… в известных отношениях этот художник мог бы сойти за новатора.

Блеск его красок, верная передача солнечных эффектов,

…живописная техника

были для поколения русских художников 1870-1880-х годов

настоящим откровением.

Александр Бенуа 

Пантеон русских художников сверкает талантами. Однако есть в истории отечественной живописи имена незаслуженно забытые. К ним относится Генрик Ипполитович Семирадский (1843-1902). Без преувеличения можно утверждать, что судьба наследия этого талантливого живописца парадоксальна.

Семирадский являлся крупнейшим российским представителем такого уважаемого художественного стиля, как академизм. Его картины поражают изумительной красотой, виртуозностью художественного исполнения, пронзительным в своей чувственной осязаемости колоритом. Его когда-то называли «последним классиком» искусства XIX столетия. Талант Генрика Ипполитовича Семирадского был высоко оценен в Европе: в Париже в 1878 году ему вручили орден Почетного легиона, позже он был избран членом академий в Берлине, Стокгольме и Риме. Появление его полотен на выставках в Санкт-Петербурге и Москве, Риме и Париже, Варшаве и Кракове, Вене и Праге, Филадельфии и Мельбурне вызывало бурный общественный интерес, превращаясь в яркое явление культурной жизни. Одним из почитателей творчества художника был сам император Александр III.

И в то же время, несмотря на то, что Совет Российской Академии присвоил Семирадскому звание профессора живописи, другие не менее авторитетные коллеги по цеху категорически не принимали его творчество, обвиняли художника в эпигонстве, бездушном эстетстве, холодном академизме, в поверхностном и умозрительном подходе к изображению действительности.

Самое же печальное заключается в том, что ореол непризнанности окружает Семирадского и по сей день. Не только советские искусствоведы пренебрежительно относились к этому художнику, практически умалчивая о нем или награждая такими характеристиками, как «космополит», «идеологически чуждый эстет». Современная искусствоведческая мысль продолжает находиться в плену стереотипов. Именно поэтому крайне скудна библиография о Семирадском и его творчестве. Полотна художника разбросаны по различным музеям и частным коллекциям России, Европы. Иной раз нелегко найти даже репродукции этих картин. Семирадского явно «замалчивают», не стремятся популяризировать. Ярким пример тому – вышедший в свет стотомник «Комсомольской правды» «Великие художники», где среди сонма корифеев живописи не нашлось места тому, кого такой искусствоведческий авторитет, как И. В. Цветаев, называл художником «колоссальной силы».

Генрик Ипполитович Семирадский родился 22 октября 1843 года в небольшом украинском городе Новобелгороде (ныне – Печенеги) в семье офицера драгунского полка царской армии. С раннего детства родители прививали Генриху чувство особого уважения к польской ментальности и национальным обычаям. Вместе с тем большое влияние на формирование личности будущего художника оказали русская и украинская культуры. Так, любимым учителем Генрика в харьковской гимназии, человеком, кардинально повлиявшем на выбор жизненного пути, стал украинский живописец Д. И. Безперчий, воспитанник К. П. Брюллова. Уступая настойчивым просьбам отца, после окончания гимназии Генрик поступил в Харьковский университет на физико-математический факультет, который окончил в 1864 году. Характерно, что за время обучения в высшем учебном заведении юный Семирадский не прерывал занятий у своего школьного преподавателя, поскольку был уверен, что жизненным призванием станет живопись. Хотя точные науки и естествознание не войдут в круг значимых интересов Генриха, все же математический расчет в построении композиции, способность воспринимать мир через детали и подробности будут характерными чертами его творчества. В Петербургскую Академию художеств Семирадский был первоначально принят в качестве вольноприходящего ученика. И только благодаря таланту, настойчивости и трудолюбию он был зачислен академистом. За время учебы Генрик получил шесть серебряных и три золотые медали. Молодой художник поражал товарищей по Академии своей исключительной эрудицией: он прекрасно знал историю древнего мира, историю искусств, разбирался в естественных науках. Также Генрик изумлял своими риторическими дарованиями, умением аналитически мыслить и четко излагать аргументы в спорах. Юный Семирадский был и заядлым театралом. Он не пропускал ни одной громкой премьеры, отдавая особое предпочтение опере и балету. В 1870 году Генрик Семирадский оканчивает Академию, получив звание классного художника и Большую золотую медаль за конкурсную картину «Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу». Молодой художник награждается шестилетней пенсионерской поездкой за границу. Прежде всего, он отправляется в Мюнхен, который считался в то время одним из крупнейших центров европейской художественной культуры. Здесь Семирадский не только постигает мастерство прославленных художников (среди них один из его кумиров – автор грандиозных исторических полотен Карл фон Пилоти), но и приступает в 1872 году к созданию исторической картины «Римская оргия блестящих времен цезаризма». Это многофигурное полотно написано по мотивам романа Гая Петрония «Сатирикон». Перед нами –  сцена разнузданного празднества, представленная в факельном освещении. При первом же взгляде на холст зритель оказывается в плену удивительной реальности: разнообразие поз танцовщиц, фигуры патрициев в венках и с чашами в руках самым причудливым образом переплетаются со сложным архитектурным фоном. И все это создает пряную, хмельную атмосферу ночной дионисийской вакханалии.

Еще в Германии определились эстетические приоритеты Генрика Семирадского. Его непреодолимо влекло к блеску и роскоши античного мира, который зачастую предстает в полотнах художника как лучезарный, завораживающий своей красотой и чувственностью золотой сон, пригрезившийся человечеству. Неповторимость художественной манеры художника заключается в том, что греческие и римские сюжеты выглядят на его картинах как притягательная своей яркой убедительностью реальность, совершенно свободная от архаичности.

Картина «Римская оргия блестящих времен цезаризма», присланная Семирадским на выставку в Петербург, имела успех и была приобретена наследником-цесаревичем, великим князем Александром Александровичем. Необходимо заметить, что в лице императора Александра III Семирадский раз и навсегда нашел влиятельного покровителя и ценителя своего таланта. Впоследствии царь будет приобретать для своей коллекции, ставшей впоследствии ядром Русского музея, произведения художника. Продажа «Римской оргии» решила материальные затруднения Семирадского и позволила ему отправиться в Италию, которая была предметом заветных грез художника.

Фантастические красоты пригородов Рима, живописные горы, виднеющиеся вдалеке, древние руины, сохранившие дыхание древнего мира, – все это будило фантазию живописца, помогало создавать потрясающие по красоте картины. Восхищение Римом привело к тому, что Семирадский провел в этом городе всю свою активную жизнь. Однако, несмотря на очевидное обожание живописцем Вечного города, существовал еще один эстетический идеал, который, несомненно, повлиял на художественный почерк, цветовую технику, общий живописный колорит. В душе живописца навсегда запечатлелась солнечная «идиллия» его украинского детства, возродившаяся впоследствии в лучах южного итальянского солнца.

В Риме художнику удалось снять неплохую мастерскую, расположенную на знаменитой виа Маргутта – месте, где чаще всего селились люди творческих профессий, а также натурщицы и натурщики.

Здесь, под южным апеннинским небом, окончательно определятся эстетические принципы Семирадского, его работы обретут монументальность и благородство большого стиля.

Однако, несмотря на то, что вся атмосфера, окружавшая художника, источала флюиды римской античности (сам художник в одном из писем другу признавался, что «здешний народный тип, чрезвычайно близок к древнеримскому…»), сюжет следующей его картины был посвящен несколько иной исторической реальности.

Мастерски написанный южный пейзаж этого полотна завораживает неподражаемой игрой света и тени, рефлексами неба и зелени на мраморе домов и земле. Неизгладимое впечатление на зрителя оказывают великолепный по технике рисунок, эффектный колорит, четкая композиция. В центре картины – испуганная и вместе с тем чего-то ожидающая женщина. Тот, кто явился причиной ее смешанных чувств, находится в нескольких шагах от нее, окруженный толпою оживленно спорящих между собою людей. В этом человеке мы узнаем самого Спасителя. А в сюжете живописного полотна угадывается евангельский сюжет «Христос и грешница».

Картина «Грешница» была написана по заказу великого князя Владимира Александровича на сюжет одноименной поэмы А.К. Толстого, произведения пользовавшегося в те времена огромной популярностью и входившего в постоянный репертуар домашних и публичных литературных вечеров. Сюжет поэмы был апокрифичен, ибо не привязывался к какому-либо конкретному месту из Евангелия. Толстой ярко и мастерски представил историю внезапного духовного перерождения прекрасной куртизанки, потрясенной силой и нравственной чистотой личности Христа. Полотно Г. Семирадского, по определению прессы, произвело на зрителей «ошеломляющее впечатление, небывалый фурор». Причина успеха таилась не только в исключительно талантливой художественной пластике художника, но и в том, что действие его картины происходит на открытом воздухе – пленэре. Такой пространственный формат был не совсем привычен, а потому особо привлекателен для публики. Использование пленэрных эффектов в большом холсте на сюжет из далекого прошлого явилось безусловным новаторским достижением Семирадского для русского искусства того времени (поиски В.Д.Поленова в этом направлении идут вслед за Семирадским – его знаменитая картина «Христос и грешница» написана через 14 лет после «Грешницы»).

А между тем далеко не все авторитетные ценители искусства готовы были безудержно рукоплескать этому произведению. Например, художественный критик Владимир Стасов писал: «Картину Семирадского «Христос и грешница» никак нельзя примкнуть к картинам Ге и Крамского. Она так поверхностна по содержанию, грешница в ней такая современная парижская кокотка Оффенбаха, Христос и апостолы до того состоят из одного костюма, что вовсе не след говорить о ней как о серьезном историческом создании. Она произвела на нашу публику очень большое впечатление своим блестящим колоритом, франтовскими своими красочными пятнами». Суждение выдающегося русского художника И. Е. Репина не менее уничижительно: «Картина Семирадского очень блестящая картина, эффектно и красиво исполненная, но легковесная, альбомная вещь, хотя громадная по размеру».

И, тем не менее, полотно «Грешница» было приобретено Александром III за рекордную по тем временам сумму – 10 000 рублей. В 1873 году Г. И. Семирадский удостоился титула академика Академии Художеств. А зритель стал ждать от него новых художественных откровений.

Следующим значительным произведением художника стала картина «Светочи христианства. Факелы Нерона». На ней изображен заключительный эпизод первого гонения на христиан (1 в. н. э.), описанный Светонием, Тацитом. Известный своими кровожадными причудами, император Нерон питал пристрастие к чудовищным театрализованным оргиям. Один из таких жутких спектаклей предстает перед зрителем на картине Г. И. Семирадского. Император и его приближенные, находящиеся в фантастически роскошном «Золотом доме» – любимой резиденции императора, –  с циничным любопытством наблюдают, как слуги зажигают огромные факелы, в которые превращены опутанные паклей и обмазанные смолой христианские мученики. В этой огромной (3,85 м. х 7,04 м.) многофигурной (100 фигур) композиции зрителя более всего потрясает мастерство художника в выписывании каждого из многочисленных образов. Если внимательно всмотреться в архитектонику полотна, то можно разглядеть удивительную палитру человеческих характеров: это и умудренные житейским опытом, циничные старые патриции, и цветущие красотой юные императорские наложницы, и покорные своей судьбе черные рабы-нубийцы, и наконец, озаренные благородным достоинством и нечеловеческим мужеством христиане, ожидающие страшную казнь. Не оставляет равнодушным и цветовой колорит картины, создающий у зрителя впечатление рафинированной роскоши: аккорды аметистово-лиловых, изумрудно-зеленых, аквамариновых тонов гармонично сочетаются с алым пурпуром и золотом, что создает впечатление драгоценной россыпи красок, напоминающей о драгоценных камнях.

Колоссальная работа художника, красота живописи, богатство колорита заслужили высокую оценку. «Видал картину Семирадского «Христианские светочи», (о которой судить не умею), а если бы и взялся, то, вероятно, был бы пристрастным и несправедливым, скажу только, что картина эта представляет наибольшую сумму его достоинств и наименьшую недостатков, а стало быть, картина должна быть хорошая», –  признавал один из главных оппонентов Семирадского, Иван Крамской. «Да, такие картины не пишутся подряд всяким и каждый год. Честь ему и слава», –  восклицал ему в унисон Фёдор Бронников.

Картина «Светочи христианства. Факелы Нерона» явилась объектом разнообразных социокультурных интерпретаций, о которых, вероятно, художник и не думал, когда создавал ее. Так, патриотически настроенные соотечественники художника, впечатленные событиями польского восстания 1863-1864 годов, подавленного войсками российского императора, готовы были видеть в распятых на шестах первых христианах борцов за независимость Польши, казненных или сосланных в Сибирь. Русские народники также отождествляли себя с мучениками-христианами, а своих гонителей, царских жандармов, прокуроров, узнавали среди приближенных пышного двора Нерона.  Более того, картина вызвала общественный интерес и в других странах, поскольку в ее сюжете явственно просматривалась активно обсуждаемая во второй половине XIX в. тема заката европейской цивилизации.

Произведение Семирадского «Светочи христианства» оказало большое влияние на изобразительное искусство, литературу и театр своего времени. Известный польский писатель Г.Сенкевич при работе над своим знаменитым романом «Камо грядеши» вдохновлялся не только сочинениями Корнелия Тацита и Плиния-старшего, но и творчеством Г. И.  Семирадского.

Безусловно, грандиозный успех «Светочей» стал началом блестящей европейской славы художника. Это полотно было выставлено в 1877 году в Академии Святого Луки в Риме, где художника удостоили лавровым венком и другими почестями, которыми Италия в свое время увенчала «Последний день Помпеи» Карла Брюллова.  В том же году Совет Петербургской Академии художеств наградил живописца званием профессора, выразив мнение, что «вся его деятельность приносит честь Академии и русскому искусству». Картина экспонировалась на Всемирной выставке в Париже, где художник получил Гран-при, Большую золотую медаль и орден Почетного легиона от французского правительства. Академии изящных искусств Парижа, Берлина, Стокгольма и Рима избрали Семирадского своим членом.

Кульминацией творческой деятельности Г. И. Семирадского стало создание картины «Фрина на празднике Посейдона в Эливсине». Это не просто огромное (только на переднем плане более 30 фигур в натуральную величину) полотно, это программное произведение, своего рода эстетический манифест художника. Известная сентенция «красота спасет мир» вполне отражает особенности миропонимания Семирадского, его творческую концепцию. Начиная работу над картиной, художник в письме к конференц-секретарю Академии П.Ф. Исееву писал: «Давно я мечтал о сюжете из жизни греков, дающем возможность вложить как можно больше классической красоты в ее представление. В этом сюжете я нашел громадный материал. Солнце, море, архитектура, женская красота и немой восторг греков при виде красивейшей женщины своего времени – восторг народа-художника, ни в чем не похожий на современный цинизм обожателей кокоток».

В основе сюжета этой картины –  реальный исторический эпизод. В Эливсине на празднике Посейдона греческая красавица-гетера Фрина, современница скульптора Праксителя, на мгновение сбросила одежды и предстала перед изумленным народом как земное воплощение богини любви и красоты Афродиты.

Женский образ, созданный Семирадским, такой чувственный и соблазнительный, вместе с тем поражает своим величественным благородством. Экстравагантный поступок восхитительной куртизанки лишен и чванного высокомерия, и скандальной пошлости.  Ее эпатаж свидетельствует всего лишь о гармоничной самореализации необычайно   прекрасного существа. Так раскрывает навстречу солнечным лучам свой бутон диковинный цветок.

 «Фрина» почиталась современниками бесспорным шедевром. Многие считали эту картину одним из самых великолепных гимнов женской красоте, когда-либо исполненных. Главным образом отмечалось незаурядное мастерство художника, сумевшего в идеальном облике прекрасной куртизанки воплотить черты богинь искусства античной Греции и вечную прелесть женщин с полотен Тициана, Рубенса, Тьеполо.Среди восторженных поклонников «Фрины» был и давний почитатель таланта Г. И. Семирадского император Александр III. Он приобрел картину в личную собственность. Интересно, что именно после этого приобретения царь объявил о создании Русского музея в Петербурге.

У Г. И. Семирадского есть еще одно произведение, являющееся неподражаемым образчиком его «античного» цикла, – «Танец среди мечей». Напоенное светом и воздухом полотно как будто доносит до зрителя чарующий колорит южной экзотики: аромат цветущих кустарников, шум морского прибоя, теплое дуновение легкого ветерка, благоухание дивных роз. И это трепещущее великолепие природы волшебным образом сочетается с влекущей красотой причудливого танца. Обнаженная женщина, чей образ полон чувственной неги и трогательной грации, прихотливо изгибается в такт мелодичным звукам флейты, нежным переливам кифары. Нагота прекрасной танцовщицы, находящейся среди облеченных в пышные одежды гостей и музыкантов, воспринимается (это было и в случае с Фриной) как вызов естественной красоты миру цивилизованного притворства.

Особенное восхищение у поклонников Г. И. Семирадского всегда вызывали его жанровые полотна, так называемые «идиллии». Такие небольшие, малофигурные картины, как «По примеру богов», «Рим. Деревня», «Отдых», «Талисман», «У источника», «Утром на рынок», «Продавец амулетов», «Бассейн фавна», «Опасный урок», «Новый браслет», «Новая статуя», «На террасе», «Римская идиллия», «Маленький аргонавт», поражают золотистой тональностью цвета, мягкостью светотеневых переходов, а, главное, какой-то трогательной ностальгией по идеальной жизни, цветущей на фоне дивной природы.

Генрик Семирадский не придавал особого художественного значения своим жанровым картинам, писал их преимущественно для души. Именно в этих творениях художник дал выход лирическим настроениям и поэтическим сторонам своей натуры. Эти полотна, отмеченные блеском его таланта, являются, по мнению многих исследователей, бесценными жемчужинами его наследия.

Несмотря на то, что в центре этих колоритных, сочных картин, запечатлевших сцены из повседневной античной жизни, мы видим юных пейзанок, молодых влюбленных, прелестных, шаловливых детей, главным их героем (как это свойственно для большинства произведений Семирадского) является роскошный, упоительный среднеземноморский пейзаж.

Повышенное внимание художника к пленэризму сближает его с импрессионистами. Однако, в отличие от Э. Мане, П. Ренуара, П. Сезанна, которые стремились зрительно растворить форму предмета в окружающей световоздушной среде, Семирадский  в своих полотнах объединяет светом  составляющие элементы композиции, выделяя каждый предмет и подчеркивая его красоту и гармонию.

Особенно на картинах Семирадского притягивает взгляд водная стихия. Если в крупномасштабных полотнах – это, как правило, море, то в картинах-идиллиях это тихие водоемы: пруд, озеро, река.  Любопытно, что именно непременное наличие мотива воды неизменно привлекало почитателей таланта художника. Картины с водным элементом покупались охотнее и пользовались повышенной популярностью.

Важное место в художественном пространстве картин-идиллий занимает изображение скульптуры («Продавец амулетов», «По примеру богов», «Бассейн фавна», «Опасный урок», «Новый браслет», «Новая статуя», «На террасе», «Римская идиллия», «Маленький аргонавт»). Как правило, «скульптурные цитаты» в картинах Семирадского – реальные античные памятники, находящиеся в Капитолийском музее. Присутствие скульптур на холстах Семирадского не случайно. Соединение на одном полотне скульптуры и живых персонажей в тогах и туниках активизирует идею оживающей античности, демонстрирует нам красивых людей древности, подобных мраморным героям мифологии; утверждает, что искусство, наряду с природой, –  органичная среда повседневной жизни людей античной эпохи.

В 1890-ые годы происходит определенная метаморфоза в развитии жанра «античных идиллий» Г. Семирадского. На полотнах становится меньше аллегорических иносказаний, все большее значение приобретает пейзаж, уменьшаются формат картин и масштаб фигур, исчезают изображения скульптуры. В камерных холстах 1890-х больше естественности, непосредственности, меньше литературности, театральности поз и жестов. Эти жанровые сценки представляют разнообразные стороны жизни греческого народа: торговля у храма украшениями и благовониями, ловля рыбы, игра в кости…  Главные герои поздних «идиллий» – женщины и дети. Одна из центральных тем    –  тема счастливой семьи.

Пожалуй, немалая заслуга Г. И. Семирадского заключается в том, что он добивается впечатления абсолютной естественности сцены. В этом художнику помогало искусство фотографии, которое он активно изучал. Особенно хороши на его картинах дети, изображенные в точно схваченных позах. Перед нами стоп-кадр некоего фильма о древних временах, которые становятся для нас благодаря живописной филигранности Семирадского понятными и близкими.

Камерные холсты на сюжеты из «античной жизни» были очень популярны у современников художника. Выйдя из его мастерской, эти прелестные умиротворяющие полотна поселялись во дворцах русской и польской знати, в буржуазных гостиных и профессорских кабинетах.

Секрет притягательности идиллических картин Семирадского не угасает по сей день. Эти лучезарные полотна, с одной стороны, отвлекают зрителей от тягот жизни, с другой стороны, побуждают находить красоту и смысл в повседневности. Художник предлагает открыть заново простую истину: естественная жизнь на лоне природы в согласии с самим собой превращает в сияющую драгоценностью любое малозначительное бытовое действие, каждое мгновение бытия…

На протяжении всего творчества Семирадского продолжали интересовать евангельские сюжеты.  Так, в 1886 году на академической выставке в Берлине художник выставил свою новую работу «Христос в доме Марии и Марфы». В этой картине, как и во многих произведениях художника, более всего поражает пейзажный фон. Сидящий на скамье Христос и расположившаяся у его ног Мария как будто растворены в ажурных светотенях уютного, манящего своей благостной умиротворенностью дворика. Персонажи полотна погружены в неторопливый задушевный диалог, их роднит гармоничное взаимопонимание. Образ Христа предельно очеловечен. И в то же время та безграничная доверчивость, которой проникнуто лицо Марии, заставляет поверить в необычайную духовную мощь, которой пронизан облик Спасителя. Глядя на картину Г. И. Семирадского «Христос в доме Марии и Марфы», мы не найдем смелых экспериментов с формой или колоритом, нет здесь и драмы, тонкого психологизма, философской концепции.   Художник как бы намеренно избегает драматических конфликтов, накала эмоций. Фигуры Христа и Марии близки к образцам идеальных моделей, в них ощущается и грация античных богов, и целомудрие подлинных христиан. Красота эта совершенна, через нее ощутима одухотворенность персонажей.

В начале 1876 года по инициативе Святейшего Синода Г. И. Семирадский наряду с сорока другими русскими живописцами (среди них были такие мэтры, как  В. Суриков И. Крамской В. Верещагин, В. Маковский) получил заказ на росписи храма Христа Спасителя. Это было для художника большой честью и доказательством его очевидной признанности. К сожалению, росписи Семирадского не сохранились, поскольку в 1931 году храм был взорван. Однако в Государственном Русском музее хранятся четыре эскиза, посвященные Александру Невскому. Также достаточно известны экспрессивные панно Семирадского для Исторического Музея в Москве на темы языческой Руси («Похороны русса в Булгаре», «Ночные жертвоприношения»).

Кисти Г. Семирадского принадлежит и портретная живопись – наименее известная часть его наследия. Основным эстетическим объектом для художника остается женщина. Именно она в центре таких произведений, как «Цыганка», «Гречанка», «Портрет римлянки», «Портрет молодой женщины. (Римлянка)». Большинство портретов – профильные. Семирадский воскрешает в них память о драгоценном искусстве резных камей, известном с IV в. до н.э. и достигшем своего расцвета в эпоху эллинизма. Стилизованные живописные портреты Семирадского – своего рода изумительные по красоте камеи, воплотившие в единое целое ожившую античность и реальных женщин Италии. Семирадский любил выбирать для портретов странные фантастические фоны с крупным цветочным рисунком, куда как еще один цветок «вплетается» голова модели (картина «Цыганка»). Его колористические и композиционные решения в портрете предвосхищали портретные искания эпохи модерна.

Кроме «гречанок» и «римлянок», в портретном наследии Семирадского есть психологически точные, реалистические произведения. Таковыми являются, например, «Портрет отца» и «Портрет матери», автопортреты 1876 и 1900 годов.  Перу художника принадлежит и несколько парадных портретах польской знати («Портрет Людвика Водзиского», «Портрет графини Тышкевич» и т.д.).

Несомненно, портрет служил Семирадскому лабораторией творческих поисков. Именно в этих картинах отрабатывались приемы, обогащавшие и питавшие впоследствии его фундаментальные произведения.

В конце 1880-х годов художник увлекается жанром «монастырской идиллии». Темой таких его картин, как «С утешением и помощью», «На монастырской террасе», «В монастырской тиши», «К причастию», становится жизнь старинной уединенной святой обители. Семирадский тонко чувствует торжественный строй и поэтичность монастырской жизни. Гармония природы и архитектуры католических монастырей Италии, красота величественной панорамы, открывающейся с высоты монастырских стен, воплотились в замечательных полотнах.

В 1890-х годах талант художника заблистал еще одной гранью. Г. Семирадский самозабвенно увлекся созданием декоративных панно для театра.

Как утверждали современники, занавесы для театров в Кракове, в Варшаве, во Львове являлись подлинными произведениями искусства. Мягкость светотеневых переходов, золотистая тональность, завораживающая роскошь этих полотен и новшество того времени –  электрическое освещение – пленяли восторженную публику. Атмосферой праздника, сказочной феерии было проникнуто ожидание спектакля в зрительном зале, оформленном Г. Семирадским.

В работе над театральным оформлением Г. Семирадский пользуется языком аллегорий, вполне понятным образованному зрителю того времени. Так, в занавесе, написанном для львовской Оперы, художник представляет масштабную аллегорию Творчества, где Вдохновение предстает в виде дельфийской Пифии, Фантазия возносится на крыльях, Разум в облике Минервы с весами в руках воплощает равновесие.

Потрясающее мастерство Семирадского-оформителя объясняется, прежде всего, тем, что он был не просто талантливым живописцем, но и владел тонкостями декоративного искусства. Тому есть ряд примеров. В конце 1880-х –  начале 1890-х годов им были талантливо расписаны плафоны «Аврора» и «Весна» в доме Ю.С.Нечаева-Мальцева, в Петербурге, большой плафон «Свет и тьма» для дворца Завишей в Варшаве, а также выполнены росписи боковых стен эстрады концертного зала Варшавской филармонии. Предполагалось, что Семирадский украсит стены римского зала Музея изящных искусств в Москве. Эту работу, к сожалению, художник не успел осуществить…

Бесспорно, Генрика Семирадского сопровождали на жизненном пути слава и призвание. Однако его судьбу нельзя назвать безоблачной.

При всем одобрении Петербургской Академии художеств творчество Семирадского постоянно попадало под стрелы русской демократической критики. В то же время отношение соотечественников – поляков также часто отличалось неприязненностью. И это, несмотря на те благодеяния, которые художник совершил для польской культуры. Например, доход от выставки картины «Грешница» в Варшаве он перечислил в пользу нуждавшихся польских художников. Подарил Кракову «Светочей христианства».  Долгие годы дом Семирадского был центром притяжения для польских художников, живущих в Риме. За минимальные гонорары художник выполнил огромную работу – занавесы для театров в Кракове и Львове, участвовал в оформлении Варшавской филармонии и многих польских костелов.

К сожалению, жизнь Генрика Ипполитовича Семирадского оборвалась на самом взлете его творчества.  Художник скончался в результате тяжелой болезни, не дожив до своего шестидесятилетия.

Кроме замечательных картин, Семирадский оставил после своей смерти еще одну достопримечательность – удивительный дом. В 1883 году по проекту известного итальянского архитектора Ф.Азури в Риме, на виа Гаэта, было построено двухэтажное, отделанное мрамором здание с ионическими пилястрами. Известно, что кроме картин стены дома украшали мраморные и гипсовые барельефы, старинное оружие, ткани, шкуры диких животных. Дом был окружен просторным садом, полным редких растений, посаженных и выращенных руками самого художника. Палаццо Семирадского на via Gaeta было для приезжавших в Рим любителей искусства и профессионалов одним из самых привлекательных мест. Совершенно в античном духе дом украшала встречающая посетителей при входе надпись на древнегреческом языке «Здравствуй». Семирадский принимал в своем доме коронованных особ и известных художников.

Многочисленные отклики в печати на смерть Г. И. Семирадского были единодушны в одном – «умер последний классик русского искусства», отдавший 40 лет творческому служению. Многие искусствоведы-ортодоксы и по сей день утверждают, что Семирадский – это «диковинный раритет высокой пробы» и вместе с ним из русской живописи безвозвратно ушли стилистическая филигранность, блеск технического мастерства, виртуозность профессионализма.

Генрих Ипполитович Семирадский – такая же звезда академического направления в русском искусстве второй половины ХIХ столетия, как Карл Брюллов –  в искусстве первой половины века. И в то же время художнику было суждено разделить посмертную судьбу таких своих «товарищей» по академической школе, как С.В.Бакалович, Ф.А.Бронников, В.С.Смирнов, В.А.Котарбинский, братья А.А. и П.А. Сведомские. Популярный при жизни, после смерти Семирадский был почти забыт. Единственной монографией о нем долгое время оставалась книга друга художника – скульптора С.Левандовсколго, вышедшая в 1904 году. В 1986 году была опубликована биографическая книга о Семирадском польского литератора Ю.Дужика, являющаяся до сих пор основным источником биографических сведений о художнике. В России потребность в переосмыслении значения творчества Семирадского возникла совсем недавно. Одним из заметных искусствоведческих изысканий по данному вопросу является диссертация Т. Л. Карповой (некоторые мысли, идеи, наблюдения из ее творческой работы представлены в данной статье).

Заслуга Семирадского заключается в том, что он сумел оживить и преобразить официальную академическую живопись. Его картины – это завораживающее торжество совершенных форм, изумительных красок и увлекательных сюжетов. Вечные духовные ценности: Любовь, Красота, Гармония – вот та божественная триада, которая царит в картинах художника.

Для нас же, далеких потомков, Г. И. Семирадский ценен еще и тем, что его картины – это своеобразный мост между современностью и далеким прошлым. Взирая на прекрасные холсты художника, мы обогащаемся знаниями о реалиях истории и быта прошлых эпох.

Свидетельством безусловно возрождающегося интереса к творчеству Г. И. Семирадского является следующий эпизод из культурной жизни Донского края.

21 декабря 2012 года в Таганрогском художественном музее при большом стечении горожан, представителей СМИ состоялся торжественный вернисаж, посвященный возвращению в стены музея после многолетнего отсутствия картины Семирадского «Утром на рынок» (полотно исчезло несколько лет назад при загадочных обстоятельствах). Тот общественный резонанс, который вызвало это событие, вселяет надежду на то, что в недалеком будущем «виртуоза российской академической живописи» ждет справедливое признание.

Марина Кравченко

Ростов-на-Дону