Ощущение от просмотра фильма «Посторонний» Франсуа Озона сродни выстрелу в упор. Так всегда происходит с работами известных режиссеров, поскольку они обычно ощущают важность событий с особой остротой.

«Посторонний» Камю – манифест экзистенциализма, то есть манифест философии жизни почти всего XX века, когда западная мысль отошла от христианских доктрин, постулируя существование как основу бытия, которое и определяет сущность, то есть основополагающие принципы этого бытия.

Но фильм совершенно не о том. Фильм о том, что такое жизнь, жизнь теперь, и жизнь последние лет сто. И талантливый режиссер демонстрирует это на редкость хорошо. И, возможно, предвзято.

Кадр за кадром мы наблюдаем за этой жизнь в Алжире, жизнью красивого молодого человека, француза, который, действительно, словно «отстранен» или «остранен» от всего, словно он гость на этой земле. Может быть, мы все гости на этой земле?

Он немного ее недооценил, недопонял, не прожил. Озон растягивает кадры и монологи, словно он пишет их во времена Гомера. Долгие монологи о жизни, долгие рассуждения, долгие черно-белые сцены.

Вот молодой человек знакомится с девушкой. Вот они разговаривают. Вот он приглашает девушку к себе в бедную алжирскую комнату. Вот они занимаются любовью. Вот они сидят в кафе. Вот она тянется к нему, а он слегка охлажден. Пресыщение этими отношениями словно совершенно незаметны, но в какой-то момент складывается ощущение, что их любовь или что бы там ни было – совершенно лишнее времяпрепровождение, или, возможно, это только кажется …

Затем еще один герой. Друг главного героя, приятель, знакомый. Здесь какие-то сложности с его идентичностью. Потом — револьвер, женщина, которую он, как оказывается избивал за закрытой дверью, пока не подоспела полиция. Мы наблюдаем, как главный герой, Мерсо, взаимодействует со своим знакомым. Как они долго беседуют, пьют красное вино, мы снова видим красивые кадры их встреч.

А потом самое главное – тот самый герой, молодой человек, и сын обиженной женщины. Это его нож вдруг покажется во весь кадр. Это тот самый герой, арабский юноша, в которого Мерсо будет стрелять. И этот герой появляется уже ближе к концу фильма, словно из «Рокко и его братьев». Когда Мерсо будет смотреть на этого молодого человека, он просто не выдержит. Видя перед собой на фоне красивых скал и моря, обозленное, а может быть, просто напряженное лицо, и нож, он не сообразит, что нужно делать. Ослепленный солнцем, он просто возьмет пистолет и выстрелит. Это один из кульминационных моментов фильма, но мы не совсем отдаем себе отчет, почему это произошло так, как произошло. На процессе Мерсо скажет свою знаменитую фразу. Он скажет, что его ослепило солнце. Его ослепило солнце, и он выстрелил. Он выстрелил много раз и убил молодого человека. Он убил его, потому что ему могло показаться, что молодой человек бросит в него нож. Он выстрелил потому, что оборонялся? Он выстрелил потому, что ошибся? Перепутал? Испугался? Выстрелил и убил.

На процессе мы постепенно погружаемся в ход жизни маленького города. Длинный процесс, вопросы, ответы. Люди у власти, красивые фразы. Уверенность присяжных и судьи в том, что они правы. Вполне узнаваемо, словно это каждодневный внутренний диалог с действительностью. На процесс в качестве свидетелей приходят все, включая знакомую девушку Мерсо. Каждый говорит о нем что-то. А еще приходят те люди из деревни, которые только что были вместе с Мерсо на похоронах его матери. Это один из важнейших эпизодов фильма и книги Камю. Одним из ключевых аргументов против Мерсо был факт того, что он не плакал на похоронах своей матери. Именно этот момент обыгрывается Камю, который показывает нам, что, если человек не плакал на похоронах своей матери, это вовсе не значит, что он заслуживает смертной казни.

Мерсо, действительно, приехал в деревню, где жила мать, и увидел этот неловкий гроб, посреди комнаты. Он, действительно, провел там всю ночь, в этой комнате, вместе с другими людьми, вовсе не ощутив сильных эмоций, или ощутив их, но скрыв. Ему неловко, неудобно сидеть в этой комнате, неловко смотреть на соседей. Сказать, что Мерсо избегает своего долга, выполнения долга, — тоже невозможно. Он не избегает выполнения своего долга, он делает все, как положено.

Казнь Мерсо, а его приговаривают к смертной казни, — тоже показана. На этот раз Мерсо снова покорно идет вдоль моря, того самого моря, у которого он лежал на песке, вместе со своей девушкой долгими солнечными днями. Мерсо спокоен, и зритель только слышит, уже за кадром, как гильотина падает на его голову. Или на чью-то другую голову. Так почти заканчивается фильм, да и череда красивых кадров, которых в фильме очень много. Даже не внезапно, а как-то – вовремя.

И снова тюрьма. Время в фильме течет нелинейно, эпизоды сменяют друг друга, но не в хронологическом порядке. В конце концов, мы видим, как священник приходит в камеру к Мерсо, и как Мерсо бросается в конце разговора на священника, чуть ли не с кулаками, убеждая и зрителя, и каждого, что Бога в этом мире нет, и священник никому не нужен. В этом экзистенциализм и проявляется — во всей своей красе … Ему не нужен Бог, но нужна жизнь.

Последняя сцена – сцена на могиле убитого молодого человека, из-за которого все получилось. А из-за него ли это все получилось? Мать, та самая, которую освобождали из комнаты – плачет над могилой. Могила, красивая и одинокая, как любая могила, находится, вся в цветах, над самой пропастью, с одним арабским именем, начертанном на камне.

Какой же вывод из этого фильма? Какой вывод напрашивается у зрителя? О каком выводе можно говорить, и о чем же этот фильм? Вывод зрителя – все тоже настроение, печальное, грустное, напряженное, которое складывается после фильма.  И оно не просто тяжелое, оно – убийственное.  Вывод зрителя – о несправедливости, лжи, нелюбви этого мира, о его постоянном ужасе, и о постоянной жестокости окружающих людей, которые способны осуждать лишь других. Не в состоянии взглянуть в самих себя. А это режиссер как раз и позволяет нам увидеть.

Долгие, длинные, тягучие, иногда даже скучные, но красивые черно-белые кадры позволяют нам часами смотреть на Мерсо, на его красивое, спокойное лицо, на его муки в камере, с разных ракурсов, на его постоянные внутренние вопросы самому себе. Мы словно проходим сами весь путь его странной, отстраненной жизни, понимая до какой степен мы все теперь чужды и не нужны друг другу, не понимаем друг друга, никогда не защитим друг друга.

Такой вывод не дает нам возможность вернуться к эпическому Камю. Фильм словно обращает наше внимание на сегодня, на сегодняшний момент, в котором нет возможности спасения, не существует Бога, никогда не было справедливости, режиссер словно кричит нам об этом, вторя, возможно, своему собственному видению, а, возможно, обрекая на подобный черно-черный взгляд все человечество.

Нина Щербак