Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней. Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места. Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух «Макбета».

(А. Блок)

Гротов долго собирал воедино разрозненные мысли. Такая расслабленность была ему совершенно не свойственна ранее. Обычно он был намного более уверенным в себе, умел смело и быстро анализировать. Но на этот раз логика мысли сильно подводила его, и он совершенно не знал, как правильно поступить.

Его отношения с Марианой были тем важным стечением обстоятельств, которое обязательно случается в жизни, иначе и быть не может, потому что без таких встреч человеческая жизнь приобретает грустный оттенок, ничего не значит. Встреча эта обозначила важный жизненный этап, которому не было ни начала, ни конца.

Когда он мысленно обращался ко времени их знакомства, ему казалось, что он совершенно тогда переродился, встретив ее, словно она постепенно раскрыла для него все те важные этапы жизненного становления, о которых он ранее совершенно не знал.

Он часто задумывался над тем, кто именно прокладывает жизненный путь, влияет на него. Сам ли человек, или его окружение. Теперь ему было особо очевидно, что ничто не делается просто так, и все обусловлено мельчайшими элементами жизненных вкраплений и вторжений извне, которые и влияют на дальнейший ход событий, словно красные песчинки сыпучего вещества, попадают на поверхность раствора, и вдруг внезапно окрашивают его в яркий цвет.

Мариана изменила его отношение к тому, что он всегда понимал под любовью. В прошлой жизни ему казалось, что любовь для мужчины не может иметь такого значения, это слабость, которая ввергает его в водоворот ненужных эмоций и чувств, которые невозможно контролировать. Такой взгляд был словно подчерпнут им из воздуха, как будто бы его предыдущие знакомства вдохнули в него отчаяние и уверенность в себе, а главное ту расчетливость и холод, которые и сопутствовали его жизни, словно он все время спал, совершенно не рассчитывая на пробуждение.

Мариана не просто сразила его своим вниманием. Мариана привнесла ощущение того, что мечты юности были совершенно не напрасны. Ее благородство, забота и мудрость были столь необыкновенными, что после первой встречи с ней, ему показалось, что он вступил на территорию прекрасной далекой страны, расположенной между третьей и двенадцатой галактикой.

Когда он впервые с ней познакомился, то сразу понял, что это навсегда. Это было совершенно очевидно по тому повороту головы, который она сделала, словно приглашая его в свой мир. Он любовался ею на расстоянии, как она стояла, слегка наклонив голову, внимательно рассматривая листок бумаги, который лежал на столе прямо перед ней. Сосредоточив взгляд на Мариане, Гротов вдруг понял, что она в некоторым смысле была как вечная сила огня – того самого, на который можно было долгое время смотреть, совершенно не вдаваясь в какие-либо подробности. Ее присутствие привносило столько света и энергии, что для полной гармонии больше ничего не нужно было делать, только находится рядом. Он просто загорался изнутри, словно неведомая лавина тащила его дальше, в безудержные просторы океана, который заряжал его своей силой, подбрасывал в воздух на гребне волны.

Он и мечтать не мог о том, что она обратит на него внимание, или проявит к нему элементарный интерес. Она была настолько ярче, чем он, настолько интереснее, образованнее, чем он, настолько уверенней, что, когда она серьезно заговорила с ним, он долго не мог поверить, что это знакомство может продолжаться. Меньше всего он думал, что это станет главной историей его жизни.

***

Он не просто влюбился в Мариану. Гротов потерял голову. Ему казалось, что центр Вселенной сместился просто от того, что на следующий день он должен был снова ее увидеть. Он заранее готовился к их встрече, собирался, тщательно продумывал каждое слово, которое собирался ей сказать. Когда она входила в его поле действия, он буквально ощущал, как волосы на его голове медленно вставали дыбом, а потом плавно опускались. Ему казалось, что в него ударяла молния, таким ярким всегда было ее появление. Информация, которую получал его мозг, была сродни первобытному празднику, на который собрались все жители Земли, и которую ждали всю жизнь.

***

Мариана действовала на него магически. Понять ее он не пытался, только хорошо осознал одно. Без нее его жизнь никогда не будет столь яркой и счастливой, и он вряд ли обретет себя, даже если высшие силы уготовят ему самые большие откровения и дары, о которых он не мог помыслить.

То долгое время, в течение которого он не мог видеть Мариану, пошатнули что-то внутри. Словно он навсегда потерял покой. Каждый день, просыпаясь с мыслью, что, наконец, все изменится и произойдет чудо, он сможет случайно встретиться с ней, он снова был готов к этой встрече. Утром, одеваясь и бреясь, он представлял себе, как будет проходить по улице, и заметит ее, быстро садящуюся в машине на Невском. Потом он представлял себе, как увидит ее, идущую по улице в сторону Дворцовой площади, как бросится вслед за ней. Как побежит и дотронется до ее плаща. Все эти видения приходили и оставляли его, и он монотонно продолжал выстраивать ряд изображений, надеясь, что усилия его мозга создадут не только виртуальную, но и реальную картину их новой встречи.

«Кто я такой, чтобы быть с ней?» — снова спрашивал он себя, содрогаясь от одной мысли о том, что жизнь без Марианы может не только продолжаться, но люди могут спокойно жить и спать, даже не зная о ее существовании.

Он с радостью общался с другими женщинами, понимая, что другого человека в его жизни все равно не будет. С другими женщинами он также радостно знакомился, отмечая про себя, что ни одна из них никогда не сможет быть на Мариану похожа, потому что Мариана была единственной в своем роде.

Объяснялось это весьма просто. Мариана изменила его внутреннее отношение к жизни, словно вдохнула в него силы жить. Мариана дала понять, что жизнь раскрывает перед собой такие непредсказуемые просторы и глубины, о которых человек и помыслить не может. Ее внимание к нему и ко всему миру было столь очевидным и странным для него, что повторить это ощущение с кем-то другим казалось чем-то совершенно невозможным.

Мариана была необыкновенно красива, пленительна, умна. Мариана могла сказать одно слово, и целая яркая картина вырисовывалась перед его глазами, словно он планировал далекое путешествие на Тихий Океан или Дальний Восток, и уже приступил к его осуществлению.

***

Мариана вышла замуж совершенно неожиданно для него. Он даже не знал о ее этих планах, не предполагал. О расставании с ней не могло идти и речи, но теперь Гротов не мог планировать свою жизнь, как делал это раньше, удивляясь тому, что совершенно не мог дать ответ на вопрос, как жить дальше.

На удивление его жизнь складывалась еще лучше, чем он мог себе когда-нибудь предположить. И касалось это вовсе не внешних событий, не каких-то успехов, или реальных свершений, а внутреннего ощущения спокойствия и радости, которые давала одна надежда на встречу с ней, знание о том, что она есть – такая же понимающая и пронзительная.

Он не понял это сразу. Он понял это постепенно. Первый раз, когда встретился с подругой своего детства, и на одну долю секунды подумал о том, что, возможно, мог бы изменить свою жизнь, придать ей более нормальный ход, обрести дом. Одна эта мысль была для него своего рода испытанием. Она означала, что его окрепшее сознание может и должно принять сложность мира во всей глубине ее противоречивых взаимоотношений. Долгие прогулки при луне, супы, уют домашнего очага, все то, что мерещилось иногда как спасительный приют сердца, вдруг становились этаким монстром в его сознании, которые не давали жить, и не позволяли развиваться в том правильном направлении, на которое и были настроены все внутренние силы.

Другим испытанием стало четкое ощущение того, что теперь, будучи столь счастливым и окрепшим, он тоже мечтал бы быть с Марианой единым целым, делить радости и печали, а было это совершенно невозможно, как распорядилась судьба, и как распорядилась сама Мариана, которая создавала свою жизнь исходя из интересов многих людей, не забывая о себе, а иногда забывая о себе полностью.

***

Он осознал себя другим человеком, когда понял, что безопасно для себя не может делать ничего, что не становилось бы для Марианы моментально прочитанной книгой, разменной монетой. Их отношения предполагали такую открытость, такую преданное единение душ, что обмануть эти ожидания не представлялось возможности не столько ради даже самой Марианы, но ради себя самого.

Он не мог забыть, как ждал ее в парке, куда она обещала приехать ровно в десять, и как она приходила туда ровно в десять, как и обещала. Не мог забыть ее письма, ее взгляды, и то, что он понял, когда общался с ней. Понял что-то важное о себе, понял что-то важное о мире.

***

Мариана была не то, что не от мира сего. Наоборот, она была на редкость практичным человеком. Но эта ее практичность сочеталась причудливым образом с удивительной наивностью, открытостью, искренностью, которой было окрашено ее поведение, ее отношение к жизни. Она радовалась всему как ребенок, удивлялась всему как ребенок. Ее можно было обмануть, произвести впечатление, она верила людям и верила мужчинам, словно внутри ее потрясающей личности навсегда поселился мудрый, чистый, добрый ребенок.

***

Дождь нагнетал воспоминания, которые радостным душным маревом бросали в дрожь, словно он снова погружался в эпизоды своей и чужой жизни, заново выстраивая траектории.

Он шел по незнакомому европейскому городу, и вновь предавался своим мыслям, не в состоянии объединить разрозненные истории жизни в логическую цепочку, собрать их воедино.

***

Мысли путались в его голове, собирались в единую картину лишь изредка, когда он делал над собой усилие.

Мариана позвонила в дверь, когда он меньше всего этого ожидал. Стремительно вошла в комнату, сбросила плащ на пол. Он смотрел на нее внимательно несколько минут, пытаясь угадать ее настроение. Мариана слегка осунулась, похудела, смотрела на него несколько растерянно.

— Как я рад тебе, — сказал Гротов, понимая в момент речи, что он зря готовился к приходу Марианы, он все равно не мог предположить, как нужно себя везти, как нужно правильно разговаривать, какие действия нужно предпринимать.

Он смотрел на нее и весь светился от предвкушения того, какие разные мысли и желания селились в его голове.

Она не любила говорить впрямую. Ей это совершенно не было свойственно. То, что ей хотелось сказать, он понимал обычно даже не глядя на нее, как будто бы в воздухе зарождались мысли и передавались ему волшебным путем.

Вот сейчас Мариана снова появилась в его квартире, и он понял, что ей было необходимо с ним что-то обсудить. Новую идею, новую поездку. Он не знал об этом точно. Он только вновь отчетливо ощутил, что был ей по-настоящему нужен, важен для нее.

— Ты долго отсутствовал, — сказала Мариана, и медленно провела рукой по его плечу, коснулась спины.

Он чувствовал себя всегда уверенным с ней, чувствовал ее внимание, чувствовал ее непередаваемую внутреннюю силу.

— Я уезжал совсем ненадолго, — сказал он медленно, вновь осознавая, что ни с одним человеком на свете он не чувствовал себя столь хорошо.

— Я хотела сказать тебе, — начала Мариана, — и он в который раз почувствовал, что слов между ними не должно было быть. Все важное передавалось каким-то иным образом, не оставляя сомнений, что их встреча была самым важным событием его жизни.

У нее была еще одна редкая особенность. Мариана никогда не топталась на месте. Если она что-то делала, то делала единожды, от начала до конца, совершенно не сомневаясь в правильности своих поступков. Это нравилось Гротову, нравилось прежде всего тем, что он был уверен в обратимости или необратимости действия. Он знал, что, если Мариана пришла к нему в гости, это значило, что он ей необходим. Если бы она этого не сделала, но вряд ли продолжил бы общение. Каждое ее качество словно вселяло веру во что-то важное в жизни, которое терялось и обреталось, но всегда присутствовало как важная неизменная константа.

***

Когда Мариана ушла, под вечер, резко собрав разбросанные вещи, и помахав ему на прощание рукой, он долго смотрел ей вслед из окна, наблюдая как дождевые капли, превращаясь в снег, осыпали асфальт своим блеском, влагой и теплом. Ему показалось в какой-то момент, что даже пиджак, который он надел, тщательно выбранный, темно-фиолетовый, вдруг приобрел какую-то особую значимость в этот вечер, обрел собственный язык повествования, ожил и стал важным участником всего происходящего.

— Твой пиджак разговаривает? – спросила Мариана. – Мне кажется, что скорее разговаривают картины в этой комнате, ты не обращал внимания?

Он внимательно наблюдал за пейзажем сине-оранжевого цвета, который висел над его диваном, и ему тоже казалось, что каждый из героев этого далекого придуманного прошлого возрождался с тем напряжением, которое, умноженное с ее приходом в тысячу раз, так явно действовала в его комнате.

— Нет, посмотри вон на те цветы, — сказала Мариана.

Он оглянулся на картину с цветами, и ему вновь показалось, что он находится вовсе не в своей квартире, а где-то на далеком планете.

— Мариана! – повторил он про себя, еще раз размашисто качнув рукой, наблюдая как она быстро запахивала плащ, скрываясь за подворотней, а на фоне желтого фонаря стал падать хлопьями мокрый снег, залепляя окно, заметая улицы, баюкая своим бесконечным теплом каждую клетку его самобытного теперь существования.

Нина Щербак