О том, с чего начинается Родина, в недавнем прошлом знали даже дети, ибо одноименная песня звучала в эфире часто, а слова Матусовского запоминались сразу и  надолго.  «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе»… Сегодня и песня почти позабыта, да и понятие Родины, возможно, вписывается в несколько иной ассоциативный ряд.

А с каких картинок и друзей-товарищей начинается распад этой самой Родины? И вместе с ним (или даже раньше) – распад личности, мировоззрения, взаимоотношений,  системы власти, в конце концов? Песен об этом не поют. А вот роман – написан. Он так и называется – «Распад», и в нем Леонид Подольский честно, откровенно, подробно и увлекательно рассказывает и рассуждает о том, что происходило в стране на протяжении прошлого века, причём, без морализаторства и назидательных интонаций, и, главное, не настаивая на своей абсолютной правоте, не утверждая её в качестве догмы. На страницах книги разворачивается, как писали в школьных учебниках по литературе, панорама жизни нескольких поколений нескольких семей, прошедших сквозь немыслимые испытания века, который называют то ли атомным, то ли кровавым. Ведь именно в этом веке полыхали две мировые войны, ломали судьбы миллионам людей революции, восходила и падала звезда коммунизма…

А мы из ушедшей эпохи, где бродят забытые сны, где делятся крохи, как вдохи, на эхо огромной страны. Мы помним, и не забываем, откуда, зачем и куда. Мечты о несбывшемся рае, сгорая, не гасит звезда.

Мечты не всегда рождают вдохновение и романтические устремления. Нередко они переходят в зависть, и планы реализации их при этом строятся на корыстных расчетах и злорадной мести. Увы, такие мечтания свойственны и большинству героев романа, среди которых ученые и партийные деятели, номенклатурные властолюбцы и те, кого принято было называть «простыми советскими людьми», независимо от того, городские они жители или сельские…  Вот и одна из главных героинь, профессор Маевская, целеустремленная, честолюбивая, обласканная в свое время званиями и наградами, под конец карьеры отчаянно, всеми силами и способами готова бороться за своё место под теплым номенклатурным солнцем удачи. Притом, что по натуре она совершенно не злобный монстр, наоборот, все добрые качества в её характере заложены. В юном возрасте, молодым специалистом, она стала хирургом во фронтовом госпитале, проявив при этом мужество и умение, знание и отзывчивость. Была, казалось, любовь и светлые ожидания… Но она их отринула, выбрав науку и карьеру, чья позолоченная лестница обязательно идёт в никуда. Тем не менее, вот, как она вспоминает концерт фронтовой агитбригады и те чувства, которыми были охвачены слушатели – врачи, медсестры, выздоравливающие бойцы:

«Женя не смогла бы описать словами это чувство, — в нём были гордость, радость, светлая печаль и бесконечная любовь ко всем этим людям, сохранившим, несмотря на боль, раны, потери друзей и близких, свою живую душу. Таких людей нельзя победить, такую страну нельзя поставить на колени, — с гордостью, и каким-то необыкновенным восторгом думала она. Не просто думала — чувствовала, потому что в этот момент мысли и чувства слились в ней воедино, и все они, сидевшие на скамьях, или прямо на полу, и раненые, лежавшие на носилках и на кроватях, и артисты на сцене, и несколько деревенских старух и женщин с детьми, переживших весь ад боёв — все они были единый организм, один народ, из многих корней — одно дерево».

И, всё же, она – законченный продукт своего времени, воспитанный его жестокостью, лицемерием и нетерпимостью. Она, прошедшая страшные, разрушающие психику кампании борьбы с «врачами-вредителями», с космополитами и прочими «врагами народа», сохранила в душе не только страх, но и готовность ответить ударом на удар. Ударом, возможно, из того же арсенала, что был присущ тем, вроде, канувшим в прошлое антигероям.

«…Да, это — от тех времен. От их дикой, варварской  нетерпимости… Вошло в привычку клеймить и громить. Знала же, всегда знала, что зло порождает только зло, несправедливость — только несправедливость. И все-таки громила…  Homo homini lupus est (человек человеку волк), — неожиданно вспомнила она. Это была чуть ли не единственная латинская поговорка, которую она усвоила в институте. В самый раз вспомнила. Евгения Марковна увидела жизнь именно такой: вечная борьба, в которой побеждают самые сильные, коварные и приспособленные, где главные рычаги — зависть, честолюбие и алчность, а самый главный закон — отрицание отрицания, то есть закон периодических кровопусканий, которые нужны, чтобы сильные могли захватить лучшие места под солнцем. Она отрицала на своём витке спирали, а теперь отрицают её саму. Но ведь и они, отрицатели, не вечны. И их — железной метлой»…

Среди множества персонажей, событий, прихотливого переплетения сюжетных линий (эта насыщенность и многоплановость, на мой взгляд, делает роман ещё более интересным и увлекательным), всё же, главным действующим лицом на протяжении повествования остается время, которое, даже меняясь, остается неизменным. Меняются в своем развитии персонажи, власть и государственная система, которая в очередной раз проходит путь от мучительного, кровавого становления до застоя и распада, исчезновения, сопровождаемого разочарованным равнодушием и демонстративным безверием. Но прежде, чем наступает период безразличия, и безысходности, люди пытаются разобраться в закономерностях происходящего, понять, почему и зачем всё случилось именно так. Почему самые подлые оказываются наиболее активными и успешными, почему система отвергает честных и доверчивых, порядочных и совестливых…

«Приходят ниоткуда, живут, мучаются, и уходят в никуда… Да, никто никому не нужен. Эгоизм — единственное, вечное человеческое свойство. Как внутривидовая борьба. Любовь к ближнему — красивая утопия, не больше. И, однако, сколько раз люди покупались на неё. Развесили уши, поверили в сказку о всеобщем равенстве и счастье. Неграмотные, недалёкие, глупые люди — народ…   Люди его круга —  всё понимали. Шептались на кухнях, слушали голоса, ездили за границу… И молчали… Или  — играли по их правилам. Проказа… Общество больно проказой… Идёт гниение… Распад»…

Письма из ниоткуда, и письма в никуда. Жизнь похожа на чудо, как на чугун руда.

Жизнь похожа на птицу в полете наугад. Ничто не повторится. Никто не виноват.

«Все боятся. Ибо страх — цемент системы, стержень, на котором она держится. Стоит только вынуть этот стержень, и система, лишенная сердцевины, развалится в прах… Система кропотливо, хитроумно, беспощадно растит исполнителей, игроков, служителей. Уничтожает генетически всех иных. Запрещает книги, картины, фильмы, мысль. Подавляет всё, что хоть чем-то выделяется из ряда. Возносит дураков и тупиц, культивирует ограниченность».

Есть среди героев «Распада» и дураки (высокопоставленные), и тупицы (в звании профессоров), Но, всё же, большинство – люди умные, расчетливые, обладающие хорошей реакцией на изменяющиеся события, умеющие и наученные «ловить момент, использовать шанс», даже если для этого необходимо будет изменить дружбе или предать свою любовь. О взглядах и мировоззрении и речи нет – они меняются по мере необходимости.

Предают, словно песню поют. Предают и чужих, и своих, забывая, что Там и Тут разделяет один лишь миг. Продаётся злорадство и лесть, в пятнах сплетен  чужое бельё… Не в чести у торгующих честь. Вот и всё. Остальное – враньё.

Конечно, во все времена, в том числе и советские, люди были хорошие и плохие, это аксиома. Авторский взгляд выбрал, в основном, тех, кого трудно назвать хорошими (но и упрекать их язык не повернется) – они жили по моральным (вернее, аморальным) законам, которые диктовало время развитого двуличия. Хотя, были (и немало) других, не менявших свои принципы и идеалы, старавшихся не делать гадости друзьям и знакомым. Именно благодаря таким людям (а они всегда яркие и на виду), время иногда казалось чище и добрее. Да и лозунг «Человек человеку – друг, товарищ и брат», который познавался из учебников младшей школы, тоже создавал фон доброты и сердечности, которого сегодня в обществе, увы, просто нет. Были романтические порывы и свойственная молодости вера в светлое будущее, была мечта о грядущем обществе благоденствия и процветания, которое называли коммунизмом.

Ради этой мечты поколение за поколением вынуждены были терпеть лишения и тяготы, и не у всех это вызывало энтузиазм… Как раз такие, не желавшие терпеть, в центре  авторского фокуса внимания. И их нетерпимость абсолютно идентична нетерпимости служителей системы, которая достаточно быстро теряла обаяние доброты и справедливости, становясь всё более косной, непримиримой, лицемерной. Вранье и цинизм проступали, как трупные пятна, и это было тоже приметой распада.

«Классовый геноцид — он ведь не просто так, он — из прошлой злобы вырос, из царских тюрем, из каторги, из карательных экспедиций и погромов. Зло неизбежно рождает зло, ненависть рождает ненависть, и в этом замкнутом круге зла и насилия, даже любовь к грядущему человечеству рождала лишь великую ненависть, презрительное безразличие к современникам, которые не больше, чем материал, из которого можно лепить будущее. На место верующих фанатиков пришли бездумные исполнители — хамы, люди системы, все эти Ежовы и Шариковы. Так и влетели в тоннель истории… Когда социальные движения опережают естественное развитие культуры и духа, к власти неизбежно поднимаются тёмные низы, несущие с собой одичание. В сущности, разрушается связь времён, приходится начинать заново на голом месте. А культура растёт медленно. На одного Пушкина ушло около тысячи лет. Возрождение в Италии — через тысячу лет после крушения Римской империи. В Англии Шекспир — через тысячу лет после возникновения первых англо-саксонских королевств. И письменная Тора, Ветхий завет, тоже, через тысячу лет после рождения Царства. Вот темп культуры»…

И мобильная связь – лишь привычная часть повседневного быта. Я звоню в никуда, —
Чей-то голос, смеясь, «Ваше время забыто». Повторяю звонок, но в ответ лишь гудок, холодок душит ворот. Время шутит со мной или впрямь стал чужой, прошлым кашляя, город. Я напомню ему, как он жил по уму, как он душу калечил. Я мобилен, как сон. Как чужой телефон. За себя я ответил.

Самым позитивным и обаятельным среди множества героев романа, на мой взгляд, является старик Грушин, который, кстати, чем-то похож на толстовского Платона Каратаева. Не очень грамотный, он отличается не только могучей физической силой, но и природной добротой, порядочностью, рассудительностью, способностью к состраданию, готовностью прийти на помощь. И ещё – терпимостью. В нем нет непримиримости. Как по мне, он и такие, как он, дарят надежду, что ещё не всё потеряно, что распад одной системы освобождает место для рождения новой. Она тоже может оказаться жестокой, своенравной, несправедливой… Но, вполне возможно, горестный опыт подкорректирует ход её развития, и она проявится, пусть не идеальной, но, хотя бы, прагматично стремящейся к благополучию, в котором слова и дела не противоречат друг другу. В котором вера в идеалы не становится фанатичной, а сами идеалы, как импланты, встраиваясь в действительность, приживаются в ней.  О слове и деле хорошо говорится в книге, когда один из героев вспоминает известную фразу из Библии «Помышление сердца человеческого — зло от юности его». И это, на мой взгляд, если не центральный момент книги, то один из главных. Внимательный читатель, вероятно, тоже задумается над смыслом этого изречения. Почему так? На мой взгляд, Бог, понимая, что человек способен совершенствоваться, прощает ему прегрешения, считая их ошибками юности, и ставит задачу обретения совершенства. Хорошо и точно один из героев книги, перефразируя, говорит: «Нетерпение сердца человеческого — зло от юности его». Я бы добавил: «И нетерпимость тоже». Именно нетерпимость к иному мнению, к инакомыслию проявляется сегодня в самых уродливых чертах. Она рождает остервенение и какое-то мракобесие, когда жители одного из регионов страны объявляются смертельными врагами только из-за неприятия ими соседских догм и убеждений. И на основании этого мирные города и поселки превращаются в мишень для безжалостных артиллерийских орудий и ракетных систем залпового огня. А на другом краю Земли только иной цвет кожи становится причиной ненависти, смуты, убийств… Но ведь всё это уже было – кара за инакомыслие, ненависть, нетерпимость… Всё это казалось следствием той порочной системы. Она распалась. И что же? Она воскресла. Ибо, судя по всему, она бессмертна. «Система зиждилась на четырех китах: страхе, глупости, корысти и вере. Но веры больше не существовало. Вместо неё зияла пропасть. От этого система переставала быть устойчивой. На смену фанатической вере пришла ложь, двоемыслие стало нормой»…

Видимо, и вера в насаждаемые догмы, видоизменяясь, воскресает тоже вместе с нетерпимостью и ненавистью. А люди везде одинаковы. И нынешние ничем отличаются от ближних и далёких предков. Хотя, иногда создается впечатление, что на смену человеку разумному приходит неразумный, тупой, бессовестный, врущий…

У ненависти нет выходных. И жалости тоже нет. Зато обожает дать под дых Привычно, а не в ответ. Кажется, ей две жизни даны. А, может быть, даже три. Смеётся зло над чувством вины, не глядя в календари.

«Распад» — на мой взгляд, роман знаковый, герои которого ищут ответы на самые животрепещущие вопросы. Видимо, должно было пройти более тридцати лет со времени распада Советского Союза, чтобы появилось произведение,  рассказывающее об этом вдумчиво, подробно, увлекательно. Это честный взгляд на события частного человека, который видел, замечал, запоминал. И, в конце концов, написал талантливую книгу, которую можно назвать документом эпохи, свидетельством очевидца. И самое главное, что книга сегодня ещё более актуальна, чем вчера. Ибо, как сказал классик, «меняется всё, и всё остаётся неизменным». Спасибо автору и издательству Евгения Степанова за роман, в котором зеркально отражается время, а оно из вчерашнего неизменно становится сегодняшним. Это не странно. Странно то, что книги нет ни в одном списке соискателей больших литературных премий. Значит, время действительно не меняется?

А вот, как сказал о романе автор Леонид Подольский:

«Мой «Распад» — это в некотором роде роман-предсказание, попытка угадать будущее, но вместе с этим и попытка осмыслить действительность… Давая название роману, я имел в виду распад духовный, распад скреп, который и предопределил все остальное. Насколько актуален роман сегодня? Люди моложе сорока уже не знают и не помнят прежнюю жизнь, а многие из тех, кто старше, о ней ностальгируют. И — идеализируют… Нынешнее время очень похоже на то, о котором я пишу. Мы вроде бы порвали с прошлым, и мы же в него возвращаемся. Хотя, скорее, не мы возвращаемся, а оно, это прошлое, хватает нас. Могу сказать лишь одно: я писал правду, даже, когда она еще была под запретом, писал от души и ни в чем не погрешил против истины, как я ее видел».

Честно и от души – это ключевые слова. Наверное, и чтение предполагает ответные качества, когда в мир книги погружаешься с душой и читаешь не только глазами, но и сердцем. Будет ли новый распад или, наоборот, новое объединение? Кто знает… В романе нет ответов. Но их поиск помогает кое в чем разобраться, вспомнить, понять. Возможно, простить. А это – уже немало…

Владимир Спектор

П44   Подольский Л.  Распад. 

Роман — М.:  «Вест-Консалтинг», 

2019 — 536 с.

ISBN 978-5-91865-566-5