К 60-летию со дня смерти А.М.Герасимова

Вступление.

Джанни Родари убеждал когда-то: «Цвет свой особый У каждого дела». Но разноцветными бывают не только ремесла. Аура любого человека и место его обитания, его дом имеют собственный цвет и бесконечное богатство оттенков. Я глубоко убеждена, что каждый человек подобен минералу. Только руда на изломе являет причудливые узоры и тончайшие переходы цветов, а человек в течение жизни преломляется в чертах характера. А дом его, словно зеркало, отражает эти черты.

Дом моего деда был зеленым. Все оттенки изумрудного царствовали в небольшом пространстве двухкомнатной московской квартиры по улице Ферсмана, 12. Восточный ковер в зеленых тонах на стене, зеленоватое шелковое покрывало на кровати, настольная лампа под зеленым абажуром-ландышем, оливковый плюшевый диван. Даже круглые медные чеканки и рамы картин на стенах тускло отблескивали зеленым.

Дед самозабвенно любил искусство. Чудесно пел, играл на народных инструментах, собрал прекрасную библиотеку и большую коллекцию картин. Шесть из них мама взяла потом на память, и они украшали наш дом изысканным и печальным великолепием. От роскошной картинной галереи остались лишь нежные искры. Но это было потом…

Дед трепетно относился к своим сокровищам. Каждое утро повторялся один и тот же ритуал. Дед  перетаскивал за собой стремянку, устанавливал ее возле каждой книжной полки и картины и тщательно вытирал с них пыль. При этом корешки книг и верхние панели рам оглядывались очень тщательно: не завелись ли в них щучки-древоточцы и серебристые юркие чешуйницы, не пожелтели ли страницы? К счастью, ничего такого не было, да и не могло быть при дедовом усердии.

Около двух картин дед задерживался подолгу. Оглаживал темные простые рамы, любовно проводил рукою по полотнам. Да и висели они рядом, удивительно схожие названиями – «Вечер после дождя» Исаака Левитана и «После дождя» Александра Герасимова.

На мой осторожный вопрос, что же в них ему так нравится, дед отвечал кратко и точно:

– Запах. Неужели ты не чувствуешь, какой аромат исходит от них? Посмотри на картину Левитана. Вечернее осеннее небо, всюду сырость – весь день шел дождь. Пустынный перрон маленькой станции, блестящие влажные рельсы, отъезжающий поезд. И где-то вдали темные крыши домов. Кажется, что особенного? А сколько поэзии в каждом штрихе, сколько тихой нежности!  Какое счастье ощутить запах мокрых после дождя досок перрона, почувствовать холод осеннего вечера, проводить взглядом уходящие огни поезда. Может, в этом поезде едет кто-то близкий и дорогой тебе.  А ты смотришь вслед и волнуешься за него.А потом, хорошо прозябнув, идешь домой. И, вдыхая острый свежий воздух, думаешь: вот сейчас приду, надену домашнюю теплую одежду и тапочки, сяду за круглый стол под фикусом и буду пить горячий чай с  вишневым вареньем. И где-то за окном будут идти поезда и мелко стучать дождь, а ты будешь пить чай и желать, чтобы все кто уехал, непременно вернулись бы домой с добрыми вестями. Разве не хорошо?

– Хорошо, – завороженно выдыхала я, а дед улыбался и переводил глаза на вторую картину:

– А теперь посмотри сюда. Это картина Герасимова. Так и называется «После дождя» или «Мокрая терраса». Тоже вроде ничего особенного, а сколько света, сколько очарования. Только что прошел весенний бурный дождь, терраса,  деревянная скамейка, стол — влажные, сияющие, словно их специально мыли шампунем и оттирали дочиста. А это все сделал дождь! И чувствуешь, как доносится с картины запах отмытых деревянных досок, словно они радуются своей чистоте и говорят: «Чистыми мы тоже можем пахнуть как цветы!» И сад за террасой тоже сверкает чистотой и на  каждом зеленом листе горят как алмазы дождевые капли. Хорошо?

– Да!

– И видишь, какой сильный был дождь, он даже уронил стакан на столе рядом с вазой с цветами. Хорошо еще, что не сломал!

– А мог сломать?

– Все бывает, – усмехался дед и, бросив еще раз любовный взгляд на картины, уводил меня гулять.

Мне вспомнились его слова через много лет, когда случайно на выставке-ярмарке картин перед базиликой Святой Екатерины в Санкт-Петербурге увидела лихо нарисованную копию «Террасы». Художник-продавец видимо и не рассчитывал ее сбыть, картину оттеснили бесчисленные виды Петербурга и портреты вальяжных питерских котов. Стоила «Терраса» копейки и мне показалось, что в лице продавца мелькнуло нечто похожее на удивление: «Неужели и впрямь покупают?» А мне, помимо памяти о детстве, стало обидно за незаслуженно забытого художника – Александра Герасимова, чей лирический дар был неповторим. И захотелось вспомнить о нем…

Ода в честь «Террасы» и еще!

Всего и надо, что вглядеться, –  Боже мой,

Всего и дела, что внимательно вглядеться…

Ю.Левитанский

Картина «После дождя»(«Мокрая терраса») – одна из самых ярких работ Александра Михайловича. Она была написана в 1935 году всего за три часа! Александр Михайлович был просто потрясен, ошеломлен видом родного сада после сильного дождя. Благоухание свежести и юности – вода, словно живописный аккорд природы, лежала на листве, на полу беседки, на скамейке, сверкала и переливалась, а за деревьями уже прояснилось небо…

Вот как он сам описывал историю создания картины:

«Произошло это так: я писал на террасе групповой портрет моей семьи. Припекало солнце, яркими пятнами разбегаясь по зелени. И вдруг… порывистый ветер, срывая лепестки у роз и рассыпая их по столу, опрокинул стакан с водой. Хлынул дождь… меня охватил неописуемый восторг от свежей зелени и сверкающих потоков воды, залившей стол с букетом роз, скамейку и половицы… Я лихорадочно начал писать…»

Но самое удивительное, что у Герасимова была и другая картина с точно таким же названием «После дождя», но написанная спустя 20 лет после «Террасы»! Видимо, не находил покоя лирический талант художника, мгновенно отзывавшийся на красоту мира.

Картина «После дождя» 1955 года построена так, будто зритель, переживающий ливень, находится внутри дома и наблюдает роскошный пир природы. И она, умывшись –  свежая, оживленная после озорного летнего ливня  — приводит живописца в восторг. Художник уловил рассеянный солнечный свет на фоне которого трепещет листва, переплетаясь  в причудливое зеленое кружево. Кажется, еще немного – и появится в золотых лучах солнечный летний день. Но пока дождь только закончился – и сама терраса во влажных блестящих пятнах луж. Еще не высохшие капли влаги везде: на ветках, заглядывающих под навес террасы, на деревянных перилах, на дощатом полу. И везде сирень! Ее бал, праздник!!! Справа на подоконнике стеклянная ваза с букетом лиловой и белой сирени. Рядом на полу в ведре еще букет лиловой. Мягкий свет, промытая дождем зелень сада, блики на мокром полу, и божественный аромат сирени, пронизывающий пространство картины. Это ликующий праздник жизни и обновления, неповторимость и непредсказуемость изменчивой природы.

Александр Герасимов. «Семейный портрет»

Жизненный путь

Импрессионистическая и монументальная живопись, сочные натюрморты и портреты советских вождей. Вот в таких  несовместимых направлениях работал Александр Михайлович Герасимов.

Он был любимым художником Сталина. Обласкан властью безмерно – четырежды лауреат Сталинской премии, лауреат орденов Ленина и Трудового Красного знамени, Президент Академии художеств СССР в 1947-1957 годах, педагог, профессор. В чем же секрет выходца из провинциального тамбовского городка Козлов, сына бывших крепостных крестьян?

Он родился 31 июля (по ст.стилю) 1881 года  в городе Козлов. Так раньше назывался Мичуринск. Родители  — Михаил Софронович и Евдокия Яковлевна – были бывшими крепостными, но отец смог дослужиться до приказчика, а потом открыл собственное дело. Торговал лошадьми и быками и часто брал себе в помощники сына Александра. Знания по зоотехнике и ветеринарии академик Герасимов сохранил до конца жизни и никогда не отказывал в консультациях по этим вопросам.

В 1903 году Герасимов приехал в Москву, где поступил в столичное Училище Живописи, Ваяния и Зодчества. Его учителями были выдающиеся русские художники: Абрам Архипов, Валентин Серов и Константин Коровин.

Слава к Александру Герасимову пришла уже на первой ученической выставке, где его талант по достоинству оценил известный русский публицист и писатель Владимир Гиляровский. Проходя мимо одного из пейзажей Герасимова, Гиляровский воскликнул: «Это же Козловщина Тамбовская!» Герасимов был поражен: как  Гиляровский так хорошо знает Россию, что даже в небольшом этюде узнал его малую родину!

В тот же вечер Герасимов был приглашен в квартиру Гиляровского, в Столешников переулок. Маститый писатель часто собирал у себя и признанных людей искусства, и молодых авторов. Герасимов пользовался особым расположением. Гиляровский называл его ласково-шутливо «Сашка» и всегда повторял: «Сашка, твое призвание писать пейзажи. В них твоя сила». Он всячески поддерживал начинающего художника, говорил о нем как о большом таланте. Связи и авторитет Гиляровского открыли Герасимову путь в мир большого искусства. С легкой руки «дяди Гиляя», как называли В.А. Гиляровского, многие коллекционеры приобретали картины Герасимова. И любовь к пейзажу и натюрморту он пронес практически через всю свою жизнь.

После окончания училища, в 1914 году Александр Герасимов ушел на фронт Первой Мировой. К строевой службе он оказался негоден, и поэтому служил начальником санитарного поезда. По окончанию войны он вернулся в свой родной город Козлов. Это были первые годы революции, и в обязанности молодого художника  входило оформление улиц и площадей к первомайским демонстрациям. Но Герасимов уже узнал вкус жизни большого города, он видел, как ярко и интересно живут художники в Москве и делал все возможное, чтобы из захолустного города Тамбовской губернии перебраться в столицу.

В середине 1920-х годов художник переезжает в Москву. Но это была уже совершенно другая – советская Москва. И время совсем уже другого искусства. Сочные радостные натюрморты, красочные виды родного Козлова с румяными купчихами, чаевничающими за  яркими занавесками деревянных расписных домов  уже мало интересовали публику. Мало интересовали ее и степные пейзажи Герасимова, изображающие родную Козловщину. И даже милые сердцу пейзажи московских окрестностей, того же загородного дома Гиляровского, где Герасимов часто гостил, тоже не привлекали внимания. Время изменилось, требовало четких жестких форм и монументальности. Искусство должно было служить народу и отражать историческую действительность в стране победившего пролетариата.

Герасимов вступает в ряды художников Ассоциации Свободных Художников России. На собраниях ассоциации  он знакомится  с Климом Ворошиловым, Иосифом Сталиным и в скором времени становится одним из самых любимых художников вождя. Власть, конечно, боготворила не только его пейзажи и натюрморты, а прежде всего произведения, написанные в духе соцреализма и величественные портреты вождей. Четырежды лауреат Сталинской премии – это предел мечтаний для советского художника! Редкий деятель изобразительного искусства удостаивался такой чести. Как правило, рекордсменами в получении Госпремий были представители театра и кино. От изобразительного искусства разве что Вера Мухина и скульптор Евгений Вучетич – лауреаты пяти сталинских премий.

Герасимов написал целую серию портретов вождей – Ленина, Сталина, Ворошилова, Молотова. Самой известной была работа «Сталин и Ворошилов в Кремле», которую народ метко окрестил «Два вождя после дождя».

Герасимов Александр Михайлович (1881-1963). «И.В. Сталин у прямого провода». 1948 г.

В 1944 году из здания Астраханской Картинной галереи был переведен эвакогоспиталь, который находился здесь в годы войны. И одним из первых почетных посетителей только что открывшейся картинной галереи был народный художник СССР Александр Михайлович Герасимов. Со слезами на глазах он рассматривал зал, где были вывешены картины его учителя Константина Коровина и его собственные.  И радовался тому, что среди бесчисленных портретов вождей нашлось место и его пейзажам и натюрмортам.

Но были и темные моменты в его биографии. Обласканный властью, он в какой-то момент почувствовал себя вершителем судеб и жизней людей. Список репрессированных и обиженных за время правления Герасимовым АХ СССР неумолимо увеличивался. Он не уклонялся и от травли, если того требовали сверху. Трудно сказать, что им двигало. Святая  вера в идеалы партии, Иосифа Виссарионовича,  или страх за себя, своих близких? Скорее всего, и то, и другое. Времена не выбирают…

Все кончилось со смертью вождя. Художника Герасимова словно ель из сказки Андерсена в образном смысле  (а его работы и в прямом смысле) выбросили на чердак. Новый генеральный секретарь Компартии СССР невзлюбил фаворита Сталина. Поразительно, что не только Герасимов не понравился Хрущеву, но и Хрущев не пришелся по душе художнику. Он несколько раз начинал писать его портрет, но каждый бросал, рука сама словно отказывалась выводить облик нового вождя.

Вскоре художника сместили с поста президента Академии Художеств, а картины стали изымать из залов музеев. Их отправляли в запасники, а иногда и попросту в подвалы и на чердаки. Этого уже стерпеть Герасимов не смог. Однажды он обратился к Хрущеву с отчаянием в голосе: «Зачем вы сжигаете картины, что за варварство, ведь это искусство!» Глава государства лишь отмахнулся, ему было не до пожилого художника.

Герасимов заперся у себя в мастерской, и буквально на глазах стал стареть. Жизнь теряла смысл. Его стремительно бросали те, кто еще вчера пел ему хвалебные оды и пресмыкался перед ним.

В период с 1957 по 1963 год Герасимов писал очень мало и в основном только цветы – любимые свои пейзажи и натюрморты. Одинокий, растерянный, может, он и вспоминал в эти минуты насмешливо-заботливый голос дяди Гиляя: «Сашка, твое призвание писать пейзажи. В них твоя сила». Быть может…

Он скончался 23 июля 1963 года. Это прошло незамеченным: ни пышных некрологов, ни организации похорон, ни комиссии по творческому наследию. Просто: «похоронен на Новодевичьем кладбище...»

Первая персональная выставка работ Александра Михайловича состоялась только в 2016 году. Новое время постепенно возвращало из небытия прежних кумиров.

Единственный ребенок Герасимова – дочь Галина Александровна – стала художницей. Писала пейзажи и натюрморты с цветами. Больше всего любила цветущую сирень. Словно сиреневый отблеск картин ее отца озарил и ее полотна.

А для меня имя Герасимова навсегда запечатлелось в мягкой улыбке моего дела и негромком его голосе, рассказывающем о картине «После дождя» (Мокрая терраса»).

«Всего и надо, что вглядеться, — Боже мой, / Всего и дела, что внимательно вглядеться…»

«И помнить, — прибавила бы я. – Помнить только хорошее и светлое». Плохое и так не даст себя забыть…

Ляман Багирова