Сразу при входе в Храм Гроба Господнего – Камень Миропомазания. Над ним красивые, разных цветов, как радуга, лампадки. Паломники опускаются на колени. Это большая гранитная плита, на которую сейчас они кладут вещи и предметы для освящения, а раньше сюда положили самого Иисуса, снятого с креста.  Только две тысячи лет отделяют нас.

– Здесь почти каждый иерусалимлянин – гид или был гидом. Так заложили репатриархи. В Иерусалиме молятся, в Хайфе работают, в Тель-Авиве отдыхают. – Гид Марк пытается рассказывать так, чтобы не переутомлять паломников и, не тревожа, не касаясь их веры.

Небольшая группа паломников из России ходила за ним и слушала его. Вдруг он заметил человека не из своей группы.

– Тело Его переносят в гробницу Иосифа Аримафейского, – громко говорит репатриарх-гид, – но перед этим, по древнему иудейскому обычаю, который сохранился до сих пор, его ложат…

– Кладут. – Миша Сидоров пристроился к новой группе русских паломников, ему хочется понять, что они чувствуют, и как они верят в Бога невидимого. – Иерусалимлянин? Репатриархи? А как это по-русски?

Марк вспоминает, где-то он видел этого подтянутого человека.

– Мы — жители и поклонники Иерусалима и его святынь. А репатриархи – это местные поэты-репатрианты с двумя десятками лет и книг. Кладут, да, конечно. Спасибо. На плиту Миропомазания. – Репатриарх Марк из Одессы не сконфузился от неправильного глагола, но, заметив чужого, стал вести речь более книжно. Хоть у него имелось разрешение на работу, но привычка быть осторожнее за двадцать лет эмиграции научила многому.

И видят паломники – влетает голубь, стремительно, будто огонь на улице. Вспуганный, белый, не опаленный ничем спорхнул голубь на Голгофу.

– А нужно снять крестик и кольцо? Или так? В кувуклии мы не успели. Нас было четверо, стояли тесно, и быстро монах-грек сказал: «Квикли!»

– Кувуклия – часовня Гроба. Людей сотни, а вход один, он же и выход. Там вы только молитесь три минуты. А вот здесь освящаете иконы, крестики и все святыньки. – Марк нагнулся, провел рукой по углу плиты и приложил к лицу, вдыхая аромат миро. – А в кувуклии у вас для этого не было времени. Правильно я вам говорил?

– А мне показалось, что в кувуклии кто-то есть еще помимо людей, – опять перебил Михаил Сидоров. – А Гоголь сколько раз был здесь?

Марк вспомнил: этот военный был здесь несколько недель назад и также был беспокоен и любознателен.

– Иерусалиму шесть тысяч лет, а храму две. – Марк спокойно смотрел на вернувшегося. – Это иерусалимский синдром возвращения. Гоголь был в кувуклии во время службы. Николай хотел ещё приехать на Святую землю…

«А мне сколько? – думает Михаил Сидоров. — Те же цифры, только нули нас различают. Поклонение камням… Не сотвори себе кумира. Из-за веры и неверия столько казней и войн было. А мы камням поклоняемся».

– Здесь жены-мироносицы дважды омывали – окропляли. И миром помазали. – Гид-одессит вновь приложил руку к лицу, смазывая лоб, веки и вдыхая удивительный запах миро. – Я буду ждать здесь. Можете пройти к кувуклии, кто не обжег свечи. Помните слова: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем». – Репатриарх Марк вдруг замолчал, увидев неожиданное.

В храм входил странник, за собой он тащил сумку на колесиках. Странник опустился на колени и запел молитву на военную маршевую мелодию. Мало кто на него обратил внимание: здесь каждый думал о своем сокровенном и занят был тем, чтобы все сделать так, как требовал обычай предков.

Марк отошел к стене, где обновлена роспись сцены Миропомазания. Встал так, чтобы не мешать другой группе, суетливо входящей в двери храма.

И вот голубь садится над плитою Миропомазания на паникадило белое. И странный старый странник перестал петь псалмы на военный лад, он стал говорить что-то, словно с голубем.

Вдруг он заговорил непонятно. Он специально так говорил, чтобы не понимали. Что они могли понять, если храм стали возводить только после трех столетий после Христа? Он хотел чувствовать Христа, когда молитвы возносились по вдохновенному прикосновению Духа Святого, а не по часам.

Вот странник поднял с трудом голову и сказал, смотря на  Марка:

– Не проповедь Бога, а поиск Бога – вот лик ваш.

 Но никто не обратил внимания, кроме русского гида и Миши Сидорова.

И опять говорит странный старчик:

– Что вы ищете живого среди мертвых? Хотите исцелиться от зла?

Марк оглядывается – слышал ли еще кто-нибудь? Он видит у столпа, треснутого более 100 лет назад, монашку Нику. Она прикладывается к столбу, как к святыне. Марк забыл рассказать этой группе паломников, что в 1579 году армяне не пустили греков на схождение святого огня, и огонь вышел из столпа, рассекая его. «Расскажу это при выходе из храма», делает он себе отметку.

Восьмидесятилетняя монашка Ника медленно приближается к плите Помазания. Тяжело опускается на колени. Голубь садится на плиту. У плиты все встают и отходят, словно что-то видят, но молчат.

Старчик молится и говорит невидимому, называя его Захарием: «– Я Гавриил, предстоящий пред Богом, и послан говорить с тобою, и благовестить тебе, – Ангел сказал Захарию.  – Ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как сбудется. За то, что ты не поверил словам моим, которые сбудутся в свое время».

Марк слышал, что странный старчик – провидец. Но сам он к нему не решался подходить, он репатриант, и привык жить осторожно, незаметно. Гид тенью проследовал за старчиком, послушать со стороны.

Старчик говорил как бы сам себе, но слышали и другие.

– «Захарий медлил в храме и не выходил к народу. А выйдя, не мог говорить. Он видел видение. И он объяснялся с ними знаками, и оставался нем.

Окончились дни службы его, и возвратился в дом свой. Зачала Елисавета, жена его, и таилась пять месяцев и говорила:

– Так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми».

— Иоанн Предтеча сын Захарии? – спросил Михаил.

Монашка Ника знала эти евангельские строки дословно и удивилась памяти старчика-провидца и незнанию адвоката.

Вот старчик поднялся с колен и пошел, прихватив свою сумку на колесиках. За ним монах-грек. Грек пнул сумку на колесиках… С тележками и чемоданами не благословляется входить в Храм Гроба Господня. Старчик усмехнулся, не зло, без обиды. Каждый стяжает Духа Святого как может.

Марк ждет, протирает глаза. Сейчас начнется. Вот голубь взлетел. И голубь подлетает к картине, и вот птица сливается с картиной. Как нерукотворный, не тварный образ. Репатриарх ждет.

Михаил не верит происходящему: «Что за гипноз?» На картине он видит себя. И вдруг голубь оживает и стремительно вылетает их храма. И видение картины исчезает, и вновь являет собой написанный художником сюжет.

Михаил подошёл к Марку: — Я увидел на картине сейчас…

— Себя? – Марк считывал мысли. – И я видел, когда только приехал.

— Давно?

— Двадцать лет назад.

Но вот монашка перекрестила картину, и встала рядом с ними:

— Искушение по грехам нашим, — перекрестилась монашка Ника. – Как там в России? Нищих нет у нас? Все сыты?

– В России работают, а в Тель-Авиве отдыхают. – Пошутил гид Марк, вспоминая, как тяжело было выжить на Родине в девяностые. Здесь были свои сложности, но и крыша над головой и питание нормальное и остаётся, чтобы издать путеводитель для паломников.

Небольшая группа паломников из России подошла к нему, русский говор заглушил все остальные наречия, и он вновь почувствовал себя среди своих.

Надежда Середина

Рекомендуем к прочтению:

Надежда Середина. «Схождения огня». Новелла