Крейслер двигался вперед, упорно расталкивая пассажиров, пробираясь к эскалатору, чтобы ехать наверх. Что-то в чемодане ему активно мешало. Не давало покоя, словно мучило.

«Поехал, поехал!», — повторял он, то ли себе, то ли чемодану, уже представляя себе, как выйдет, наконец, в Лиссабоне, пройдя через все кордоны и контроли.

Аэропорт не был уютным, но запах города, его океанский дух, сразу захватили его, обволокли, и он уже совсем ни о чем не думал.

Лиссабон был оживлен. То там, то здесь мелькали люди и огни. Как обычно, он вскочил в такси, и проезжал теперь разноцветные, окрашенные в разные цвета улицы, любуюсь своим внутренним ощущением восторга по поводу всего, что с ним происходило.

Португалка Аньес подошла к нему за завтраком в небольшом гостинице, села рядом за столик, и стала внимательно рассматривать его мобильный телефон, давая понять, что интересуется не столько общением с ним, сколько его телефонным аппаратом.

Крейслер слегка смутился. Завтрак был такой вкусный и ароматный, что он даже был рад этому случайному знакомству, и с нескрываемым интересом отвечал на вопросы.

— Viaje?

— Si!

— A donde?

«Как я тебе скажу, куда я еду! Я сам не знаю!», — продолжал Крейслер свою внутреннюю мысль, вглядываясь в незнакомку еще более пристально.

Она рассказывала ему почему-то о том, как в Лондоне когда-то жила в очень бедных мебелированных комнатах, и туда приехал какой-то ее давний кавалер, а потом – раз, и она избила его до полусмерти. А потом отправилась смотреть какой-то популярный фильм в кино, пока он лечил синяки, и пытался что-то придумать.

— Я всегда знал, что женщины в Португалии очень бойкие, но не думал, что такие! – улыбнулся он, и снова стал монотонно наблюдать, как она вся немного подергивалась, когда что-то вновь рассказывала ему.

— Он вам совсем не нравился что ли?

— No! – она резко обернулась, позвала официанта, и заказав кофе, снова продолжила:

— No! Просто вы правы. Да, когда мне нравятся люди, я обычно всегда с ними сплю… Но поскольку я, как ведьма, такая старая и беззащитная, мне нужно их сначала немного отравить!

Крейслер захохотал, снова посмотрев на свою спутницу.

Кого она ему напоминала? Он вглядывался в ее черты, вспоминая свои прошлые поездки, бесконечные и счастливые, интересные и долгие. На какой-то момент ему даже показалось, что он может совершенно отключиться от своих мыслей, обо всем забыть, но было это сделать на удивление непросто.

«Какая она красивая!» — еще раз подумал он про себя, и вдруг поймал себя на мысли, что она ужасно напоминала ему Клодель в юности, с той же степенью отрешенности во взгляде, той же манерой себя вести и говорить.

Он посмотрел в окно и увидел, как там туда-сюда сновали люди, словно торопились в бесконечные путешествия. Он наклонился немного вперед, и попытался рассмотреть свою спутницу поближе.

Когда он сел в поезд, в его ушах еще немного звенел ее голос, такой жизнерадостный и громкий. Он поймал себя на мысли, что все время улыбался, и углубился в свои компьютерные бумаги, осознавая, что еще продолжает о ней думать. Настроение его постепенно улучшалось. Он думал о том, как бывал здесь столько лет назад, и какой радужной и гостеприимной была Португалия.

Небольшой городок в горах был теплым, совершенно непредсказуемо солнечным. Он взбирался на подъемнике, лишь оглядываясь на красные крыши на склонах гор. Офис был на самом верху, и когда он вышел из старого лифта, то увидел под собой фактическую пропасть.

«Вот так дела», — снова сказал он себе, и быстро направился в гостиницу, которая была на самой окраине этого небольшого горного городка.

«Здесь никогда не было войны, и здесь скрывались нацистские шпионы», — рассказывал метрдотель, давая указания по поводу марки вина, где его купить и направления движения по всей территории.

Солнце припекало, и Крейслер вновь ощутил блики чего-то совсем далекого, не переставая вспоминать свою случайную попутчицу, думая, как она запросто села за его столик, и как радужно рассказывала свои истории.

Дела Крейслера не закончились быстро. Ему постоянно звонили, и за короткий срок не удалось сделать все, что было запланировано. Крейслер снова вспоминал о Клодели, представляя ее звучный голос и то замечательное время, которое они когда-то вместе проводили.

Случилось их знакомство сто лет назад, во Франции, куда он попал тогда просто к знакомым, и был предоставлен этому городу, где мог долго гулять, и смотреть достопримечательности.

Русских во Франции всегда было много. Были книжные салоны, где в креслах сто лет назад сидела Марина Цветаева, были упорные русские, старающиеся остаться в Париже, как некоторые музыканты, которые, переквалифицировавшись, торговали на вокзале пирожками. Были старые эмигранты, были русские ателье и квартиры.

Клодель была француженкой. И встретил он ее у своих знакомых. Она занималась журналистикой, подсела к нему, и очень долго разговаривала. На следующий день они договорились обязательно встретиться, и он удивился, как быстро пролетело время, и совершенно не заметил, как быстро тогда привык к ней.

Крейслер доехал на поезде до Гар Дю Нор, выбежал легкой походкой из здания вокзала. Затем вернулся обратно, сел в метро. Клодель тогда встретила его в самом центре, около Нотр – Дам, они гуляли по набережным, долгим туманным днем, и его поражал ее точеный профиль, и приятная манера говорить.

Она позвала его тогда загород, в небольшое шато, которое так и называлось Шато де Шаз, охотничье место. Потом почему-то они поехали вместе в Бужеваль, где, как она рассказывала, и как он воочию увидел, жил Тургенев и тайно наблюдал за Полиной Виардо. Там же был ресторан, шведский стол невероятных размеров, с длинными столами, невероятно вкусной едой и таким удивительным вином на любой вкус.

Крейслер слушал, затаив дыхание, как она говорила, с легким акцентом, делая неправильные ударения. Рассказывала — рассказывала о чем-то своем, а потом вдруг замолкала, и снова смотрела куда-то вдаль.  Она все время убегала, словно ускользая от него, убегала не в том смысле, что ее не было рядом. Убегала во всем, что он хотел и говорил, словно и была с ним, и ее рядом все это время — не было.

Это никак не помешало Крейслеру совершенно от всего отключиться. Он понял тогда, что влюбился ни на шутку, и что он не может думать ни о чем другом, как только о своей новой знакомой.

Они встречались и на следующий день, и через неделю. Он помнил, как забрел в музей Д’Орсе, и как они, обнявшись и взявшись за руки, долго ходили по залам, пытаясь, вновь и вновь, обрести какое-то единение, которое все равно никак не получалось обнаружить.

Он помнил только совершенно волшебное ощущение, которое испытывал, когда утром выбежал из гостиницы, не зная, где она, удивляясь, что асфальт почему-то пах шампунем, и что над городом был серо-голубой туман, который закручивался в спирали и ветром проносился в голове.

Клодель тогда пропала из виду совершенно неожиданно. Он рвал на себе локти, сходил с ума, его крутило и вертело в разные стороны, словно он был маленьким кораблем в открытом море. Пропала она на целых полгода его пребывания в Европе, и он так и не мог ее нигде отыскать. Лишь через полгода вдруг раздался звонок, и он понял, что все вернулось на круги своя.

Тогда для Крейслера это было настоящей трагедией, чем-то странным, чем-то тяжелым, совершенно непереносимым. Он силился как-то повлиять на ход событий, но совершенно не мог, осознавая, что должен отпустить ее, чего бы ему это не стоило.

Никто не мог так смеяться как Клодель, никто не мог так хорошо слушать, и рассказывать ему о своих происшествиях, или молчать, подолгу, словно ее поглощало какое-то внутреннее невероятное испытание, какой-то далекий маршрут, которому она должна была обязательно следовать. Никто не был таким быстрым, таким умным, как Клодель, и ему казалось, что не было ни одного живого существа, который мог бы источать такой ванильный запах, словно она сама происходила из таинственного моря, знала его тайны и поверья, блуждала, перевоплощаясь как русалка, среди кораллов и рифов, развевая свои длинные темные волосы.

Думая об этом здесь, в небольшом португальском городке, он особо явственно ощутил вдруг, что никогда не сможет ее забыть. Что она неминуемо будет проступать в его сознание через тернии и звезды, и в каждом человеке он всегда будет видеть только ее, с ее смехом, улыбкой, неподражаемым вниманием, и с ее этим непередаваемо красивым Парижем.

Франция шла многим людям. Художниками, актерам, музыкантам, поэтам. В ней была эта доля дозволенности и революции, легкости, и неправильности. Он даже удивлялся, что ее пуговицы на жакете – никогда не были до конца застегнуты, а шарфы, словно свисали, словно путались в пальто, так и не найдя себе правильного места.

Блуждая по небольшому католическому городу в горах, Крейслер снова ощутил запах океана. Ощутил это странное свойство Португалии, быть всегда на краю света. Эта распахнутое свойство страны чувствовалось повсюду. Оно вбирало в себя звуки и мифы, словно захватывала его в свои потаенные миры.

Он проснулся среди ночи и заплакал. Заплакал от ощущения любви, как это всегда бывало с Клодель. Заплакал от совершенной безысходности. Он помнил так хорошо ее ребячливую активность, уйму дел, которые она всегда хотела докончить, какие-то странные книжечки, шитые блокнотики, которые всегда были при ней. Ему чудились ее звонки и их неспешные разговоры, ее перелеты, и внезапные поездки на край света. Все это возвращалось в этот город в горах, совершенно непредсказуемым образом, оживляя его изнутри, и делая еще более грустным.

Крейслер вдруг снова понял, что должен ее найти, должен быть с ней рядом. Он взял телефон, и стал монотонно искать сообщения, какие-то номера, силясь понять, как именно он может и должен с ней связаться.

Наконец, он нашел нужный номер телефона и позвонил. На том конце провода не ответили. Он звонил так долгие три часа, вновь и вновь понимая, что Клодель ему сейчас так просто не найти.

Когда он шел на самолет в аэропорту, и уже проходил паспортный контроль, он вдруг увидел, как она шла, быстро, стремительно, со своим чемоданом.

Здесь, в португальском аэропорту он встретил ее, совершенно даже не осознавая, что такие чудеса могли случаться. Он бежал за ней, бежал, отбрасывая турникеты, задевая прохожих. Нагнал и обхватил за плечи, боясь, что ошибся.

Она посмотрела на него удивленно и отрешенно. Это, действительно, была Клодель, что повергло Крейслера в еще более странное состояние. Они медленно пошли вместе, в сторону самолета, не сказав друг другу ни слова, словно никогда не расставались, и ему вдруг отчетливо показалось, что вот сейчас, в эту самую секунду, он умрет.  Он быстро вошел в самолет, набрал с собой газеты на разных языках, и, оберегая пассажиров от удара собственным чемоданом, прошел до своего кресла, изредка оборачиваясь, чтобы удостовериться, что Клодель тоже была здесь.

Нина Щербак

Фото автора