Жизнь бросает вызов человеку, быть ему или только существовать и функционировать, подобно биороботу. Об этом говорили многие известные философы, которые искали надёжную опору для человека в его устремлении быть.

Мамардашвили, например, чётко разграничивал «сущее» и «бытие». К первому он относил всё, что делается как бы само собой, без участия и усилия человека. «Сущее» — это не когда человек думает, любит или хочет, а когда ему «думается», «любится», «хочется» и пр. То есть, когда не сам человек осуществляет какие-то акты, а какая-то сила вне и помимо его управляет процессами его жизни. Бытие же — это когда человек действует в качестве первопричины.

Дасман (неподлинное — «как все») и дазайн (подлинное — «dasein» дословно переводится как «вот-бытие», «здесь-бытие») Хайдеггера направлены на решение той же проблемы. Человек должен пробиться к бытию посредством приобщения к нему здесь и сейчас, посредством живого присутствия в моменте события.

Стать вполне живым, по-настоящему действующим призывает и христианство. Приобщение ко Христу (не формальное, а реальное — как дазайн, а не как дасман, говоря языком Хайдеггера) — это единственно возможный способ стать живым, т.е. обрести подлинное бытие. Спасает Христос, а не что-то Христово — это важно, потому что что всё, что не Христос, обманет — его можно подменить, сымитировать. Самого Христа можно выдумать, но быть с Ним реально, быть предстоящим перед Ним в моменте события — это быть настоящим. Чтобы этого достичь, надо отказаться от всех духовных «побрякушек», приносящих какую-то прибыль — моральную, материальную, социальную, психологическую… Бескорыстная жажда истины, не претендующая ни на что — вот самая надёжная опора в поиске человеком правды.

Однако дасман побеждает, захватывает власть над человеческим в человеке — за смертью бога в человеке приходит и смерть самого человека в человеке.

В чём проблема? Почему так безнадёжно в нас наше человеческое? Потому что вне божественного человеческое невозможно удерживать. Дасман человеческого легко трансформируется в античеловечность — если нет дазайна (присутствия в Присутствии).

* * *

Возле турникетов стоят несколько человек — наблюдают за порядком. Я прохожу мимо них по билету на электричку, но потом узнаю, что расписание изменилось, и мне предстоит торчать на перроне, под палящим солнцем более часа. Я подхожу к такому служащему, объясняю ситуацию и спрашиваю может ли он выпустить меня, а потом снова впустить — чтобы погулять это время по городу. Он отвечает положительно, на что я и рассчитывала. Кажется, ситуация весьма заурядная, они ведь для того там и стоят, думала я, чтобы как-то по-человечески разруливать подобные ситуации. Однако, когда я вернулась, меня отказались пропустить — потребовали, чтобы я купила новый билет до ближайшей станции, иначе не пройти. Я возмутилась, сказала, что у меня на руках билет, и что мне обещали. Однако человеку в форме, при должности, было интереснее отыграть ситуации по алгоритмам биоробота. Быть человечным ему не хотелось, потому что запретить — это круто, власть навязать свою маленькую волю, принудить, заставить, лишить права и т.д. Ему и в голову не приходило, что можно поступить человечно и не перекрыть путь, а, наоборот, открыть его. Это ведь тоже власть, но обращённая к человеку в себе и другом, а не против.

Я была поражена глубочайшим нежеланием человека быть человеком. Ему нравилось быть бездушным шлагбаумом по отношению к другому. Этот феномен я наблюдала неоднократно, снова и снова в самых разных ситуациях и на разных социальных уровнях. Стремление к алгоритмизации своих действий и нежелание выходить из такой удобной и бесчеловечной алгоритмики — норма нашего времени и, что также важно, — мода, атрибут успешности и новое «благо».

* * *

Общение на уровне человек — человек становится совершенно невозможным, остаётся только уровень винтик системы — винтик системы, причём винтик обязан выбросить из себя всё, что не винтиково в нём, иначе система откажет ему в идентификации. И если ты не винтик системы, то по умолчанию — обесчеловечен как чуждый, инородный элемент. Кому? Системе. Какой системе?

Внесистемный человек уже не человек. Однако человек как биологический вид со всеми культурными и духовными надстройками — это тоже система. Чья? Божья! Отсюда видно, что нынешняя системная доминанта на алгоритмике, а не на том, что выходит за рамки алгоритмики — это антисистема (антикультура, антирелигия, антисоциум и т.п.), которая противостоит реальной более ёмкой системе. И не просто противостоит, а ставит себя в положение тотальной войны. Для антисистемы это единственно возможный вариант, потому что она стремится занять место живой системы.

* * *

Даже сильная вера вне контакта с Богом легко превращает человека в фанатика, потому что тотальное присутствие в чём-угодно, кроме Бога — это разновидность самости, которая противостоит Богу и не даёт возможности вечности в нас развернуться. Отсюда простой вывод: искать надо Бога, а не сильную веру. И вера в Бога (в смысле — верования, набор правил, формул, знаний, идеология) может стать идолом, заслоняющим Бога Живого.

* * *

«Каков оптимальный алгоритм обнаружения истины?». Таким может быть «последний вопрос», обращённый к миру, по мнению Йоши Баха, когнитивного ученого, MIT Media Lab (Гарвардская программа эволюционной динамики). Вероятно, на его вопрос давно ответил Сократ: «Я знаю, что ничего не знаю», потому что единственный способ знать истину — это её не знать, но всегда искать (жаждать, умирать без неё). Всегда — в смысле непрерывно. Истина тоже непрерывна.

Как только перестал искать истину или решил, что сам что-то знаешь, тут же утрачиваешь её. То же самое, хоть и другими словами, говорит архиепископ Иоанн (Шаховской): «Правду Христову мало желать. Ее недостаточно алкать и жаждать. Без нее надо умирать».

Стоит внимания ещё один «последний» вопрос миру, который задал несколько лет назад Герд Гигеренцер, психолог, директор Хардингского центра по оценке рисков и Института развития человека Макса Планка: «Может ли человеческая интуиция быть сведена к алгоритму?»

Ответом на этот вопрос можно считать слова Татьяны Черниговской, биолога, лингвиста, специалиста в вопросах нейронауки и психолингвистики, профессора Санкт-Петербургского государственного университета: «Если наш мозг и компьютер (я имею в виду метафорически), то уж, как минимум, не один, потому что один — алгоритмический, а второй — гештальтный, и в нём лежит вся эта свалка, из квалиа1 в частности, из разных метафор; принюхалось, увиделось; нравится, не нравится, холодно, кисло… Вам кисло, а мне сладко, вам холодно, а мне как раз жарко. Вот это всё где-то лежит. Это что алгоритмы что ли? Нет, это не алгоритмы».

* * *

Есть люди мыслящие, и есть люди не мыслящие — функционирующие по заданным извне правилам наборы алгоритмов (порой очень эффектные и всегда эффективные по причине отсутствия человеческого2 фактора). Это было всегда, особенность нашего времени — вытеснение первых вторыми, приписывание вторыми мышления себе при обвинении в глупости мыслящих. Короче говоря, дурак (не сказочный, который простофиля, но добрый, а дурак, который лишён сердечности) пришпиливает к умному ярлык «глупости», причём преступной глупости, т.е. той, которая опасна, а потому подлежит наказанию.

* * *

Быть человеком — это выходить за рамки обожествляемой сегодня алгоритмики. Связь с Богом именно это делает с человеком — выводит его в свободу от алгоритмики. Свобода бывает настоящая и мнимая, чтобы максимально плотно поработить человека и запереть его в клетке алгоритмичных предписаний, используется соблазн ложных свобод и ложные ориентиры — подменённая, совершенно разбалансированная ложными онтологиями нравственность.

Принявший ложь за истину уводится всё дальше вглубь лабиринтов лжи, из которых ему выбраться совершенно невозможно т.к. вероятные выходы заранее опорочены в его глазах, и он движется в обратную от них сторону, пленяясь всё больше и на более глубоких уровнях.

* * *

Или общайся со мной как с человеком, или не общайся вовсе3. Но антисистема не может оставить человека в покое, ей не просто не нужен человек, превышающий шаблоны, он ей мешает, препятствует быть антисистемой. Даже один человечный человек — как кость в горле, он рушит все шаблоны. Вся ложная нравственность рушится от соприкосновения с подлинным человеком, потому война против человечности не может быть частичной — не полной, не стремящейся к абсолютизации. Это и есть система антихриста — она сфокусирована тотально и против Бога, и против человека. Она — и вместобог, который против Бога, и вместочеловек, который против человека.

* * *

Объявить человечность преступлением — дело нехитрое, и, в некотором смысле, даже закономерное. Преступник — преступает, по большому счёту и поэт — преступник, т.к. преступает рамки обыденного. Поэт ходит путями нехожеными, иначе он не поэт. Он следует традиции, но не внешним, а внутренним образом, открывая её в себе как чистый, не замутнённый человеческой корыстью и самостью, источник. Поэт преступает общепризнанное и общеизвестное, чтобы его подтвердить, обнаружив сызнова, или опровергнуть, не найдя подтверждения. Открыть лично, а не опосредовано чужим опытом.

А вспомним Христа — нарушителя субботы. Он общался с теми, кто преступил (блудницы) и сторонился соблюдающих (законников).

Преступлением в смысле выхода за пределы является и подвиг. Обывательщина — не преступает…

Это важный момент свободы. Ради возможности стать преступником со знаком «плюс» существует мир, в котором возможен и преступник со знаком «минус». Иначе — механика, алгоритмика и мертвенная скука.

Культовый французский психоаналитик Жак Лакан, не признающий красный свет светофоров, сознательный нарушитель правил дорожного движения, является крайне противоречивым символом уходящей, победившей все мифы субъекта, эпохи, ибо довёл своё неприятие алгоритмики до иной, противящейся алгоритмике, алгоритмики, потому он всё же не является символом искомой свободы (свободы ДЛЯ, а не только ОТ…). Возможно, прав словенский культуролог Славой Жижек, когда говорит: «Я думаю, его стиль — это абсолютная фальшивка. Я пытаюсь забыть это. Я пытаюсь подавить это. Может быть, это работает как стратегия в определенном смысле. Почему бы и нет?..». Это может касаться не только стиля говорения, но и стиля жизни.

И всё же конец человека, как ни странно это прозвучит, будет связан с невозможностью осуществить преступление в смысле преступить дозволенный набор алгоритмов. Настаёт время, когда подобное ограничение человечности становится технически осуществимым. Даже мыслепреступление можно пресечь на стадии возникновения, т.е. не допустить его появление, а что таковым считать — вопрос заведомо закрытый, ибо не выносится на обсуждение. Объявить мыслепреступлением можно всё, что угодно сильным и власть имущим. Если субъект — лишь иллюзия, то к чему возражения против воцарения алгоритмики: она — реальна, а свободный субъект — только миф, который может быть прекращён или хотя бы приостановлен как процесс?

В том и дело, что человек — это и миф, и процесс становления вечным, которому нет и не будет конца, в отличие от всегда конечной и ограниченной алгоритмики. Отождествив себя с алгоритмикой, человек неизбежно закончится.

Правда человека не в правильной алгоритмике — как бы важна она ни была, иначе Бог создал  бы нас добрыми биороботами. И неправда человека не столько в неправильной алгоритмике, которая неизбежна до обретения совершенства целостности, сколько в отказе от свободы — ради какой-то «правильной», мифичной (кто её назвал правильной? на каком основании?) или выгодной, удобной, полезной алгоритмики.

Правильная алгоритмика приходит, обнаруживается, осуществляется только в свободе  — за пределами рабства алгоритмам. Но прежде человек должен освободиться из плена иллюзий о себе и лжи, в который сам же себя продал — за какие-то, часто виртуальные, «коврижки». Человек должен поставить себя под вопрос, проверить свою основательность, ибо что есть пленение ложью, если не отсутствие жажды обрести в себе правду, укоренившись в истине?

Светлана Коппел-Ковтун

_____________

1 Квалиа (от лат. qualia (мн. ч.) — свойства, качества, quale (ед. ч.). Известный мысленный эксперимент с квалиа включает женщину, которая растет в черно-белой комнате, получая всю информацию о мире с черно-белых мониторов. Она учится и постигает все, что нужно знать о физических аспектах цвета и зрения: частоты волн, как глаз воспринимает цвет — все. Она становится экспертом и в конечном счете знает всю фактическую информацию по этим вопросам. Затем, в один прекрасный день, она выходит из комнаты и впервые видит цвета. В процессе этого она узнает о цветах что-то, чего не знала до этого времени. Но чего? В первую очередь то, каково это — видеть цвет.

2 Человеческий фактор — это и хорошо, и плохо, но в мире людей без этого фактора наступает ад алгоритмики. Социальное прокрустово ложе, отсекающее всё, что относится к человеческому фактору, который включает в себя способность ошибаться и любить;

3 Потому так неприятна замена личного, уважительного обращения к человеку менеджерским торговым кликушеством. Оно же доминирует в обществе пропаганды, где человек — лишь объект внушений, т.е. обезличен и духовно «кастрирнован» (издёвка и пародия на «скопцов» ради Царствия Небесного).

В качестве иллюстрации использована картина «Преодоление», художник Ирина Попова