Иеремия – один из громокипящих пророков – мог ли внять посвящению Есенина, поставившему оное над «Инонией»?

…иная страна, утопия, которую не воплотить, волшебный Китеж, мерцающий узорочьем из-под метафизических вод; входы и выходы, открываемые поэтическими каналами того, кто:

Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,—
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Копья небесные – такие же, как стрелы дождей; но…являются ли кощунственными строки относительно выплёвывания Христова тела?

Ни в коей мере – Есенин: потаённый эзотерик: от сектантских корней, от народного чувствования; а классическое причастие есть следствие лобового чтения евангельского стиха, без вникания в потаённый смысл.

Ешьте – хлеб-плоть-суть моего учения, и – пейте вино-кровь-сущность моих слов, тогда сможете построить нечто приемлемое на земле, и уходить в смерть без страха, даже со светом.

 Вот почему – выплёвываю изо рта…

…размашист стих Есенина, он, словно ведущий поэта, мыслит сразу мириадами пространств, где и Млечный путь близок – руку протяни, духовный луч зрения направь:

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.

Я иное узрел пришествие —
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.

Но – поганая шерсть нарастает на землю, где вновь и вновь распинают Христа суммами пороков: в том числе и – слишком примитивными толкованиями его слов.

С земли – рвётся это тёмное, поганое ввысь, рвётся, мешая световым сгусткам…

 …есть богоборчество в «Инонии», есть – но и оно уложено в такие эстетические ряды дара и музыки оного, что не воспринимается кощунством: скорее – борьбой со старым, худо-ветхим, неизмеримо-наивным:

Лай колоколов над Русью грозный —
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля!

Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже Богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.

…ощиплю – потому, что нельзя же воспринимать Бога стариком на облаке: как считали многие, и сейчас считают…

Нельзя же всё сводить к примитиву антропоморфности…

Плачь и рыдай, Московия!
Новый пришел Индикоплов.
Все молитвы в твоем часослове я
Проклюю моим клювом слов.

Недаром Косьма Индикоплов входит в свод есенинской «Инонии»: есть византийская роскошь, пиршество красок в поэме: неистовое, киноварь мешается с лазурью, зажигается кобальт, и кармин, расплёсканный по духовному небу, вспыхивает совершенно необычными письменами.

И Радонеж возникнет, и Вавилон – на реках которого мы плакали:

Твое солнце когтистыми лапами
Прокогтялось в душу, как нож.
На реках вавилонских мы плакали,
И кровавый мочил нас дождь.

Все времена близки поэту: как все люди, и бывшие библейскими персонажами, и шаровые бродяги, с которыми сводила судьба.

Есть и футурология – предсказание железных кораблей технологий, что будут, будут – и будут чреваты:

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли,—
Страшись по морям безверия
Железные пускать  корабли!

…и зазвучит финальная песня, изменяя размер, давая русско-византийского Христа, а по сути – странно-вселенского, философского, крестьянского, столько смешивающего в себе, ибо:

Радуйся, Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.

Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе.
Наша правда — в нас!”

Второе ли пришествие подразумевается?

Огонь ли правды о человеке вспыхивает?

Так, или иначе, таинственный град «Инония» возвышен Есениным с такою яркостью, что и разгадок многие его загадки не требует – хватает феноменального эстетического ряда стиха.

Александр Балтин