Меньше ставки в провинции, тишина и патриархальность ещё не уничтожены, как не поправлены кривоватые заборы: того и гляди – завалятся.

Ничего не уничтожено: и множественность литературы, расплёсканной везде и всюду по глобальным пространствам России, отчасти логична, отчасти…комична…

— В Москву надо перебираться, — говорит пузатый, местный полуклассик, выходя из редакции единственной газеты, публикующей стихи и прозу.

Он говорит это мальчишке, чьи стихи пристраивал в газету – с неизвестным результатом.

— Как в неё переберёшься, — отвечает тонкий пиит, так надеявшийся на публикацию…

— Думать надо. Связи искать. В нашем болоте заглохнешь…

Вы же не заглохли, думает малыш: таким ощущает себя, вполне несчастный, не ведающий, что творит, подчиняющийся голосам, идущим из недр его естества.

 Литературная провинция богата – и традиции её: от вековечных корней, не порвать их, но – продолжать надо растением себя, своей жизни.

Пачки книг привезли, свалили около домушки – вросшего в землю, осевшего…

Как старику таскать?

Зачем издал?

Но делается что-то, растёт, и тома создаются, и стихи пишутся, и альманахи затеваются, и издательство – одно-единственное фырчит…

Игра?

Игра в литературу?

Для большинства – игра смертельно всерьёз, определяющая жизнь, да и не игра вовсе, а – она сама: идущая и шикарная, не увидишь её, но идут же, идёт – провинциальная литературная жизнь…

Вечер вот при библиотеке: критик Н. с щучьим, хищным лицом, мечтающий о столице, раздербанит стихи молодого, краснеющего, потеющего…

Добрая библиотекарша – мамка такая: дебелая, сколько стихов наизусть помнила, вступится: Не правы вы, Фёдор Дмитрич, мальчик ищет себя, пробует разные формы…

Внезапно и критик стушуется, тем более, что собралось человек пятнадцать: мол, не Бог весть какое событие; да нет, больше не собирается людей просто…

Просто?

Всё сложно предельно.

И беззатейность жизни проваливается в такие литературные бездны…

Не выбраться!

Александр Балтин

Фото из открытых источников