Четверг, 21.11.2024
Журнал Клаузура

Амурские страсти

Николай Задорнов

Тридцать лет назад, 18 июня 1992 года, перестало биться сердце Николая Павловича Задорнова — русского и советского писателя и сценариста, заслуженного деятеля культуры Латвийской ССР, лауреата Сталинской премии II степени. Практически всему взрослому населению России знакомо имя писателя-сатирика Михаила Задорнова. И тем более обидно, что мало кому известно имя и творческое наследие его отца — Николая Задорнова. К своему стыду должен признаться, что и я до недавнего времени не читал исторических романов этого замечательного писателя. А ведь за три из них (романы «Амур-батюшка», «Далёкий край», «К океану») в 1952 году Николаю Задорнову была присуждена Сталинская премия! Сталин, разумеется, прекрасно разбирался в литературе, читал и оценивал всё, что выдвигалось на соискание Государственной премии его имени. Он сам в юности писал настолько хорошие стихи, что классик грузинской литературы Илья Григорьевич Чавчавадзе некоторые из них опубликовал в тифлисской литературной газете «Иверия», а стихотворение «Утро» в 1912 году даже вошло в учебник родного языка «Дэда Эна», и его на протяжении многих лет учили грузинские дети.

В случае награждения Николая Задорнова отсутствует какая-либо политическая составляющая, так как в его романах нет убеждённых коммунистов, большевиков, направляющей силы партии и тому подобных штампов. Нет даже светлых, то есть правильных согласно законам социалистического реализма, образов революционеров и прочих борцов с царским режимом. Поэтому можно смело утверждать, что Николай Задорнов был награждён именно за писательское мастерство, то есть вполне заслуженно. Вот и американская литературная энциклопедия о Николае Задорнове пишет, что «его роман «Амур-батюшка», ставший на его Родине классикой, переведён на многие языки. Несмотря на то, что в его произведениях нет партийной темы, писатель был удостоен высочайшей послевоенной награды СССР – Сталинской премии».

Японская критика неоднократно отмечала русского писателя Николая Задорнова как «неповторимого художника природы и человека», а Британская литературная энциклопедия о нём писала: «Без исторических романов Н.Задорнова нельзя иметь полного представления о развитии истории России и российской литературы». И в американской литературной энциклопедии написано, что Николай Задорнов «поднял пласты истории народов, не известных до сих пор цивилизации. Он красочно изобразил их быт, с глубоким знанием рассказал о нравах, привычках, семейных спорах, любви, несчастьях, житейских неурядицах, о тяге к русскому языку, русским обрядам и образу жизни».

Тем большим было моё удивление, когда я прочёл негативные отзывы о литературном творчестве Николая Задорнова.  К примеру, вот что заявил о его книгах доктор филологических наук, критик, профессор Геннадий Красухин: «Дело в том, что писателем он был, мягко говоря, средним. Психологическим мастерством не владел. Интриги его романов были довольно унылы». Видимо, этот критик решил повторить суждение немецкого слависта, литературоведа и переводчика Вольфганга Казака (нем. Wolfgang Kasack): «Книги 3адорнова не отличаются исторической достоверностью, свидетельствуют об интересе автора к фольклорным частностям; они очень растянуты и лишены психологической глубины».

Разумеется, я не мог поверить мнению Красухина и Казака, потому что не могут «унылые» и «лишённые психологической глубины» книги быть более полувека популярны у читателей разных рас, стран и убеждений при отсутствии мощной рекламы и государственной поддержки.

Перу Николая Павловича Задорнова принадлежат два цикла исторических романов об освоении в XIX веке российского Дальнего Востока, о подвигах русских землепроходцев. Первый цикл состоит из 4 романов: «Далёкий край» (1946—1949), «Первое открытие» (1969, первое название — «К океану», 1949), «Капитан Невельской» (1956—1958) и «Война за океан» (1960—1962). Второй цикл: романы «Амур-батюшка» (1941—1946) и «Золотая лихорадка» (1969). Я не буду рассматривать их все, разберу только меньший, второй цикл с наиболее известным романом «Амур-батюшка».

Дилогия Николая Задорнова из романов «Амур-батюшка» и «Золотая лихорадка» грандиозна по масштабам описания природы Приамурья второй половины XIX века, быта и типажей местных племён и тяжкого труда крестьян-переселенцев из России. Я не буду подробно всё это разбирать, потому что лучше, чем у автора у меня всё равно не получится. А вот поспорить с критиками по поводу «унылости» и «отсутствия психологической глубины» попробую.

У каждого человека имеются некие собственные представления о том, какой жизнью он хотел бы жить, мечты о лучшей доли, цель, к которой надо стремиться. В дилогии Николая Задорнова чётко прослеживается линия противостояния двух идеологий жизни, одну из которых олицетворяет Иван Бердышов, другую — Егор Кузнецов.

Иван Бердышов

Иван первым пришёл на описываемые в дилогии берега Амура, подружился с местными гольдами (нанайцами), женился на молодой красавице-шаманке Анге. Его цель — выбиться из нищеты в уважаемые люди, разбогатеть. Ради достижения своей мечты Бердышов не боится нарушать закон, рисковать собственной жизнью, идёт на убийство и ограбление богатого маньчжурского купца Дыгена, хищнически и незаконно эксплуатировавшего местные племена гольдов, гиляков и тунгусов. В конце концов Иван Бердышов добивается поставленной цели: становится одним из богатейших и уважаемых людей Приамурского края, он владеет золотыми приисками, его пароходы везут рыбу в Японию и Китай, он продаёт пушнину американцам, занимается организацией первого в Николаевске коммерческого банка. Бердышов постоянно учится бизнесу, он побывал в Калифорнии (организация золотых приисков) и в Париже (банковское дело). Жена Ивана, бывшая шаманка, живёт в конце дилогии в Петербурге, дочь закончила училище с золотой медалью! Так что мечта Ивана Бердышова сбылась. Казалось бы, всё просто и даже прямолинейно в судьбе этого персонажа. Какая уж тут глубина психологии! Обычный хищник, как говорится «акула капитализма», не зря окружающие прозвали Бердышова «Ванька-тигр». Но так ли это?

Кем был Иван Бердышов до того, как пришёл на Амур?

«Он был потомком забайкальских крестьян, которых Муравьёв впоследствии записал в казаки. Отец его, небогатый скотовод, земледелец и охотник, всех своих сыновей – их в семье было трое – с малолетства приучал зверовать в тайге».

То есть, в отличие от крестьян-переселенцев, семья Бердышовых отнюдь не бедствовала, хоть и не выбилась в богатеи. О причине, заставившей молодого Ивана Бердышова покинуть семью и переселиться на Амур, рассказал Кешка, его бывший земляк:

«Сам-то он родом с Шилки, из мужиков, от нас неподалеку, где мы раньше до переселения жили, там их деревня. Сватался он к Токмакову. Шибко это торгован у нас, по деревням, по Аргуни и Шилке славился. Дочка у него была Анюша, не девка – облепиха! Парнем-то Иван всё ухлёстывал за ней. А послал сватать, старик ему и сказывает: мол, так и так – отваливай… Иван-то после того, конечно, на Амур ушёл, чтобы разбогатеть. «То ли, – говорит, – живу мне не бывать, то ли вернусь с деньгами и склоню старика».

Вот откуда взялась мечта Ивана разбогатеть! Не само богатство изначально влекло Ивана, оно было лишь средством, позволявшим жениться на любимой девушке, дочери богатого купца. И парень упорно добивался поставленной цели, он сумел добыть на Амуре достаточное количество пушнины и уже собирался возвращаться домой, но, как рассказал Кешка, «за Горюном напали на него беглые солдаты – тогда их тут много из Николаевска удуло, – напали они на него и маленько не убили. Конечно, все меха отняли…

Замерзал он израненный. Наехали на него гольды, отвезли к себе в Бельго. Там его шаманка признала, взяла к себе. Они с отцом ходили за ним, лечили его своим средством. Ну вот, оздоровел он и грустит, взяла его тоска… Нищий он, нагой, Иван-то, куда пойдёт? Дожил до весны у гольдов. Лёд прошёл – плывут забайкальские земляки. Вышел он на берег. «Ну, Иван, – сказывают, – Анюша долго жить приказала. Ждала тебя, ждала – не дождалась». Анюша-то ушла из дому тёмной ночью на Шилку – да и в прорубь. Не захотела богатого казака… Сказывают, как Ванча наш услыхал это, так и заплакал. Шаманка-то его жалеет, гладит по лицу, а у него по скулам текут слёзыньки.

Иван-то и остался у гольдов, стал жить с шаманкой, как с женой, она своё шаманство кинула. Стали они зверя вместе промышлять. Жил он, как гольд, своих русских сторонился».

Да, мечта разбогатеть у Ивана Бердышова осталась, но теперь её причиной стала гордость. Иван не хотел выглядеть в глазах односельчан неудачником.

«Живя на Амуре с гольдами, он надеялся со временем разбогатеть и богатством вознаградить себя за страдания и бедность. Хотелось ему, чтобы слух о его богатстве дошёл до Шилки, чтобы и на родине услыхали, как зажиточно живёт Иван. В Бельго он начал жить без гроша за душой. Гольды, приютившие его, сами были небогаты. А в понимании русского человека – без земли, без скота и без хозяйства на русский лад – были почти нищи. Иван, оправившись, стал помогать им, как мог. Он жил бережливей их, не позволял торговцам обманывать себя, промышлял с настойчивостью, а не поддаваясь воле случая, как они, из года в год добывал всё больше и больше пушнины. Анга быстро переняла от Ивана эту настойчивость в стремлении к богатству и помогала ему».

«Не такие уж тут глубины психологии! — могли бы презрительно скривить рот вышеупомянутые критики. — Любовь ли, гордость ли явились причиной стремления к богатству — это не столь важно. Главное осталось — прямолинейность образа постепенно всё более богатеющего персонажа, готового ради наживы на всё».

Но Иван Бердышов вовсе не укладывается в привычные рамки бездушного скряги. Автор пишет:

«Но, живя среди гольдов, Иван не мог разбогатеть: приходилось делиться с ними своим достатком, платить их долги, отстаивать их в ссорах с торговцами, что ему всегда удавалось сделать если не хитростью, то силой.

Почти все бельговцы через жену приходились Бердышову родственниками, и отказать им в помощи он не мог. Когда они проедались или пропивались, Иван кормил их и даже покупал для них товары на баркасах. Только часть доходов от проданной пушнины ему удавалось утаивать от своих родичей, но больших денег он скопить не мог».

Ивану с Ангой пришлось покинуть селение гольдов и поселиться в одиночестве в убогой избушке на берегу Амура, чтобы освободиться от бед и забот назойливых родственников.

«Наступала решающая пора, и Бердышовы стали охотничать особенно усердно, зная, что теперь каждый лишний соболь приближает их к богатству. Воспоминания о доме всегда подхлёстывали Ивана. «Поди, уж братья мои и товарищи разбогатели, – думал он. – А я всё гол как сокол».

Однако одиночество Бердышовых вскоре было нарушено. Чиновники выделили на берегу Амура рядом с избой Ивана место для размещения четырёх семей переселенцев из России. Те однажды приплыли на плотах и основали село Уральское. Так вместо гольдов Ивану с Ангой неожиданно пришлось взять шефство над русскими крестьянами. Они учили их, как в этих местах нужно охотиться, ловить рыбу, делать запасы на зиму. И хотя Иван знал, что от одного промысла ему не разбогатеть, он не взял у переселенцев ни копейки за то, что они поселились на его охотничьих угодьях, хотя по обычаю мог это сделать, он лишь попросил помочь ему расчистить участок земли вокруг его избушки, когда те немного обживутся. Участок этот Бердышовым был не нужен — они продолжали жить, как гольды — охотой и рыбалкой. Но, глядя, как поселенцы рубят и чистят лес, корчуют пни, готовя под посев пашню, Ивана охватила ностальгия по крестьянскому труду.

«Хотелось Ивану и пашню пахать, и хозяйство завести. Деньжата у него были, он мог купить и коня, и скотину. Но не торопился – он хотел, чтобы жена его сначала обжилась подле русских и переняла от них умение вести хозяйство и ходить за скотом.

Анге и самой хотелось поскорей стать русской, чтобы Иван не стыдился её. Она проявляла любопытство ко всему, что делали переселенки, и живо всё перенимала. Она училась говорить по-русски, выказывая в этом редкую способность».

Так что, не только Бердышовы помогали поселенцам, но и крестьянки учили Ангу русскому образу жизни. А позднее, когда жители Уральского познакомились с гольдами, живущими по соседству, началось взаимное проникновение и обогащение культур двух народов. Но об этом лучше и подробнее написано в дилогии.

Иван Бердышов прекрасно понимал, что один охотничий промысел не принесёт ему богатство. Не говоря уже о тяжёлом крестьянском труде. Богатыми на Амуре были только торговцы, менявшие нужные местным племенам и русским поселенцам продукты и товары на пушнину, шкуры, рыбу и излишки крестьянского труда — зерно, овощи с огородов, мёд. Но особенно быстро богатели китайские и маньчжурские купцы, часто просто грабившие и обиравшие неграмотных, запуганных гольдов и тунгусов. Но чтобы стать купцом, нужен первоначальный капитал, а где его взять? Только ограбить кого-нибудь, как когда-то беглые солдаты ограбили и чуть не убили самого Ивана. Но Амур хоть и велик, и тайга почти бескрайняя, а купцы здесь все наперечёт, и убийство любого из них сохранить в тайне не удастся. В одиночку, как Иван, они не ездят, охрану имеют, значит для ограбления такого купца Бердышову нужны не просто храбрые, готовые пойти на убийство сообщники, но и умеющие при этом держать язык за зубами. И Иван находит таких людей. Они вовсе не разбойники, не беглые солдаты или каторжники, а обычные охотники: друг Ивана Бердышова из соседнего села Тамбовка крестьянин-переселенец Родион Шишкин и двое гольдов. Почему эти мирные люди согласились пойти на преступление? Ответ кроется в личности жертвы. Это не местный купец, а один из самых ненавистных местным племенам маньчжурец Дыген. Вот что о нём рассказывает Егору Кузнецову Иван Бердышов:

«До сих пор они из Китая потихоньку на Амур ездят, гольдов грабить. И дороги не даёт, едет как начальник. Они и русских убивают, глаза им выкалывают!

Маньчжурец этот ходит сюда на грабежи. Тайно албан – налог – с гольдов берёт, пугает их, а они боятся – платят. Русских, говорит, всех надо убить. Если кто соболя не отдаст, уши отрежет. Раньше они летом приплывали, а теперь норовят зимой, пока полиции нет. Они к весне стойбища объезжают и зимние меха берут».

И если гольды, ненавидевшие Дыгена, пошли на убийство его людей без лишних разговоров, то Родиона Шишкина Бердышов просто обманул, сказав, что они будут действовать по поручению бессильной против маньчжурца полиции. После убийства Дыгена Иван честно поделил найденные у того меха и золото, скупленные по дешёвке или просто отнятые маньчжурцами у гольдов и тунгусов, и открыл правду Родиону.

«У Родиона было такое чувство, словно его запутали в силки.

– Но ты не совестись. Мы с тобой, по справедливости ежели рассудить, Горюн от разбойников избавили, славное, паря, дело сделали, для твоих же друзей старались. Осознай-ка!

Родион понимал, что Дыген разбойничал бы без конца, а полиция бездельничала бы. И при том беззаконии, которое было на Амуре, поймай Дыгена и привези его в город – горя не оберёшься. Самих же затаскали бы по полициям. Вот и выходит: не убей – он бы ездил грабить, а убил – грех! Куда ни кинь – кругом клин.

– Всё же я свою часть пропью! – сказал Родион. – Мне такого богатства не надо!»

А вот Иван Бердышов пропивать награбленное добро не стал, а пустил его в оборот. Гольды, считавшие Ивана своим, массово понесли новоявленному купцу добытые на охоте шкурки, благо тот, в отличие от торговцев-китайцев, платил за них справедливую цену и никого не стремился обсчитать или обмануть. Купцы-китайцы, весьма недовольные таким конкурентом, на одном из собраний полностью согласились с мнением Гао, главы своего тайного торгового сообщества.

«Иван – ублюдок, наверное, даже не русский, а какой-нибудь гольд! – твердил Гао. – Говорит по-гольдски, пронюхал про общество торговцев, всегда издевается. Он сбивает цены, рушит влияние. Не будь его, гольдов можно было запугать, как в других местах. Надо хорошо жить с русскими, а гольдов запугивать, внушать им, что русская власть скоро окончится. И тогда они будут покорны от всей души, охотно на коленки станут перед купцом падать, а не нехотя… Но там, где Иван, гольд сам не свой. – Дорого бы дал Гао, чтобы убрать Бердышова и дружно зажить с остальными русскими!»

Бердышов стремительно богател. Исполнение его мечты приближалось. Казалось бы, развитие данного персонажа закончилось, ан нет! Хоть Иван и не подавал виду, но душа его ныла. Убийство Дыгена не давало покоя, и однажды Бердышов сделал то, чего ни за что не позволил бы себе раньше: сел за карточный стол и проиграл все свои богатства! Иван вернулся из Николаевска в Уральское в нищенских лохмотьях, но со спокойной душой. Он исполнил мечту, побыл богатым и решил, что быть простым охотником для него гораздо приятнее и привычнее.

«Гольды ругали Ивана, что не торгует.

– Пусть ругаются, я хочу в жизни пожить вольно. Пусть бедно, но вольно, – говорил Иван. – Трусы бедности не терпят, а я сам себя прокормлю. Торговля-то кабалит. Если по-настоящему торговать, надо целую войну вести, башку большую на плечах иметь, видеть всё, что впереди и на стороне, а я теперь отдыхаю, – кутался Иван в свою рваную овчинную шубу и ухмылялся. – Завтра вместе на охоту пойдём».

Вот такой неожиданный поворот в судьбе «акулы капитализма!» Но что же заставило Бердышова вновь стать богачом? И как ему это удалось? На этот раз причиной стали не любовь, не гордость, а чувство долга. Долга перед гольдами и торговыми партнёрами. Толчком послужил визит главы китайских торговцев к Ивану. Гао решил поиздеваться над разорившимся Бердышовым и окончательно раздавить ненавистного конкурента, но добился обратного эффекта!

«Иван подлил Гао вина. Собеседники снова выпили.

– Какой ты хитрый! Терзаешь гольдов, орочён. А случай выйдет, и с меня шкуру сдерёшь – это ничего. А тебя тронь – обида!.. Торгашей бить нельзя? Надо тоненько с ними?.. Нет! – вдруг вскочил Иван. Он распахнул куртку, свирепо глянул исподлобья. – Я всех согну здесь в бараний рог! – вытянул Иван жилистую руку с мохнатым кулаком. – Ты там объяви. Я знаю, что ты старшина, начальник. Всем объяви, что я их возьмусь подряд мутить… Я из вас таких же черепах себе понаделаю, как вы из гольдов!»

После визита Гао душа Ивана вновь потеряла покой. Да, он избавился от неправедно нажитого богатства, но не от взятых на себя обязательств.

«Бердышов вспомнил, что обязался поставить американцам большую партию мехов. Дел было множество. В городах налажены отношения с купцами, там ждут его весной. Здесь, по окрестным деревням, в торговые отношения втянуты все охотники. Идёт целая торговая война из-за гольдов и орочён. В лавку приучены ездить сотни людей. Бросить всё – значит струсить, разлениться.

«Ну, хватит баловать, впрягайся!» – сказал он себе».

Вот так Иван Бердышов в третий раз встал на путь накопления богатства. Но где теперь ему взять стартовый капитал? Вновь пойти на разбой и убийство? Иван знает, что этот путь не принесёт ему счастья и покоя. Но раз гольды просят Бердышова вновь стать купцом, то пусть помогут ему в этом.

«Иван зашёл в избу. Анга засветила лампу. На лавке лежал Савоська. Иван растолкал его. Сели ужинать.

– Савоська, завтра бери моих собак и дуй по всему Амуру – в Мылки, в Хунгари, к себе в Бельго. Объявляй, чтобы тащили мне соболей, как албан, – по два меха с головы. А мы наловим калуг, сохатина есть – устроим угощение.

– Я их напугаю! Знаю, что сказать! – восклицал Савоська. – У-ух!.. Ещё богаче будешь! Нынче соболей много, хорошая охота. Тебе все верят. Знают, что не обманываешь. Ладно! Я всегда говорю: без обмана лучше жить.

– Да скажи, что кто не привезёт, тому мало не будет! Я нынче вспомнил. У нас в Расее был начальник: как проиграется, так гонцов вышлет по всему Забайкалью. Приказывает с каждой овцы прислать по клоку шерсти. И сразу всё вернёт. Ещё богаче станет! И людям не шибко убыточно…

Савоська объехал всю округу. Несмотря на яростные старания купцов распустить устрашающие слухи об Иване, их никто не слушал, гольды по приглашению Савоськи съехались к Бердышову со всех деревень.

Улугу первым привёз албан. Он знал, что Бердышов убил нойона. Это было важней всего. Знал он также, что Иван не насилует детей, не бьёт и не отбирает жён. Это же знали и все другие гольды. Савоська так расписал про беду Ивана, что всем захотелось выручить его».

Вскоре Бердышов вновь стал богатым русским купцом, а позднее — судовладельцем, золотопромышленником и банкиром. Став одним из столпов дальневосточного общества, он не возгордился, не забыл друзей и родичей, помогал русским поселенцам и гольдам, защищал от полиции и чиновников рабочих нелегального прииска.  При этом Ивану приходилось, как и раньше, нарушать закон. Например, гольды и тунгусы пожаловались Бердышову на бесчинства и притеснения от одного из китайских торговцев. Вот несколько цитат, характеризующих этого негодяя:

«Синдан – полуманьчжур, полукитаец, богатырь с большой головой, хищными острыми глазами и тяжёлой нижней челюстью».

«Ведь в Маньчжурии ещё семь лет назад Синдан был нищим, а ныне, живя в России, он так разбогател, что считает себя единственным хозяином большой таёжной реки Горюна и прилегающих к ней озёр и речек со всеми селениями. Семьи гольдов в его власти. Он насилует их жён и дочерей».

«Он избивал своих должников сам, следуя неутолимой жажде причинять людям боль и зло.

Синдану хотелось особенной казни – закопать дерзкого тунгуса живым в землю. Вот уж несколько дней Синдан пьянствовал, а в лавке Гао шли разговоры о непокорстве «дикарей», как называли торгаши гольдов.

Из своего угла поднялся Синдан. Он протянул палку с иероглифами.

– Вот я вырезал палку для наказания сына тунгуса. Когда Иван прислал товары на Горюн, я составил себе набор палок, таких же, как принято в нашем обществе. У меня есть палки: «Десять ударов», «Двадцать ударов», «Бить до крови». Так я учу дикарей грамоте. Хи-хи! Каждый из них клянётся продавать соболей только мне… Теперь я вырезал палку с надписью: «Бить до костей».

Обращаться за защитой в полицию гольды и тунгусы даже не пытались, прекрасно зная, что она подкуплена китайскими торговцами. Местный исправник Оломов не только гольдов с тунгусами, но и русских поселенцев за людей не считает.

«Славно!» – думал Оломов. Он объехал все китайские лавки от Хабаровки. Везде ему давали взятки и подарки, но Гао оказался щедрей всех. И эти сигары! «Эх, если бы меня назначили в область, где не было бы русских, а были б одни китайцы!» – кутаясь в шубу, мечтал пьяный исправник».

Иван Бердышов был единственным, кто помогал гольдам и словом, и делом, поэтому они и обратились к нему. Но и Ванька Тигр уже стал другим. Его бескорыстие осталось в нищем прошлом. Теперь, помогая кому-либо, он не забывал и о собственных интересах. Бердышов решил помочь гольдам против Синдана и заодно исполнить свою угрозу прижать китайских торговцев, данную в запале Гао. Он решил изгнать Синдана с Амура о чём и заявил тому при встрече прямо в лицо. Китаец пришёл в ярость.

«Иван рушил его торговлю тем, что привёз муки, привёз хорошие ружья, каких никогда не продавал Синдан. У Ивана всё было лучше. Гольды отворачивались от Синдана, смеялись над его торговлей, не хотели покупать. И вот в довершение всего Иван гонит его с Горюна, где за семь лет он разбогател. Он готов был на всё, лишь бы не ссориться со страшным Ванькой Тигром. Но сейчас, слыша такую ужасную новость и видя близко его лицо, Синдан задрожал от злобы».

Началась драка, в которой победил Иван. Синдан был бит, разорён и изгнан, а его владения и торговля перешли к Бердышову. Прочие китайские купцы, уже строившие планы убийства Ваньки Тигра, умерили свои амбиции и решили, что им лучше с ним не ссориться. Так что на этот раз Бердышов, никого не убивая, достиг сразу нескольких целей: и гольдам с тунгусами помог, и беспредел китайских купцов притушил, и себе лакомый кусок торговли мехами приобрёл. Вот такая, унылая по мнению профессора Красухина, интрига! Да, российский Дальний Восток осваивался русскими переселенцами не так, как Северная Америка европейскими: без кровавых битв с местными племенами, без массовых убийств, без снятия скальпов и прочих зверств. Уныло? Кому как! Конечно, и на Дальнем Востоке бывали сражения, но это случалось во времена, когда русские воины носили кольчуги и шлемы, а в описываемые в дилогии времена казаки и солдаты воевали в основном с китайскими бандами хунхузов.

Что ж, образ и идеология жизни Ивана Бердышова, надеюсь, показана вполне чётко. Перейдём теперь к его антагонисту — Егору Кузнецову.

Егор Кузнецов

Егор с юных лет ненавидел торгашество и богатеев, к тому же он не ладил с деревенскими воротилами. «Мысль о том, что хорошо бы когда-нибудь и самому убежать в Сибирь, ещё смолоду укоренилась в голове Егора». Он мечтал, «что когда-нибудь оставит здешнюю незадачливую жизнь, соберётся с духом, перевалит в Сибирь и станет жить там по-своему, а не как укажут люди». И вот однажды «Егор решил уйти туда, где, как говорили, богачей и начальства либо совсем нет, либо поменьше, чем на Каме. Он надеялся, что если на новых местах сойдутся люди небогатые, то и жизнь у них станет равной и справедливой». Словом, Егора Кузнецова влекло не личное богатство, а свобода, равенство и справедливость, которых он не видел в родном селе на Каме. Егор был идеалистом, как и многие русские крестьяне, безуспешно искавшие Синегорье — землю свободы и справедливости. Егор надеялся найти на берегах Амура воплощение своей мечты.

«Несмотря на большую бороду, Егор был ещё молод: ему недавно перевалило за тридцать – он женился рано, – и он со всей страстью хотел потрудиться. Упрёки в несуразности и лени, которыми допекали его на старых местах богатые мужики, пустое; хотя и богатеи были теперь за тридевять земель и казались Егору ничтожными, но зло к ним осталось до сих пор – так они его обидели в прежнее время, так глумились, – и он хотел построить тут жизнь, которая была бы крепка и свободна. Своим трудом он воевал против старых врагов и их злой дури».

Да, Кузнецов был молод, но его авторитет среди переселенцев был настолько велик, что те единогласно признавали Егора главой Уральского, нового поселения на берегу Амура. Чиновник, указавший переселенцам их новое место жительства, тоже заметил данное обстоятельство и даже не стал, как это было принято, официально назначать Кузнецова старостой.

Егор, верный своим идеалам всеобщего равенства, не раздавал команды направо и налево, а личным примером показывал, что и как надо делать.

«Егор хотел осесть на новом месте крепко, прочно, трудом своим доказать, что он не боится самого тяжёлого дела, что не на кисельные берега и не на соболей надеялся, когда шёл сюда. Он даже радовался, что рубит такой густой лес и корчует такие страшные пеньки.

Он желал подать пример и другим людям, как тут можно жить».

Иван Бердышов советовал поселенцам не пренебрегать охотой, особенно в зимнее время, когда заниматься крестьянскими работами нет возможности. Но Егор Кузнецов решительно отметал такие советы.

«Он понимал, что охота тут будет большим подспорьем. Но сам он шёл на Амур за землицей, пахать пашню и сеять, а не зверей ловить, и здешний порядок жизни перенимать не хотел и поддаваться никому из-за охоты не собирался. Становиться охотником он не желал. Он даже ружья не купил, хоть и мог бы сделать это, если собрал бы все гроши и поднатужился.

Он шёл в Сибирь землю пахать и без своего хлеба не представлял будущей жизни ни для себя, ни для детей, когда они подрастут. По его мнению, охотник был чем-то вроде бродяги, если у него не было пашни.

«Конечно, почему бы и не поохотиться на досуге? – думал он. – Здесь в самом деле грехом было бы не ловить зверей, если они сами подходят чуть не к избе».

Но бегать за ними и надеяться детей прокормить промыслом он считал позором. В жизни, полагал он, хорошо можно делать только одно дело, хотя бы и другие удавались».

Но идеалы идеалами, а жизнь есть жизнь. И хоть в Уральском всего четыре семьи переселенцев (не считая Бердышовых), согласия и равенства не получилось. Кто-то увлёкся охотой, кто-то завёл торговлю, и большинство мечтало хоть немного, но разбогатеть, выбиться из беспросветной нищеты.

Сосед Кузнецовых Фёдор Барабанов говорил Егору, что «справедливой жизни и тут не бывать, что земля на Амуре плохая, и если казна не даст помощи – народ пустится в грабежи и торгашество.

А мужик-то желает себя вознаградить. Он себе найдёт тут занятия!.. И никакой новой жизни быть не может. Попробуй укрась эту землю, заведи в ней справедливость! Приедут и сядут тебе на шею, найдутся душегубы! Они только и следят, не завелось ли где что. Нет, Егор, ты её укрась, эту землю, да так, чтобы никто не видал. А лучше себя самого укрась, свой карман, брюхо наешь потолще, чтобы видели, кто ты такой есть! По брюху-то сразу видно, кто умён, а кто глуп. Живи так, чтобы себе побольше, не думай про справедливость. Все люди грешны, и мы с тобой. Значит, не мы это заводили, и не нам придётся отвечать. Не губи, Егор, себя и детей! А то вот как на новом-то месте да придётся им батрачить… Ты лучше уловчись и вылазь наверх, а другая волна народа дойдёт сюда – ты её мни под себя. Вот как надо! А то угадаешь под чужие колёса. Ты жалей не народ, а себя. Пусть всякий сам о себе на новой земле подумает…»

Барабанов говорил, что приехали они жить на место новое, но люди-то сами остались старые — со старыми понятиями и убеждениями. Кузнецов не желал с ним соглашаться.

«Егор знал, что жадные, хищные богачи могут завестись и здесь. Но знал он и другое: что основа жизни должна быть тут кем-то заложена не из большой корысти, а из желания жить вольно, справедливо. На это полагал он свою жизнь. Он не хотел мять под себя других. Он желал, чтобы его род стал корнем народа, его сутью, плотью.

В семье Кузнецовых из поколения в поколение передавалось предубеждение против богатства и богачей. Чтобы сколотить богатство, надо стать сухим, чёрствым душой. Кто копит – не отзовётся душа того ни на что доброе, в ней нет жалости, дружбы, любви.

Добрый, отзывчивый не погонится за богатством. Может быть, поэтому человек с широкой душой всегда небогат.

В старой жизни Егор твёрдо знал правило, что с трудов праведных не построишь палат каменных. В новой амурской жизни, полагал он, люди могут зажить трудами, без обманов. Тут всем дано поровну, у кого есть руки.

Но и тут не желал себе Егор палат и богатства. Он искал жизни согласной в семье и с соседями и по трудам достаточной. Слыша, что кто-нибудь богатеет, он не завидовал, а от души говорил: «Ну, это им!.. А у нас своё!» Он радовался, что остаётся небогатым, но крепким на земле, что дети его растут в работе и ничего не боятся, что крепок он всем своим родом во всех корнях».

Однако время шло, подрастали дети, менялись окружающие реалии жизни на Амуре. Изоляция Уральского от внешней жизни всё больше нарушалась, размывались и пределы некоторых убеждений Егора Кузнецова. Сначала появились в Уральском местные гольды. Началось взаимопроникновение культур и обычаев. Потом приплыл с товарами китайский торговец Гао. Возникла необходимость в деньгах. Поплыли по Амуру пароходы, баркасы русских купцов. Появились заказы на дрова для пароходов, на солёную рыбу, на шкуры и меха. Приехал поп, а за ним — солдаты. Солдаты построили церковь, в которую стали приезжать жители других сёл русских поселенцев. После церкви солдаты протянули телеграфную линию, установив пост недалеко от Уральского. Начали наезжать в село полицейские и гражданские чины.

«Егор шёл на Амур за вольной, справедливой жизнью, надеялся, что люди сойдутся равные, будут жить трудами. А тут люди снова разделились на богатых и бедных. День ото дня на новой земле всё больше заводилось старого».

И вдруг сам Егор случайно набрёл в тайге на золотоносный песок! Согласно своим убеждениям, он рассказал о найденном золоте всем односельчанам. Но золото — это соблазн, сводящий людей с ума. На нелегальный прииск, бросив все дела, ринулись не только мужики и парни, но и бабы с девками. На глазах Егора в Уральском окончательно разрушилось всё, что он мечтал создать на этой земле. Многолетнее соперничество капиталиста Ивана Бердышова и социалиста Егора Кузнецова за умы поселенцев закончилось явным проигрышем последнего! И эта дилогия написана и издана во времена торжества в советской литературе социалистического реализма, причём первый роман был удостоен Сталинской премии! Заведомо отрицательный персонаж в ней выглядит более человечным и живым по сравнению с «идеально-положительным», преодолевая усилия автора прямо написать об обратном.

«Егор думал про Бердышова.

Иван превратился в большого воротилу, забрал в руки всю пушную торговлю, завёл работы в тайге. Народ не зря прозвал его Тигром. Хватка у него, как у зверя. Егор слыхал про убийство Дыгена и за последнее время стал верить, что это сделал Иван. Каким бы Дыген ни был, а он человек. Людская молва не прощала Ивану убийства. Поминали про это, как про грех. Иван убил человека не в честном бою.

Егор сам, бывало, думал: «Этот человек как будто весёлый, а ведь он людей убил и ограбил и пойдёт на любой грех, хотя он и умён, и славен, и совет его делен. Почему так?» Иван и нравился ему, и боялся он его. Чувствовал Егор, что страшный зверь сидит в Иване, что тигр, которого все боятся в лесу, живёт с ним рядом, в соседнем доме, и от него всего можно ждать, что если он убил Дыгена, то при случае и другого убьёт».

Но и сам Егор далеко не ангел! Когда кто-то стрельнул в его сторону в тайге, он стрелял в ответ, причём несколько раз! Последний выстрел был уже в убегающего человека, то есть с явным намерением убить. А может, и убил: Егор не стал проверять, попал он в человека или нет и что с ним стало потом.

А когда поймали убийцу на нелегальном прииске, Егор Кузнецов вынес тому смертный приговор.

«Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжёлого похмелья! «Я должен лишить человека жизни!» Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое».

Таким образом, осуждая за убийство Ивана Бердышова, сам Егор в похожих обстоятельствах поступает точно так же! И если Ивана мучает совершённое им убийство нойона, то Егор всего лишь «почти не спал ночь». Он же не ради наживы убил, да и не своими руками, а потому считает себя вправе судить Ивана.

«Когда шли с работы, Иван сказал:

– Сейчас меня на исповеди поп спросил… Говорят, что я разбогател не от труда, словом… Что греха таить, все знают, что было на Горюне. Но я уж тогда был с капиталом. За несколько лет перед этим возил меха в город. Взяли мы золота – крупицы. А все говорят, что я с этого поднялся. Я сейчас всё это попу доказывал. Вот в газетах пишут, что есть политика. И это была политика, а не грабёж! Как ты скажешь? Грамотный скажет – грабительская политика! Завоевание Горюна! Да, мне надо было утвердиться, чтобы люди не колебались, и чтобы слух прошёл всюду, что я могу человека прикончить и выйти сухим из воды. Люди слушаются только тех, кого боятся. Но всего этого я тогда ещё не понимал, мне для удали будто бы надо было. А люди спросили бы, почему купец даёт серебро, почему торгует дешевле других, нет ли худого умысла. Все стали бы сомневаться. А я стукнул их главного торгаша, а потом выгнал с речки Синдана, и все гольды успокоились. Теперь я знаю, что целые государства поступают, как я, ухватка та же. А я не знал, что политика… Стукнул – и всё. Чутьё лучше разума. Я знаю, Егор, ты праведный, не любишь таких разговоров, но что делать, сам такого соседа выбрал!

Егор вскинул топор на плечо и спросил:

– А теперь тебе обидно?

– Конечно, кому приятно. Я тогда не думал, что так получится и что я огребу целые прииски.

– Нет, ты уж и тогда метил высоко, – отвечал Егор. – Тебе всё чего-то не хватало».

«Праведный» Егор фактически ничем не лучше Ваньки Тигра. Он, пусть и чужими руками, но тоже убил человека ради выгоды. Кузнецов мог сдать убийцу властям, но тогда лишился бы возможности нелегально мыть золото, и сам бы пошёл в тюрьму за хищнический промысел. Бердышов не испугался риска попасть в тюрьму, отлично понимая, что скрыть от полиции, кто убил маньчжурского нойона, невозможно. Защитить его в то время было некому. Егора же, когда полиция обнаружила нелегальный прииск и узнала о произошедшем там самосуде, защищали все, кто мог, хоть он и решился наконец проявить свою «праведность» и «взять всю вину на себя». Спас же от тюрьмы и каторги Егора Кузнецова, его сына Василия и других арестованных «вольных старателей» Иван Бердышов! И спас, между прочим, ценой огромной лично для Ивана потери, но об этом позже.

Егор Кузнецов, изначально признававший только крестьянский труд, отвергавший охотничий промысел и презиравший богатеев и торгашей, постепенно меняет свои убеждения. Он становится и охотником, и рыбаком, моет золото и мечтает о богатстве, которое лицемерно именует «достатком».

«Егор сегодня рыбу сдавал, а купцы те отвечали, что привезём и соль, и котлы, и научим варить, только бы сбыт был, куда продавать, а голодных, мол, на свете прибавляется. Пока нет дорог, а будут дороги, мол, все вы разбогатеете. Зачем вам пашни, кидайте их, целый год можно пьянствовать и гулять! Рыба прокормит».

Егор стал торгашом! Ведь он продаёт муку, рыбу, овощи и золото. Чем же тогда Кузнецов отличается от Бердышова? Только масштабами бизнеса и помощи людям — и то, и другое значительно мельче. Егор спас от произвола китайских торговцев одну единственную девочку-гольдку, да и ту немедленно сбагрил на попечение Ивана Бердышова. Бердышов же многие годы защищает гольдов, рискуя жизнью не побоялся убить грабителя Дыгена и изгнать убийцу и садиста Синдана. Можно, конечно, сказать, что Егор помог людям тем, что разрешил всем желающим добывать обнаруженное им в тайге золото. Но почему он это сделал?

«И куда я с золотом?.. Не даёт ли мне тайга остережение? Стоит ли всё это хлеба, пашни, трудовой жизни? Без хлеба. Без пути. С ружьём и с золотом… Богатым станешь – пойдёшь пахать, а люди засмеют, скажут, бога гневить вышел, прибедняешься. Но не брать золота нельзя. Взять всё себе – грешно. Людям дашь – на погубу. Не дашь – ещё хуже, достанется врагам людским».

Под «врагами людскими», наверно, надо понимать в первую очередь Ивана Бердышова, который, найдя золото, не постеснялся оформить на себя прииск, нанять людей, обеспечить их быт и начать промышленную добычу. В чём тут грех? Но главный вопрос, что задаёт себе Егор Кузнецов звучит так:

«Что будет с моими детьми, если набредут они на многие тысячи золота?»

Если Егор не уверен в собственной стойкости, то и его дети вряд ли устоят перед соблазном лёгкой жизни. Егор под влиянием реальной жизни уже скорректировал многие свои изначальные убеждения, с которыми приехал на Амур. Осталось только неприятие богатства, и оно теперь тоже под угрозой.

«Однако, полагал он, на золото, которое лежит у него в каюте в перепачканном, грязном мешке и в сумке, можно в самом деле купить баржу с хлебом. Тогда зачем же сеять? Железную дорогу проведут скоро. Тихая жизнь, кажется, окончится. «Всё нам привезут!» И сейчас доставляют за меха, рыбу и золото много товаров. И муку. Но хочется хлеба своего, вытруженного».

То есть, если Егор разбогатеет, свой хлеб для него станет не жизненной необходимостью, а чем-то вроде лакомства, для производства которого будут больше не нужны обширные поля и тяжёлый многомесячный труд. Но уж так семье Кузнецовых хочется достатка, что Егор сдаёт свою последнюю позицию, рассказывает всем о найденном золоте, утешаясь лишь тем, что не забрал, как Бердышов, обнаруженное богатство себе, а поделился им с людьми. Однако, если смотреть фактам в глаза, Ванька Тигр пошёл по пути закона и официально оформил найденное им месторождение на себя, а «праведный» Егор Кузнецов организовал нелегальный прииск, на котором три года всякий сброд хищнически мыл золото! Как-то к концу дилогии положительный и отрицательный герои не то чтобы поменялись местами, но праведными не являются оба! И лично у меня гораздо большую симпатию вызывает Иван Бердышов.

Егор Кузнецов так и не осуществил свою мечту о построении нового справедливого общества на берегах Амура. Он хотел, чтобы поселенцы жили свободно, а не по указке начальства, пахали столько земли, сколько могут обработать, растили хлеб и выращивали овощи, чтобы не было у них нищеты и расслоения на бедных и богатых, чтобы у всех семей поселенцев был достаток. Ничего не сбылось, реалии жизни не только разбили мечты Егора, но и опровергли многие его убеждения. Его средний сын Василий отринул крестьянство и пошёл на службу к Ивану Бердышову, переехал в город Владивосток и переманил к себе младшего брата Алексея, устроив того в гимназию. Старший сын Егора Петрован, по слухам, стрелял в Ивана Бердышова и только чудом не стал убийцей. Дочь Егора вышла замуж за бывшего каторжника, плавающего матросом на пароходе.

Достаток в поредевшей крестьянской семье Егора Кузнецова есть, но обеспечивает его не пашня, а когда-то презираемые им охота, рыбалка и нелегальная, хищническая добыча золота. Ещё немного, и Егор Кузнецов окончательно перестанет быть хлеборобом и бросит дело всей своей жизни.

«Но уж дошла к Амуру железная дорога. Огромная дорога через всю Сибирь дошла к верховьям реки. Люди теперь проедут сюда за две недели, а не за два года. Купцы с каждым годом покупают всё больше рыбы.

– Молодые мужики повсюду бросают пашни, – сказал Петрован отцу, возвращаясь домой.

– Будем и мы покупать хлеб! – ответил Егор. – А жалко… Хлеб здесь родится хороший.

– Амур будет нашей пашней, – сказал сын.

– Амур наш батюшка, – ответил Егор, – он прокормит!»

Почему же праведный Егор Кузнецов в своих мечтах и устремлениях терпит крах, а Ванька Тигр добивается успеха и становится одним из самых богатых и влиятельных людей Дальнего Востока?

Люди во все времена мечтали и мечтают о лучшей, идеальной жизни. Философы и писатели в своих учениях и книгах пытались изобразить идеальное устройство общества, но книг этих, как это ни странно, ничтожно мало! Как известно, сколько голов — столько и мнений, поэтому рецептов идеального общества должно быть огромное количество, а вот в реальности — ничего подобного! Живут-то люди не сами по себе, а в обществе, и потому их личные идеалы приходится согласовывать в приемлемые нормы для всех или, как вариант, для большинства членов общества. Но и тогда эти общепризнанные идеалы не становятся вечными догмами. Законы и устройство Атлантиды Платона не подходят Городу Солнца Кампанеллы, не говоря уже об Утопии Томаса Мора. А уж в том, что коммунизм практически не достижим, нас стараются убедить после краха СССР, как говорится, из каждого утюга. Сейчас уже никто даже не пытается писать какие-либо утопии — книги о светлом и идеальном будущем. Зато антиутопии, книги и фильмы об ужасном, пост-апокалиптическом будущем человечества, пекутся как блины. И это понятно и объяснимо. Достоверно описать нечто прекрасное и идеальное, чего ещё никто никогда не видел, неимоверно трудно, в отличие от картин краха цивилизаций и ужасов всеобщего одичания, которые человечество не раз наблюдало в своей истории.

Новое общество могут построить только новые люди, отринувшие старые догмы и свято верящие в новые. А Егор Кузнецов был одинок в своих убеждениях и планах построения новой жизни в Уральском. А один, как гласит пословица, в поле не воин. Николай Задорнов не ставил своей задачей написать некую утопию о лучшей жизни отдельного посёлка русских переселенцев на Амуре. Да, жители Уральского выбились из нищеты, но они не построили нового общества, да и не могли этого сделать. И Задорнов прекрасно и достоверно описал причины этого.

И вновь про любовь

Роман, не имеющий любовной линии в сюжете, сильно проигрывает в глазах читателя. В дилогии Николая Задорнова такая линия есть, и не одна. Я расскажу о главной. Что в ней нестандартно, так это то, что автор описывает любовные перипетии не праведного Егора Кузнецова, а любовные страсти Ваньки Тигра. Да и что может быть интересного в примерной патриархальной семье? Муж и жена выполняют свои обязанности: он — мужские, она — женские. В семье Кузнецовых практически нет ссор и, конечно, присутствует абсолютная верность друг другу.

Другое дело — неправедный Ванька Тигр! О первой, несчастной любви Ивана к Анюше вновь рассказывать нет смысла. На бывшей шаманке Анге Бердышов женился без любви, из чувства благодарности за спасение от смерти. Это Анга любила Ивана, а не он её. И вот в жизни Бердышова вновь появилась настоящая любовь — Дуняша, дочь крестьянина-переселенца Спиридона из села Тамбовка. Иван положил на неё глаз, когда та была ещё девочкой-подростком, часто навещал её отца, привозил девочке подарки и лелеял мечту жениться на Дуняше, когда она подрастёт. Дуня называла Бердышова «дядя Ваня». И вот девочка выросла и превратилась в первую красавицу всего округа.

«Ивану давно уже и сильно нравилась Дуняша. Ещё когда ей было тринадцать лет, а он бывал в Тамбовке у её отца, ему всё хотелось смотреть на неё. Теперь она подросла, ей шёл семнадцатый год. Он сам понять не мог, что с ним делалось, когда он её видел. Он всё забывал: жену, семью. Он всё ради неё бросил бы: и дела, торговлю, охоту».

Бердышов никогда не скрывал своих чувств и намерений ни от Дуняши, ни от её отца. Заметив, что девушка стала засматриваться на Илью Бормотова, молодого парня из Уральского, Иван испугался опоздать и в очередной раз признался ей в любви.

«Дуня, ведь ты Илью не любишь, – твердил он своё, – а я тебя люблю! Одумайся да полюби меня. С Ангой я не венчан… Не люблю её! Я в несчастье, погубленный пристал к ним, сам стал гольдом, поднялся, а всю жизнь ждал, что придут поселенцы с Расеи и полюбит меня девица. Так мне и колдовали, предрекли с тобой любовь. У меня шея крепкая, руки дела не боятся. Мне люди говорят, что я всю тайгу захвачу. Было бы для кого! Мне надо ради чего-то жить… Я бы горы своротил – тебе бы всё! Но я всё брошу, и прииски… Зачем мне?

Казалось, он говорил искренне. Он не жалел богатства.

– Дуня, ну, скажи… Скажи!.. – ласково молвил он. – Почему молчишь? Скажи смело…

– Илюшу люблю, – клоня голову, прошептала она слабо, стыдясь словно, что так жестоко обижает дядю Ваню.

Втайне ей так приятно было слушать все его слова. Но идти за него, за женатого, за приятеля отца, за старого, – ему уже лет тридцать пять, верно, – да что он, смеётся!»

Бердышов всё же официально попросил её руки, и Спиридон, не желая с ним ссорится, согласился, но попросил небольшую отсрочку. Окрылённый Иван уехал по своим делам.

«А Спиридон, проводив Бердышова, подумал: «Поверил Тигр! Но, слава богу, я нашёлся»!

Он сказал дочери:

– Берегись всю жизнь Ивана, он тебя сватал, не постыдился, говорит: полюбил, чуть ли, мол, ещё не видавши тебя. Как сладко врёт!..»

Спиридона подобный зять пугал, он, как и Егор Кузнецов, не любил богатеев и торговцев и желал дочке мужа-крестьянина. Жители Тамбовки, как и Уральского, были переселенцами и считали Бердышова чужаком. Таким образом, и на этот раз отец любимой Иваном Бердышовым девушки оказался против их брака. Да и сама Дуняша в то время уже полюбила, как она считала, Илью Бормотова, и Спиридон, обманув Ивана, поспешил, пока того нет, выдать дочь замуж.

«Спиридон души не чаял в зяте. Теперь Иван бессилен, сбит. Спиридон видел, что Илья настоящий охотник, хороший работник, что он будет сильным, разумным мужиком».

Казалось бы, раз этот брак заключён по взаимной любви и согласию, родители молодожёнов были, как говорится, одного круга, почти нищие крестьяне-переселенцы, то Дуняшу с Ильёй ожидает счастливое будущее. Но не сбылось. Что же пошло не так? В чём причина? Дело в личностях всех участников этого любовного треугольника. Личность Ваньки Тигра повторно описывать нет надобности. Рассмотрим два других «угла».

Илюшка Бормотов молодым парнем приплыл на плоту вместе с другими переселенцами, основавшими на береге Амура село Уральское.

«Это был неутомимый, бойкий парень, чуть постарше Федюшки Кузнецова. Он мог день-деньской ворочать греби, толкаться шестом, а вечером на стану его доставало затевать борьбу, плавать через протоки, ловить птиц. По утрам, поднимаясь раньше других, он шатался по тайге, свистел по-бурундучьи и, подманивая к себе зверьков, бил их. Где и когда приглядел он это, было неведомо.

Парень был смугл, под густыми тёмными бровями глубоко сидели глаза, скулы торчали, как скобы, – всё это придавало его лицу выражение жестокости, весь он был какой-то тёмный и колючий. Неразговорчивый с детства, он был охотник до всякого дела. Воровал он, заведомо зная, что отец его прибьёт, и делал это не от нужды, а от избытка сил и из удальства, не ведая ещё, какие иные забавы, кроме драк и озорства, заведены для мужиков на белом свете».

В Уральском возмужавший Илья стал лучшим охотником и, как говорится, первым парнем на деревне. Понятно, почему он понравился отцу Дуняши Спиридону, тоже лучшему охотнику, но в Тамбовке, заслужившему прозвище «Лосиная смерть». В Дуняшу Илья влюбился с первого взгляда и долго не мог поверить, что та отвечает ему взаимностью. Да и родители Ильи тоже не могли понять, что нашла в их сыне первая красавица всего округа? Ведь отец мог выдать Дуняшу за парня из богатой семьи, а не из такой нищей, как Бормотовы. Неужели Дуняша и впрямь так сильно влюбилась?

Красавица всегда выглядит ещё более выгодно на фоне невзрачной подружки. У Дуняши есть такая подружка — Тятьяна, «малого роста, коренастая, с лицом широким и смуглым, в ичигах и холщовом платьишке». И вот эту-то подружку вдруг выдают замуж раньше Дуняши за красивого парня из соседнего поселения, за Фёдора, младшего брата известного на весь Амур Егора Кузнецова! Не её, первую красавицу Тамбовки, а невзрачную подружку почему-то выбрали себе в снохи Кузнецовы. Гордость Дуняши задета, хоть она и не отдаёт в этом себе отчёта. Тамбовские парни бегают за Душяшей табуном, от женихов отбоя нет, красавица уже не раз отвергала притязания Терёшки Овчинникова, сына местного богатого купчика, не желая, чтобы про неё говорили, что она польстилась на богатство. И вдруг верная подружка её обошла, первая отхватила себе завидного мужа!

Дуняша ищет и находит себе достойного, как она считает, жениха. Илья внешне напоминает ей Ваньку Тигра, даже думать о котором в плане любви и замужества Дуне запретил отец.

«Ах, Илюшечка! – подумала она, укладываясь. Ещё зимой с первого взгляда он понравился ей. – В Уральское бы жить поехать! Илья там, и Таня там. И почему бы Илье на мне не жениться? Что я, урод, что ли?.. Обязательно должен, только нам злые люди мешают. Эх, мы бы с Танюхой зажили в Уральском без отцов-то!.. И дядя Ваня там. Такие все хорошие…»

Дуняша считает, что ею движет любовь, но на самом деле она бессознательно стремится к свободе от родительского диктата.

«Здоровые и крепкие, старшие дочери в семьях, девушки-подростки Таня и Дуняша целыми днями работали, как батрачки. Нравы в Тамбовке были суровые, родители ни в чём не давали девкам воли. Только на работу могли они тратить свои молодые силы. Зато много было радости, когда удавалось им убраться с родительских глаз долой».

Конечно, и соперничество между подругами сыграло немалую роль в выборе Дуняши. Муж Татьяны славен лишь тем, что он младший брат Егора Кузнецова, а муж Дуняши — лучший охотник Уральского. Кроме того, выходя замуж за Илью, Дуня испытывала уверенность в том, что влюблённый в неё муж будет плясать под её дудку.

«С детства она приучена была к мысли, что придётся подчиняться мужу и свекрови. В девушках, с тайным невысказанным ужасом думала – кому отдадут. Кому продадут, кому детей рожать? Что придётся терпеть, не знала. Умной девушке трудно. Глупой легче, ждёт, как баран, когда зарежут. Слава богу, отец завлёкся охотой и отдал Дуню по любви».

Дуняша, выходя замуж, думала, что с таким мужем, как Илья, она так развернётся, добьётся такого достатка, какой и не снился подруге Тане. И, конечно, дяде Ване покажет, что тот напрасно пытался соблазнить её своим богатством. Но Бердышов не принял её вызов, забрал Ангу с дочкой и переехал из Уральского в Николаевск.

Однако счастливым брак Дуняши с Ильёй не стал. Первым разочаровался в зяте Спиридон.

«Отец Дуни надеялся, что Илья станет ему товарищем на охоте и слава их загремит. Теперь Спиридон недоволен, говорит, что зять сидит под бабьей юбкой и возится со старухами и что его не оторвёшь».

Но и Дуню ждало не меньшее разочарование. Муж оказался безвольным исполнителем воли отца и матери, которым сноха не могла угодить, что бы она ни делала и как бы ни старалась. А Илья ни слова не говорил в защиту жены.

«Дуняша всё же надеется подобрать к нему ключи. Она знает, Илья привык, зависим от отца по привычке, покорен, цены сам себе не знает».

«Молила Дуня бога. И молила мужа: давай уйдём, отделимся.

А Илья глаза таращил и молчал. Богатырь он, а слабей бабы, отмалчивается всегда».

Жизнь в доме мужа превратилась для Дуняши в ад. Каждый её шаг обсуждается и осуждается родственниками мужа, а она даже пожаловаться ему не может.

«Дуне негде поговорить наедине с мужем. Кругом толкутся. Илью нельзя отзывать, он не пойдёт, ещё и удивится, зачем, мол, зовёшь, толкуй тут…»

Осталась только одна возможность: ночью в постели, отделённой от подслушивающих родственников простой занавесочкой, уговарить Илью разделить имущество с родителями и зажить отдельно.

«Я ли не работница… У меня ли не руки, – лился чуть слышный шёпот прямо в ухо Илье, даже щекотно ему. – Нам ли не жить? А всё нам заступлено. Уйдём, давай заживём сами, детям порадуемся и жизни. И друг друга мы не видим, не говорим… Без позволения не живём, шагу не ступим. Хорошо делаешь – им боязно, что я одолею, всё возьму себе. Плохо – как на ленивую батрачку смотрят. Я не угожу никак, и не буду! Ильюшечка, милый…»

Но «первый парень на деревне» оказался не только безвольным мямлей, но и весьма туповатым.

«Илья силится, думает, как быть. Переменить жизнь? Отца-мать не переспоришь. Он непривычен спорить».

И однажды Дуня не выдержала очередного унижения, высказала всё, что думает о родичах мужа и даже пригрозила Илье.

«Вся семья перессорилась в этот день. Все остались в обиде друг на друга.

– Илья! А Илья! Ну, что ты молчишь?.. Смотри, Илья, – вспыхнула Дуняша, оставшись с мужем наедине, – я тебя погублю, ей-богу погублю, если будешь молчать.

Илья ухмыльнулся. Приехал Митька Овчинников и подбивал его ехать в кабак, «под ёлку». Илье надоели домашние споры и раздоры. Угрозу жены он не принял к сердцу. Она ли не заступник его, не первый ли ему друг, холит его, нежит! «Любит, как же погубит меня?» – подумал он и опять ухмыльнулся».

Постоянные ссоры в семье, конечно, не оставляли Илью равнодушным, но выйти из-под власти родителей и зажить, наконец, самостоятельно у него не хватало силы воли. Илья начал пить и жаловаться на раздрай в семье собутыльникам. А у тех один совет: нечего слушать баб, надо просто поколотить как следует жену, чтобы знала, кто в доме хозяин, чего Илья, конечно, сделать не мог. И он решил пустить всё на самотёк — авось само всё как-нибудь рассосётся.

«Илья подумал, что, пожалуй, на самом деле не стоит так убиваться из-за бабьих ссор.

«Жалко, конечно, Дуню. Ну и что? Разве ей плохо? Разве мы не вместе всегда, разве она не любит меня? Дети у нас теперь здоровы!»

Илья решил, что нечего дома давать потачки, надо быть мужиком. «А я сам как баба, только и боюсь. Мать да жену!»

Слабоволие и начавшееся пьянство мужа всё более разочаровывало Дуню в Илье. Последней каплей, окончательно убившей её любовь, стало то, что муж унизил её, предпочтя пьяный загул с дружками возможности провести пару дней наедине с женой, когда все домашние и дети уехали на другой берег Амура на освящение построенной церкви.

«… Дуня просила Илью: «Побудь со мной. Все уехали, мы одни, голубочек мой, чернявенький мой!»

Но Илья не стал её слушать. А единственный раз можно было побыть наедине, два дня побыть вместе, пока старики и вся семья на миссионерском стане.

«Останься, Илья! – просила Дуня. – Молю тебя!»

Она стала перед ним на колени и обняла их.

А Илью опять ждали в лавке у китайца, близ почтового станка Бельго, в восемнадцати верстах отсюда. Он прошлый раз сгоряча и в досаде пообещал им приехать, когда Дуня не захотела кататься. Илья чувствовал, что получается нехорошо, что либо жену обидит, либо товарищей. Но жена человек свой, никуда-то не уйдёт, она его любит. А перед товарищами будет стыдно, нехорошо отступиться от данного слова. Над ним и так ямщики посмеиваются, что он у жены под каблуком.

Илья не слушал Дуняшу и одевался.

«Илья! Илья, ты обидишь меня, – приговаривала она. – Илья, я давно уже терплю, смотри, смотри – худо будет!»

С тем они и расстались. Илья сунул в карман карты…»

Дуняша решила отомстить мужу. А как она могла это сделать? Единственным доступным женщине способом. Когда Илья вернулся домой, жена огорошила его признанием:

«Я больше не хочу тут жить! – сказала Дуняша мужу. – Я тебе изменила.

Илья обмер. Этого он не ожидал. Дикие глаза его загорелись, и он крикнул:

– Делимся!

– Да ты отцу скажи.

– Что там отец! – кричал Ильюшка как от боли. – Делимся, и всё! Сейчас же!

– Как это сейчас? – улыбнулась Дуняша, и лицо её стало тёплым, а Илье от этого стало ещё больней. Он готов был разреветься.

– Куда идти-то? Избы у тебя нет.

– Изба будет живо. Лес есть! – Глаза Ильи сверкали с каждым словом, как пароходные фонари в непогоду с порывами ветра. 

– Пока своей не будет, я никуда не пойду. Или уеду в Тамбовку.

– Да ты что?

Илья ещё не знал и не думал, на самом ли деле изменила ему жена или нет. Но всё, что она говорила, казалось ему таким страшным, что он согласен был сделать всё…»

Илья построил избу, но любовь жены вернуть не смог. А когда у Дуняши родился сын, как две капли воды похожий на лучшего друга Ильи, впервые ударил её. А Дуняша всё чаще вспоминала Ивана Бердышова.

«Дуня всегда помнила, как ещё девчонкой однажды подняли её ночью со сна. В избе у Родиона была гулянка, и пели хором и плясали, кто-то играл на бандурке. Иван, вернувшийся с Родионом с Горюна, сильно пил, но пьян не был, как всегда, и потянул вдруг её плясать. А потом…

А Иван тогда так разгулялся, развеселился, так ожил, что стал шутить с ней, с девчонкой, как с ровней, как с девицей. Он был и красив и удал, ловок. Она помнила, как его качнуло, пьяного, как он потянулся к её шее, и она поняла, что он бы хотел её поцеловать. И ей захотелось испытать этот поцелуй. А он отвёл голову и разогнулся. Сам же Родион тогда крикнул: «Молоденькая, а как ожгла!» В самом деле, сама того не зная, она и его и себя ожгла. А пьяные мужики подогревали её своими шутками. С тех пор она стала многое понимать…»

Только теперь Дуняша поняла, что на самом деле всегда, начиная с того вечера, любила Ивана Бердышова.

«Почему выбрала его? Почему мгновенно ожила от его мельком брошенного взора – он стоил того, чтобы отдать ему свою жизнь.

Она потом, потом, гораздо позже всё поняла. Большая жизнь её сложилась из этих женских дум в одиночестве. И сейчас казалось, что она всегда только и ждала Ивана, что и не было её четырёх родов, огромной жизни с Ильёй, любви с ним и труда, и счастья у неё не было никогда…»

Егор Кузнецов нашёл в тайге золото, и среди поселенцев началась золотая лихорадка. Илья по настоянию жены уехал на прииск, через какое-то время Дуня решила его навестить. Она хотела оставить детей у матери в Тамбовке, и вдруг неожиданно в Уральское приплыл на собственном пароходе Иван Бердышов, он и отвёз Дуняшу с детьми в Тамбовку. Разумеется, тамошние мужики решили отметить визит такого гостя. Ивана Бердышова не переставала мучить мечта о Дуняше.

«Я всю жизнь отступаюсь от того, чего хотел. Что толку, что я помогаю людям? Я не смею делать то, что хочу. А если рискнуть?» – подумал он. Душа защемила от того, что представилось ему. «Это было бы счастье! Неужели я не могу сделать то, что хочу? Только не надо бояться».

Иван вновь предложил Дуне бросить Илью и выйти замуж за него. Дуняша, хоть и поняла уже, что давно любит Ивана, никак не могла переломить свою гордыню и наконец принять его предложение. Бердышов всегда выполнял любое желание Дуняши, и она решила ещё раз испытать свою власть над ним, поставив ему жестокое условие своего ухода к нему. Во время гулянки в избе Родиона Дуняша переиграла сцену танца с Иваном, которую не могла забыть с детства, но изменила её концовку.

«Подымая оба плеча, как бы ещё не отойдя от сна и поёживаясь, Дуня взглянула на Ивана. Она хотела взглянуть, как тогда, просто, но синяя молния ударила из её глаз и обожгла сухое дерево.

– Эх, Дуня, ягода моя! – поднялся Иван, как на пружине, и прошёлся перед ней, разведя руками.

Дуня засмеялась и, разводя руками концы шали, мягко поплыла в плавном танце.

– Я за то люблю Ивана, – горячо пропела она, останавливаясь около него, – да, голова его кудрява…

– Э-эх-ма-а! Забайкальские казаки… – воскликнул Иван.

Дуня подошла к столу и выпила стакан водки.

– Зови девок, девчонок ли, пусть поют! – кричал Родион.

Все пили и кричали и никто не обращал внимания друг на друга. Появилась гармонь. Дуня пела и опять плясала с Иваном. Потом они сидели на лавке у двери. У лампы кричали и спорили мужики. На Ивана и Дуню не смотрели, их не видели или, может быть, видели, но ей это было всё равно. Она обняла и поцеловала Ивана и стала долго целовать его и не позволяла повернуть ему голову.

– Уйдём со мной, – просил он. – Уйдём!

Она молчала.

– Уйдём на пароходе. Теперь уйдём…

– Я тебя люблю и всегда любила.

– Уйдём…

– Что же тогда? Брось богатство, дядя Иван, тогда уйду… Ты был наш и будь наш. Что же я опозорюсь, на богатство польщусь.

– Что тебе это богатство…

– Ты не со мной наживал.

– Брошу всё!

– Нет… Нельзя лукавить. Ты врёшь!

– Пойдём…

– Нет, ты меня погубишь…»

Легко сказать: «брось богатство, не со мной наживал». В очередной раз начать с нуля? Бердышов уже не молод, и Дуня не одна — у неё дети, которых поднимать придётся Ивану, а как это сделать, бросив богатство? Вместе с богатством будут потеряны доверие и авторитет, купцом и золотопромышленником Бердышову тогда вновь не стать. Пойти землю пахать, охотничать? Он уже пробовал. Хоть и был моложе, богатства такими способами не нажил. Зачем Дуня поставила такое условие?

«Я ушла бы открыто», – вспомнил он её слова.

«Неужели вся эта красота будет со мной?» – «Я буду с тобой. Невенчана. От Ильи уйду, скажу ему сама в глаза». – «Лучше бы я сказал», – отвечал Иван. «Нет, он тебя убьёт. Но я его могу убить… А без тебя не будет жизни мне. Кому погибать? Я тебя всегда боялась… Я знаю, что сделаю, и знаю, что закон преступлю… Теперь всех учат, что грех не так велик. Я грамотная, я думала сама и слыхала…»

И Бердышов решился! Бросил все дела, пароход и нагнал Дуню на полпути к прииску, нашёл в охотничьей избушке, где она остановилась на ночь.

«Тихо горели дрова. Дуня стояла над постелью как бы в нерешительности.

Дверь распахнулась и хлопнула, словно от сильного ветра. В зимовье вошёл Иван.

Дуня обняла его, её горячие руки скользнули по его тяжёлой мокрой одежде. Она поцеловала его и, расстёгивая пуговицы, прильнула к его груди, и опять стала целовать горячо. Мгновениями она с удивлением рассматривала его лицо, словно никогда не видела его.

– А где же твой пароход?

– Я всё бросил! Как ты велела. Нету у меня парохода. Я молодой, бедный. Никакого языка, кроме гуранского, не знаю. Я вольный охотник…

Он быстро сорвал с себя плащ и куртку, бросил шапку.

– Пока ты росла, я ждал, как охотник… Добаловался до богатства… А теперь – опять к тебе! На лодке, один. Я тебя нашёл, нашёл… Мне, кроме тебя, никого и не надо!

– Если бы ты был бедный! – зажмурившись от восторга, сказала Дуня и отступила. – Ах, если бы!

Дуня и Иван спали обнявшись под тяжёлым меховым одеялом.

– Я, как собака, много лет хожу за тобой, – говорил он ночью. – И доходился».

Иван вновь предлагает Дуне стать его женой. Отказ от богатства кажется ему глупым капризом. Но Дуне по-прежнему хочется  настоять на своём, «сбить с него спесь», показать, что она не из тех, кто льститься на богатство.

«Не думай, Иван, что я рот разину на богатство, – подумала она, – я сама золото мыла, тащила его с бутар, умею торговаться и сбивать спесь с людей… Я сказала Илье, что не люблю его… Да и зачем я ему?»

– Если бы ты был охотник? – снова говорила она ему под утро. – Я не хочу думать, что ты богач… Ваня! Нет, ты приехал с Горюна – и весна, а не осень… Ты вошёл – и нет осени… Оставь всё – я уйду с тобой на край света.

– Я бы отдал всё Илье.

– Отдай! – с восторгом и крепко обнимая его, воскликнула она, уже зная где-то в самой глубине души, что и она и он лгут. Но она будет любить его ещё крепче, вечно. И он её не забудет теперь никогда. Она знала это и чувствовала, что начинается буря, что ни он, ни она не остановятся…

Зачем Дуня, уже став любовницей Ивана, продолжает настаивать на своём невыполнимом условии? Ею руководит гордыня! Она хочет показать всем, что это она покорила Ваньку Тигра, а не он её.

«Иван! Да с ним весь свет будет её. Нет, ей не надо… Сегодня у неё есть то, о чём она не смела мечтать. Но, видно, сильно желала этого ещё раньше, на своей заре играя с ним. Она хотела сразиться с ним, таёжным царём, великаном ума, силы, богатства, смелости – с тигром».

Победа Дуняши была близка, но тут полиция нагрянула на нелегальный прииск Егора Кузнецова. Самому Егору, его сыну Василию и другим «вольным старателям» из Уральского и Тамбовки грозила тюрьма и каторга. Василий Кузнецов объявил себя и часть старателей работниками Ивана Бердышова. Дескать, они просто искали новые месторождения и к «хищникам» не имеют никакого отношения. Иван был вынужден либо подтвердить версию Василия Кузнецова, либо опровергнуть. В первом случае он спасал своих друзей и знакомых, в числе которых находился и муж Дуняши Илья, приобретая в качестве приза ещё один золотоносный прииск. Во втором выполнял условие Дуняши и вместе с богатством терял всех друзей. Да и останется ли с ним Дуня, если посадят Илью, большой вопрос! Иван Бердышов всегда помогал людям, не смог он и в этот раз свои личные интересы поставить на первый план.

«На Ивана обрушились сразу две заботы. У него появился новый прииск, быстрей, чем он предполагал. Погиб Илья. Оба эти происшествия сильно заботили Ивана. Он чувствовал, что ещё миллион сам шёл в карман… А она говорила: «Если бы ты был беден…» Всё делалось наоборот… Казалось бы, и миллиона не жалко… Иван сам себя чувствовал запутанным в свои же дела, как в силки. Всегда он был хозяином дела, он гнал его, а теперь получалось всё наоборот, дело гнало его».

Да, Илья погиб. Тоскуя по жене, он не стал ждать, когда Бердышов добьётся освобождения арестованных старателей, попытался бежать и был застрелен полицейским охранником. Дуня получила два удара одновременно: Иван вынужденно отверг её условие, став при этом ещё богаче, и муж погиб, как она считала, по её вине. Дуня замкнулась в себе, отгородилась от людей и наотрез отказалась пускать в избу Ивана, хоть и родила впоследствии от него сына. Гордыня Дуни продолжила губить не только её саму, но и калечить судьбы детей, вынуждая их жить в нищете и тяжёлом труде.

«Она работает как мужик. Охотиться умеет, может медведя убить! Лес рубит, дрова заготавливает! Рыбу ловит, парень у неё теперь уже большой, помогает ей. Она всё сама умеет. Она как мужик… Баба – мужик!»

Вот такие «унылые» и «лишённые психологической глубины» книги написал Николай Задорнов. Я рассказал только о четырёх персонажах дилогии, а их там десятки! И у каждого свой колорит, своя судьба.

В 1997 году дальневосточный писатель Всеволод Сысоев в одном из выступлений по поводу сооружения в Хабаровске памятника Николаю Задорнову сказал:

«Редко кому удаётся написать вечную книгу, которая переиздаётся во всём мире. Николай Павлович такую книгу написал, это «Амур-батюшка» — лучшая книга об Амуре».

Сергей Калабухин

Рекомендуем к прочтению: 

Николай Павлович Задорнов. «Амур Батюшка»

Фото взято с vklist.ru

Фото взято с https://bookprose.ru

 


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика