, что ей, действительно, необходимо, так это, чтобы Критский жил вечно.

Критский весь напрягся, насупился, торопливо собирая все со стола, и глядя на Лару из-под густых бровей.

— Ты даже не можешь себе представить, как я мучаюсь, когда тебя нет рядом, — проговорила она.

— Ой, такое мужчинам нельзя говорить, даже если это твой муж! – сказал Критский и засмеялся.

— Можно! Тебе можно все говорить, — с радостью повторяла Лара, снова и снова пытаясь определить про себя те качества, которыми Критский обладал.

С нескрываемым любопытством она ждала, что он скажет.

— У тебя замечательные подруги, — вдруг проговорил Критский сквозь зубы.

— А я ревную тебя ужасно!

— Зачем? Почему?

— Ты всем нравишься, от тебя все сходят с ума!

— Я? – Критский недоверчиво посмотрела на Лару.

— Ты!

— Да, ты меня такой видишь!

— Я не просто тебя вижу, я тебя знаю, как облупленного. Лара вскинула на Критского полное обожания и любви лицо, словно он источал какую-то невероятную внутреннюю силу.

— Ты помнишь, как это было? Как ты раз – и исчезал! Мне даже никто не верил, что ты существуешь.

Критский молчал.

— Никто не верил, до сих пор не верит.

— Ой, ну ты всегда скажешь…. Я знаю, что ты так ко мне относишься.

— Все думают, что ты ловелас! – продолжала Лара и снова плакала в голос.

— Кто? – Критский немного насупил брови.

— Так все думают! – повторила Лара и вся съежилась, как от какого-то странного удара.

— Ну, знаешь, что … — сказал Критский и ему стало как будто бы не по себе.

Лара вдруг отчетливо поняла, что над ее спокойствием нависла колоссальная опасность. Она поняла, что женщины не могли простить, что Критский был именно такой, сильный, честный, настоящий. Она вдруг поняла, отчетливо поняла, что она сейчас выдаст себя с потрохами, если будет высказывать Критскому все, что на самом деле думала. Всю свою ревность, неуверенность, все свои внутренние муки.

Она собрала все, что у нее было внутри в кулак и не показала ему ничего. Она снова и снова поняла, как дорожит им, как его любит, как ей больше никто и никогда не будет нужен.

Когда она пришла вечером из магазина, то увидела, что Критского нигде не было. Он исчез, как будто бы и не переезжал в эту квартиру вместе с ней. Она звонила, писала, кричала. Его не было, след простыл, словно она никогда его не видела. Лара плакала еще горше, понимая, что доверяла самым близким подругам, которые не только не помогли ей в такой страшной ситуации ее любви, но, напротив, сделали все возможное, чтобы эта любовь закончилась.

Прошла неделя каждодневно страшных мук, которые она не могла объяснить. Она не могла даже на одну долю секунды забыть о его существовании, не понимая, что могло произойти.

Ей позвонили из Москвы и сказали, что с ней кто-то хочет разговаривать. Когда она подняла трубку, то поняла, что это был снова он. Он успокаивал ее, пока она кричала что-то в беспамятстве. Объяснял, что он не мог с ней связаться, должен был уехать, не мог никак ей помочь.

— Господи, что ты опять придумала! Какой отъезд! Какой кислород! Какое….

Лара снова и снова просила его не беспокоиться, с трудом понимая, что могло его расстроить, вывести из себя, или отвратить.

— Я столько раз говорил тебе, что это все совершенно неважно, неинтересно. Я просто хочу, чтобы ты была счастливой, а ты… не всегда такая, — заключил он с ноткой грусти в голосе. Может быть, тебе…

От этих слов Ларе стало еще беспокойнее, еще тяжелее. Вот он сейчас посоветует ей, чтобы она искала себе какую-нибудь замену ему.

Замену. При одном этом слове, ей становилось не просто плохо, у нее все внутри переворачивалось. Заменить Критского! Она бы легче впустила в дом гарем, или целую толпу людей, переехала бы в другой город, сменила профессию, все, что угодно. Заменить Критского было невозможно.
— Критский! Прости меня! Ты всегда меня прощаешь! Прости меня, пожалуйста! – все повторяла и повторяла она в телефонную трубку, осознавая, что он ее уже не слышит.
Он приехал совершенно неожиданно, в три часа ночи, когда она спала. Открыл дверь и внес свои чемоданы, словно никогда и не уезжал.

Она медленно спустилась, почти встала на колени, словно упала, обхватив его колени, и рыдая.

— У меня такое ощущение, что ты прожила сто жизней, тебя все предавали, и ты никому не веришь, — заключил Критский, гладя ее по голове. И еще у меня ощущение, что ты как-то уж очень серьезно воспринимаешь близких тебе людей, как-то эгоистично что ли…

— Да, да! – повторяла Лара, вновь и вновь не веря, что он вернулся к ней.

— Почему я не должен этого делать? – вдруг спросил Критский, глядя на Лару недоверчиво.

— Потому что я тебя совсем не стою!

Критский прошел в комнату, скинул пальто, быстро распаковал вещи, и почти не глядя на Лару прошел в комнату:

«Спать! Спать!» — прокричал он оттуда, словно прошептал, и Лара почувствовала, что его присутствие снова вернуло ее к жизни, которую она так упорно и давно пыталась потерять.

Нина Щербак