эссе о любимом городе

«Пётр не любил Москвы, где на каждом шагу встречал воспоминания мятежей и казней, закоренелую старину и упрямое сопротивление суеверия и предрассудков», — написал Александр Пушкин в своем дневнике, и сам уехал под Санкт — Петербург в Царское село. Женька не очень любил Ижевск, и когда его жена Вера доконала его окончательно: «вынесла ему мозг» по какому то пустяку, а потом «допилила его до сучка», с которого он сорвался. Короче «довела его до ручки», что он не мог уже писать свой опус. После чего ему на ум пришла умная мысль, и он об этом сказал Вере:

— Вера, можно я съезжу в Северную Венецию и посмотрю ангела на шпиле?

— Куда-жж?! — спросила она, сделав удивленные, испуганные глаза, как у белки, у которой отобрали золотой орешек. При этом последние звуки ее вопроса — «жж», шипя, упали в сковородку, в которой она тушила капусту на ужин.

Ну, вот как? Буквы могут шипеть, они ведь не змеи. Хотя «жи — ши» шипят через «и» А что это за словосочетание «тушила капусту»? Как будто тушила пожар в лесу или огонь в костре.

— Женя, знаток словесности, хватит уже заниматься ерундой, собирай свой чемодан, пока я не передумала. Да, опус свой там допишешь, в Питере.

«Уже бледнеет и светает

Над Петропавловской иглой,

И снизу в окна шум влетает,

Шуршанье дворника метлой.

Люблю домой, мечтаний полным

и сонным телом чуя хлад,

спешить по улицам безмолвным

ещё сквозь мёртвый Ленинград». (Даниил Хармс)

Мне показалось, что город вообще не спит. Как он может спать и быть мёртвым, если вторую неделю над ним белым покрывалом повисли «белые ночи». И вот я уже три дня в Питере, и только сейчас добрался до Петропавловской крепости, что на острове «Заячьем». Заячьим его назвали, потому что там действительно было много зайцев. Есть история, которая говорит о том, что плотники, строившие крепость работали медленно, и разгневанный Петр приплыл на остров, чтобы наказать их. Когда он выходил из лодки, ему на сапог вдруг прыгнул зайчик и так развеселил царя, что он не стал наказывать плотников, а остров назвал Заячьим. Это всего лишь легенда. На финских картах тех времён остров назывался Енисаари, что в переводе на русский язык означает Заячий остров (енис – заяц, сари – остров)

«На соборной площади»

«Надлежит мне делать из листовой меди ангела, летающего, которой будет поставлен на кугель шпица колокольни святой церкви Петра и Павла, которой будет держать в руках крест против зделанной модели и рисунку». (Так Трезини сообщал в Канцелярию городовых дел)

Я сидел около Петропавловского собора, и смотрел на ангела, а он смотрел куда-то в сторону «Зимнего дворца», и не мог понять почему он зимний, если на дворе лето. Ладно, с этим разберусь опосля, а сейчас посчитаю, сколько народу на Соборной площади собралось. На Соборной площади в летнее время выставляют скамейки, видимо, в основном для иностранцев и гостей Северной Пальмиры, которые за день так набегаются по городу, что потом еле — еле ноги волочат, язык набекрень, как гребень у петуха. Жалкая картина на них смотреть. Вот смотрю сейчас, и вижу пожилую пару китайцев, видимо, муж с женой в приличном уже возрасте, опираясь друг на друга, ковыляю к этим скамейкам. Еще площадь перед собором вымощена таким булыжником, который даже пролетариат не видел в 17-м году, когда делал революцию.

— Идти по булыжникам или ногу сломаешь, или подвернёшь ее ненароком, — так я думал, шагая по булыжникам. И, дойдя до скамейки, с размаху рухнул на неё, она заскрипела, выразив свое неудовольствие, пошаталась взад – вперед и успокоилась. Я вытер со лба пот, и почувствовал, что гудят ноги.

— Жень, ну, а ты чего хотел? С утра ведь носишься, как угорелый, везде хочешь побывать, всё посмотреть, присесть тебе некогда. Сиди уже, отдыхай.

— Это кто сейчас говорит со мной? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— Кто, кто? Ноги твои.

— Ну, всё допился. Нет, вернее – добегался, — подумал я, откинулся на спинку скамейки, вытянув ноги.

Оказывается, на площади перед Петропавловским собором ставят скамейки, для того чтобы присутствующие могли наслаждаться особенным колокольным звоном. Ну, что будем тогда его ждать. Рядом со мной опираясь обеими руками о палочку, сидел дедушка с белой бородой и о чем — то думал, а я его, паразит, побеспокоил, обратившись тихим голосом спросил:

— Дедушка, я не представлю, а какие габариты этого ангела? Он мне кажется отсюда воробьем.

— Трехметровая скульптура ангела, размах крыльев ангела достигает четырёх метров, а высота креста в его руках шесть метров.

«Бестолковый воробей»

Косматое солнце, видимо, с утра ещё не расчесалось, но дотянулось своими лучами до меня и ласкало мою лысую голову, которую я тоже забыл расчесать. Я не сопротивлялся, мне было тепло и приятно, тут главное не схлопотать «солнечный удар» Дед сидел в белой панамке, у меня такая же была, когда мне было 5 лет. Эх, золотое было время. Намажут тебе чёрную горбушку хлеба тонким слоем масла, посыплют песочком сверху и сбрызнут водичкой, чтобы ветром его не унесло, напялят под самые глаза эту белую панамку, и отправят на улицу со словами: «Гуляй, Женька, ешь опилки, ты директор лесопилки».

И вот от этой солнечной ласки меня стало тянуть ко сну, будто я весь день был в непосильных трудах и устал. Ещё этот шустрый, растрёпанный пылью и ветрами воробей прыгал вокруг моих ног, норовя наступить на мою мозоль. Правильно мне говорила Вера:

— Жень, надень новые кроссовки, что ты их бережёшь? В этих твоих деревянных башмаках, быстро натрёшь мозоли.

Ну, вот «накаркала» – натёр. Воробей, склоняя набекрень голову, заглядывал в мои глаза, которые слипались ото сна, и, чирикая, просил:

— Дай уж мне какую — нибудь крошку хлеба.

— Слушай, брат, я сам с утра крошки хлеба не держал во рту, выпил только чашку кофе, заметь без молока, — зачем — то ответил ему я. А он чирикнул мне в ответ, видимо, все понял.

Ещё я заметил, что питерские воробьи тоже раздухарились, и стали такими же нахальными, как голуби – побирушки, разучились сами добывать себе корм. Дед достал из кармана горсть пшена и бросил «солнечный бисер» воробью под лапы. Тут сразу со всех ближайших деревьев, как по команде, на пшено слетелась целая стая воробьев и голубей. Площадь сразу наполнилась гульканьем и чириканьем.

— Кто сильнее, тот будет сыт, кто слабее — будет бит. «Закон жизни», —задумчиво сказал дед, глядя на это безобразие: драку птиц, хлопанье крыльями и птичий мат, который, слава Богу, на русский язык не переводится. Наш воробей отлетел в сторону, и оттуда наблюдал, как другие клюют его пшено. Я, собрав остаток силы воли в «слабый кулак», отогнал «сон прочь — в ночь», и готов был слушать деда хоть до утра, а если учесть, что в Питере сейчас «белые ночи», то слушал бы его — «ночи напролет»

«Благодать спустилась с небес… или малиновый звон»

Тут как раз зазвонили колокола Петропавловки, так красиво, что хочется сказать — малиновым звоном. Малиновый звон, хоть и считают истинно русским звоном, никакого отношения к вкусу или цвету, ягоды не имеет.

А имеет к городу Малин, это во Франции, где жили самые искусные мастера колокольного дела. Они создавали из особого сплава колокола с необычно чистым, певучим голосом. Вот и стал звон — малиновым.

«Сквозь полудрёму и сон,
Слышу малиновый звон!

На июльском цветном небосклоне,
Восхищаясь вечерней зарёй,
Растворяясь в малиновом звоне,
Вместе с ним я лечу над землёй».

Я посмотрел на семейную пару из Китая, они, закрыв глаза, блаженствовали, сняв обувь, и вытянув босые ноги, улыбались. Если бы они могли, то вытянули бы их до холодной Невы. А там на его берегу – лежбище питерских котиков и кисок. Фигуры на любой вкус и цвет: от бледно – белого до шоколадки «Аленка». Небесная благодать колокольного звона спустилась до земли, птицы перестали клевать «солнечный бисер», они были в нирване. Мы с дедом тоже молчали, думая каждый о своём насущном, пока не прекратился этот волшебный звон. После чего жизнь на сборной площади опять пошла своим чередом. Она не летела, не скользила, не парила в облаках, а шла размеренно и неторопливо, как часы на башне.

Я любил в Питере эту пору года – «белые ночи», когда бродишь, бродишь по городу, пока не сотрёшь до дыр подошву башмаков. Любуешься, любуешься её красотами и не понимаешь, какое сейчас время суток: то ли ещё день, то ли вечер уже наступил, то ли спать пора идти, а может, ещё успею в «Кунсткамеру» сходить.

«Выстрел из пушки»

Вдруг с крепостных стен Нарышкина бастиона раздался выстрел, стая птиц на соборной площади разлетелась, как дробь в разные стороны. Он известил, что настал полдень. Пора пообедать, выпить и отдыхать. И придумано это было не нами, а ещё Петром Первым. И выпить не воды, а водки. В сыром климате спиртное согревало и придавало силы. Известны случаи, когда пушки стреляли на час или два раньше. Объяснялось это просто, Петру самому не терпелось «разогреться». Теперь этот номер с часами не пройдет, выстрел будет ровно в полдень. На Флажной башне Нарышкина бастиона с 1731 года по утрам поднимали знамя – косой Андреевский крест. К вечеру его спускали. В башне императрица Анна Иоанновна любила выпить кофе и полюбоваться панорамой города.

Дед перестал молчать, и, подняв глаза к шпилю с ангелом, сказал:

— А ты знаешь, мысль, чтобы производить каждодневный полуденный выстрел пришла в голову Жозефу Николе Делилю в 1735 году, который разрабатывал проект «Службы времени». По его идее выстрел из пушки должен был сообщать горожанам точное время по сигналу из обсерватории. Барон фон Корф, президент академии наук представил его проект в кабинет её величества, но он не был утверждён. Было предложено заменить выстрел колокольным звоном. В те времена набат был сигналом пожаров, и возникла бы путаница, то ли полдень наступил, то ли где-то что-то горит. 130 лет понадобилось, чтоб решить этот вопрос. В 1865 году, наконец-то, был произведён первый выстрел из Адмиралтейства. Пушка стояла в центральном дворе и получала сигнал точного времени из пулковской обсерватории. Пользу этого нововведения сразу оценили по достоинству, так как у обычных жителей города часов не было. Ну, молодой человек, мне пора домой обедать, бабка ждёт к столу.

Он встал, опираясь на палку, и неуклюже пошел по булыжной мостовой в сторону Монетного двора, пройдя несколько шагов, обернулся, видимо что-то вспомнил, и крикнул мне: «Молодой человек, завтра в воскресенье в 19-00 на соборной площади будет концерт карильоной музыки. Обязательно приходите, не пожалеете». Я не стал его спрашивать, что это за музыка такая, что я даже выговорить не могу. Думаю, что сам всё разузнаю про нее. Я посчитал свои монеты в кармане, их хватало, чтобы вкусно отобедать. Я встал и пошёл на Невский проспект в кафешку. Да, вы знаете такую. Да, около Казанского собора. Странно, да? Опять у собора. Ангел на шпиле смотрел вниз на нас с высоты 122 метров и думал: «Ну, какие же вы маленькие, как муравьи, и в отличие от них бестолковые. Когда же вы уже научитесь жить по — человечески: в мире и доброте». А луч солнца золотой, отражаясь от «золотого яблока» на шпиле собора прыгал маленькими зайчиками по «Заячьему» острову, веселя туристов.

Татарников Евгений Феликсович

фото из открытых источников