Фестиваль моноспектаклей «Solo» в Театральном центре «На Страстном»

Собкор журнала «Клаузура» Дмитрий Лисин побывал на фестивале SOLO (фото автора Дмитрия Лисина)

Метод Терзопулоса

Фестиваль начался первого октября, первым делом показали две премьеры. Первой была «Иокаста» по пьесе Янниса Контрафуриса.

Режиссёр Теодорос Терзопулос

Режиссёр Теодорос Терзопулос известен в маленькой Греции всем, да он и в мире знаменит, организовывает всемирные Театральные олимпиады, так поразившие  московских театралов. Связь с Москвой у Терзопулоса сильная, кроме Олимпиад, он много ставит здесь, Алла Демидова имеет свою квартиру в его афинском театре. Чтобы попасть на его спектакли в Афинах, надо заранее, за месяц, приобрести билеты, иначе в театр «Аттис» не попасть. Труппа Терзопулоса исповедует глубокое проникновение в древнюю традицию, в неизвестные нам глубины греческого театра. Когда режиссёр ставит  «Вакханок» Еврипида, главное состояние на сцене и в зале — экстаз, когда ставит  «Персов» Эсхила, с древнегреческим размахом на зрителей действует плач. Здесь все выражено очень прямо, очень непосредственно и конкретно, эмоции ничем не скрыты и не затушеваны никакой психологией. Только рифма и голос. Актеры должны думать о концентрации тела, а не о сюжете – вот метод Терзопулоса, который, приезжая в Россию, оказывается в каком-то смысле на «вражеской территории», ведь русская психологическая школа — воплощение апполонического принципа ratio: от постановки сверхзадачи до сознательного овладения собственной психофизикой. Терзопулос же предлагал на своих тренингах нашим актёрам действовать прямо противоположным, дионисийским образом и постоянно повторял: «отключите мозг», «не думайте». Почти невозможно вспомнить шаманство.

   Молодой человек покончил с собой, но перед смертью кое-чего записал. Вот эту запись и играет прекрасная гибкая гречанка София Хилл, которой много раз предлагали сняться в кино, но она предпочитает спартанскую жизнь в монастыре — лаборатории театра «Аттис». Как всё-таки мощно повлиял на мировой театр йог Ежи Гротовский!

София Хилл

В общем, Терзопулос был в своём репертуаре, причём второй раз, после прошлогоднего СОЛО, сам вышел ассистировать на сцену. Неплохо спел народный греческий напев. На фестивале СОЛО устраивают общение актёров, режиссёров и публики после представлений, что чрезвычайно приятно. После спектакля Теодорос признался, что импровизировал. Мы, зрители, признались ему, что неплохо получилось, но почти никак не задело. Мы же все рассудочные типы. Но девушка, девушка София Хилл была хороша. Прерывистым дыханием звуча, аккомпанируя собой, вся содрогаясь и хрипя, высокий тонкий звук изображала и к гибели неженской приползла.

Дело в том, что «Иокасту» Янниса Контрапулиса, это хаос неявных связей, объемлющий любое высказанное слово, невозможно играть, не вывернувшись наизнанку. Улитки беззаботные, печёнки, почки, сердце, рёбра и планеты, они сосут и хвалят молоко грудей вселенских, о Греция, ты дикий хохот позвонков. Слова скачут с вселенским размахом, они есть связь всего со всем, они улавливают зрителей в ту сеть, что неоплатоникам ведома. Конечно, любой человек, намерившийся умереть, как это сделал Контрафурис, сам по себе попадает в трагедию, здесь нет какой-то особой древнегреческой трагедии. Но есть искусно превращённый ритм, трепет тела тонкой девушки, не желающей уйти из нежности в смерть и зверский крик матёрой Иокасты, — ну вот, мы и в Греции.

Степанида

Второй премьерой стала Медея (Кэрчиктер), постановка театра «Олонхо», в которой режиссёр Шамиль Дыйканбаев перетолковал на якутский немца Хайнера Мюллера. Представьте себе шаманку, произносящую текст «Медеи» как простое заклинание деревянных идолов, получите Степаниду Борисову. Собственно говоря, кроме заговоров шаманских, Степанида никогда ничего не показывает. Но надо иметь в виду, что она вообще ничего не показывает, она только забирает себе души зрителей. Шутка.

Можно сравнить якутскую Медею с приснопамятной мощнейшей «Медеей материал» 2001 года с Валери Древиль, в постановке Анатолия Васильева.  Там Медея не подавляет и не умерщвляет свои страсти — напротив, они усиливаются настолько, что выходят из диапазона «душевной жизни». Это уже не человеческие чувства, не человеческий голос, объяснить их «психологически» так же невозможно, как услышать инфразвук. Когда Медея поджигает снятое с себя платье и остается обнаженной, красивое женское тело вроде бы ни на секунду не становится объектом желания или даже любования: оно попросту выпадает из восприятия. При чем здесь тело? Перед нами творится заклание жертвы: но сам миф это вовсе не обряд, миф не вызывает никаких переживаний, но устремляет разум в полную поглощенность происходящим. Однако голое тело Медеи-Древиль не может исчезнуть, оно остаётся в зрительском подсознании. В такой эротике есть что-то очень древнее, смертельное.

У Степаниды совсем иное. Её голос тоже нечеловечен, эти горловые переливы только природные духи адекватно воспринимают, отсюда и страх любого, присутствующего при камлании – а вдруг эта палка уже не палка. Но вот при устремлении взгляда на васильевскую обнажённую Древиль страх был, а Степанида Борисова наоборот, всеми силами отводила взгляды зрителей, ведь камлание не выносит праздного взгляда. Миф противоположен скучному обряду заклинания, Степанида бьёт в шаманский бубен, находясь в полном изумлении, выходе из ума, поэтому наступает полный диссонанс восприятия. Очевидно, греческие мифы вообще никак не возможно понять без восхищения ума, каковое совершенно противоположно подавлению всяческого ума шаманским камланием. Сколько ни заклинай палку – Язон, Язон, а золотого руна, то бишь мудрости древних греков, ни в коей мере не прибавится, да и что такое Кэрчиктер, не прояснится.

Так что похожие внешне воздействия могут иметь разную, даже противоположную природу.

Плач Медеи

Другой любопытный спектакль про Медею был сделан словенской девушкой Мойтиной Журцер, назывался «Плач Медеи». Вернее сказать, это была инсталляция с песком на столе, куклой, бокалами и водой. Любопытно было глянуть на упрощённый такой мэйнстрим европейского театра. Очевидно, нам с ними не совсем по пути, невозможно свести театр к инсталляциям, это даже Ромео Кастеллучи не по силам.

Целый час Мойтина издавала усиленные техникой звуки, которым позавидовал бы наш корифей саунддрамы Владимир Панков. Шуршание песка и звяканье бокалов, волшебницы колхидской тонкий крик. Всё это красиво, но к мифу и даже театру никакого отношения не имеет. Должно быть что-то ещё, какая-то история. Потому что и танец, и песня это история, но шуршание песка может только обрамлять произведение, само по себе это не содержание, не форма, не плач Медеи.

Пять вечеров

Всё-таки в последний день фестиваля произошло то, чего все и искали, спектакль «Я скучаю по тебе». Любой фестиваль подобен выходу в море, то ли поймаешь рыбу, то ли нет. Константин Райкин, закрывая фестиваль, выразился экспрессивно – чем больше дребедени на фестивалях, тем ценнее находки. Вот и случился настоящий спектакль-соло. Питерский режиссёр Галина Бызгу уговорила невероятную актрису из Самары Розу Хайруллину сыграть в спектакле по мотивам пьес Володина, было это ещё три года назад. Александр Володин — легендарный автор «Пяти вечеров», «Старшей сестры», «Осеннего марафона», «Дульсинеи Тобосской», но режиссер Галина Бызгу, актеры Роза Хайруллина и Сергей Бызгу сочинили удивительный драматический текст, сотканный из различных и малоизвестных произведений «Офелия», «Агафья Тихоновна», «Все наши комплексы»,  «С любимыми не расставайтесь».

Строго говоря, это не совсем соло, но муж Галины Сергей Бызгу совершенно не портит пейзаж, он бессловесно изображает ищущего, но вечно опаздывающего. А вот Роза с огромной, чудесной силой успевает из стоминутного действа сделать зрелище-снадобье, которого при должном разведении хватило бы на пять вечеров. То, что нам Роза показала, бывает, и за год не наберёшь в театре, для нужной концентрации восприятия. Да, Хайруллина делает именно то, чего все и ждут от театра, это можно назвать тотальным действием.

В пьесах Володина люди пытаются любить, но не в состоянии найти окружающих, ведь стенка уже построена, а за стенкой в квартире бьется сестра. Героиня бьется, пытается оправдаться перед зрителями, она ведь коммунист, работает на «Красном треугольнике», ей после работы надо отдохнуть. Хайруллина разговаривает со зрителями, предлагает водки выпить, тоска одиночества накрывает зал. Дальше – больше. Она пляшет и поёт тонким голосом жалостливые песенки дворовые, вдруг  очевидно становится, почему наша страна обожает «Ласковый май». Она владеет тончайшими нюансами мимики и жеста, а в пуховом платке крест-накрест, из инженерного коммуниста превращается в персонажа великого фильма «Человек дождя». Глядя на Розу Хайруллину, кажется, что мы все люди дождя, но она специально выскочила из капсулы интровертности, чтобы нам напомнить, кто мы такие – а кто на первой базе? И в каждой фразе, в любой точке сцены она способна показать всю тему, внутреннее направление роли, поэтому возникает эффект тотальности и полноты. Её Офелия, Агафья Тихоновна бредит, она уборщица в театре, она нашу скукоженность и поражённость мечтой выдаёт, чего мы знать о себе не знали, потому и двойная реакция, смех и слёзы. Зрителя дёргают за ту верёвочку, которую он сам в себе не способен обнаружить, любая песенка или танец, или фраза, начинаясь на уровне смеха, мгновенно погружают в слёзы, но через три секунды это опять смешно. Роза проникает внутрь глубинной зоны чувства, в наши цельнометаллические оболочки, показывает как на ладони, что наша эмоция подобна ленте мёбиуса, печаль и радость две стороны одного состояния.  Представляю, как она Буратино играла в Самарском ТЮЗе.

Итак, директор «Театра на Страстном» Михаил Пушкин предложил трагическому клоуну Розе Хайруллиной играть на своей площадке, надеюсь, мы её будем видеть теперь почаще. Константин Райкин признался, что женщину с таким даром видит впервые. Ну, вот и хорошо, к гениальному соло Райкина в «Контрабасе» прибавился большой женский моноспектакль. Ещё пара – тройка таких представлений, глядишь, театр вновь оживёт.