Сквозь толстый слой серебряного века.

Сквозь перистые облака советской поэзии.

Сквозь Анну Ахматову, Марину Цветаеву, Ходасевича, Георгия Иванова, Максима Горького, Набокова, Бунина, Есенина, Маяковского прорвалась на поверхность песенная полынь Игоря Растеряева.

Впервые мелодию его гармони я услышала по радио. Это были полу-шуточные куплеты:

«Сел на Ниву, Ростсельмаш,

На ДТ, Дон-500, Т-150,

Покормил перед этим поросят.

И пошёл зять пахать, молотить ячмень,

Будет долгим-долгим-долгим твой рабочий день,

Но зато ты знаешь каждый винтик в тракторе внутри,

Получаешь за работу в месяц тыщи три,

Комбайнёрыыыыыыыы…»

Что меня подкупило? Созвучие текста, музыки и исполнения. И какая-то искренняя крестьянская правда. Голос прорывался сквозь все частоты, эскпрессировал, трогал за душу. И впрямь, зарплата в деревне невысокая, труд нелёгкий. Это было как раз в начале нулевых нашего столетия, и это было чистой правдой, неподкупной истиной. Песня народная, созвучная и невероятно честная.

Игорь Растеряев…

 Он притягивал. Особенно его двухрядка. Шуйская гармонь. Такая уютная. Но голосистая. И эти «эй-эй-эй…» разгуляистые, чудесные, соловьиные трели в огромных дубовых и берёзовых рощах. Хромка! Это больше, чем гармонь, это некий символ  певца Бояна, затерявшегося в озере Ильмень, борского говоруна, сирина певучего. Сама «Чайка» красно-алого цвета, двухголосая, язычковая, без регистра, на неполной хроматической гамме от ноты «ля» малой октавы до «ля» третьей октавы. Чудесная! Само описание звучит как мелодия. От старой гармони осталась ля минор и фа диез минор. Минорище!

И вот этот розлив. Как вино! Пей его! Аккордеонное звучание из красных мехов, как душегрейка. А клавиатура? Вы видали такую? Двухрядная, пуговичная, из 25 клавиш, а резонаторы? А? Слово то какое? Травное, луговичное, луковичное, И правая и левая словно помнят свои имена и времена. И нас всех сразу. А покрытие? Лаком морковным. Соком свекольным. Заслушаешься! И орнамент. И тело гармони из берёзовой фанеры, облицован целлулоидом, все поверхности которого отполированы до гладкости перламутровой и овальной. Передние стенки корпуса украшены художественным орнаментом-росписью, выполненной в традиционном стиле. В Палехе! Ну и ну! В росписи. В ладьях и голубях, в кораблях крашенных, по морю разливанному путешествующих. Мама родная! Жить хочу! Правая и левая сетки изготовлены из алюминиевых листов и покрыты черной нитроэмалью. А меха оклеены холщовой тканью, из 16 борин и крепкого картона, а углы из латуни.

Пой!

Пой! Пой так, если сумеешь!

Вообще, в чём феномен таких песен? Много раз задавала себе этот вопрос.

В простодушии.

Вот в чём.

Например, тексты песен Стаса Михайлова «Пришла моя нежданная любовь..», с лёгкой рифмой порой неточной, словно нарочито взятой из народной частушки. Или песни группы «Сентябрь» — «Красивая, какая ты красивая…»

А люди повторяют, подпевают, плачут и радуются.

Они под эти песни любят, женятся, рожают детей.

Вот и я бы под такую родила младенца! Крепкого! Щёчки яблочные, кулачки мармеладные, пяточки абрикосовые. Сад райский! Радужный.

Говорят, под какую мелодию родишь дитя, таким он и станет на жизнь длинную. Если под Виктора Цоя, то воином, под «Любэ», то полярником, под Гимн, то великим полководцем будет! А если под песню Игоря Растеряева родишь, то малец комбайнёром станет, фермером, птичником.

Надо будет президенту подсказать на будущее! Если нужны космонавты, либо компьютерных дел мастера, аграрии, пчеловоды, рыбаки, отважные воины, экономисты, бухгалтеры, профессора МГУ, надо песни нужные в родильные дома привозить. И пусть роженицы слушают и ахают. Воют от боли во время схваток. И производят на свет белый детей нужных специальностей.

Далее – розовощечище.

  По плачущей земле, не чуя сапогов,

Наш обескровленный отряд уходит от врагов,

Питаясь на ходу щавелевым листом,

Ночуя в буераке под калиновым кустом…

В народе существует поверье, если на твои стихи написана песня, то стихи хорошие.

Многие пишущие думают: на мои стихи написано столько песен, значит, я – классик.

Но это не так, товарищи!

Поэзия – это, прежде всего, слово, образ, метафора, сравнение, новизна, а уже во вторую очередь песня. Спеть можно даже телефонную книгу – 1, 2, 3, 4, 5, спеть можно любую цифру. Улицу. Город. Название. Имя. Можно спеть всё, что захочешь! Главное, чтобы был голос, настроение, слушатель, мелодия…Пой! Пой себе и всё тут!

Но не все песни приживаются. Не все запоминаются. Волны времени уносят многое в небытие. И правильно делают. Они растворяют пустое, перетирают в песок, топят в воде: но что-то должно остаться? Что же?

Песчинка!

Вот о ней-то и поговорим!

О песчинке. Какая она – жёлтая, перламутровая? Гладкая, ожерельная?

Или вот такая, как стихотворение?

Мне сегодня хочется, как дереву

на край откоса – выкричаться, выплакаться, помолчать.

Иногда говоришь о мире, о целой империи,

а хочется просто мужского плеча.

Хочется просто к нему прижаться,

как человеку к другому такому же,

милый мой, милый! Возьми мои пальцы

и поцелуй каждый! Как невесомую

нежность твою принимаю. Песчинка – я!

Тяжесть вселенной несу многотонную.

Ты – мой намоленный.

Ты – моя клиника.

Ты – мои крылышки те, что картонные!

Ибо, как деревце.

Ибо, к обрыву я.

Так я люблю, ноги свесив вниз, сиживать!

Так ощущаю себя нынче ивой я.

Так ощущаю себя нынче пижмою!

Что говорю безголосо и правильно,

что не рифмую глаголы с глаголами.

Люди не знают о том, что лукавлю я

им про семью, про мужей балаболю я.

Что муж?

Сопьётся со мной да удавится.

Что друг?

Замучается успокаивать.

Или подруга? Такая за здравница,

как упокойная Авелю Каина.

Деревце, деревце, цветик-муравушка,

видишь, цепляюсь за край, корни белые!

…Вот и к тебе пришла. Каждый мой пальчик ты

перецеловываешь, мои бедные.

А я – над бездною. Снова над бездною.

И нет поэта, мой свет, бесполезнее.

Я разве зайчик твой?

Разве я мишка твой?

Может, волчок, под кусток, под бочок и домой?

Не отпускаешь!

Понравилось!

Надо ли?

Словно у вора украсть, что украдено!

Словно у ангела выломать крылышки!

Белые-белые.

Сильные-сильные.

…Пальцы целуешь,  со мной в бездну прыгнувший,

Слушай, одумайся!

Милый, одумайся!

Поздно. Накрыло. Наплыло. Не минуло…

Песчинка должна быть созвучна с народом. Именно так.

Можно написать сотню красивых стихов.

Гладких.

Умных. Проникающих.

Настоящих.

Но ни одно не будет созвучно народным массам. От слова совсем. От слова – не пытайся. От слова – лучше займись чем-то иным. Например, бизнесом. Или шей юбки. Вяжи носки. Это людям нужнее.

Игоря Растеряева песни нужнее! Они дополняют суть мелодий. И саму музыку делают созвучной настроению людей. А коли так, пой, пой!

Становись песней.

И только в таком виде ты пригодишься людям.

Многим.

Русским.

Ибо – они чувствуют.

Растеряев нашёл этот нерв сочувствия. Поэтому он – наш. Он – проник. Он в нас. И с нами.

Светлана Леонтьева

Фото взято с сайта igorrasteryaev.ru