— Больной ещё здоров

Из разговоров эскулапов

«Деньги являются ползучим вирусом. Вирусом, распространяющимся по миру и захватывающим не только карманы, но и сами души. Я видел людей, нутро которых безвозвратно разъела страсть к деньгам. Они будто выржавели изнутри. Руки дрожат от прикосновения к новой купюре. Жадный блеск в глазах. Готовность ринуться на любые преступления ради них.

Поверьте, тех, кто почувствовал вкус денег, ничто не остановит.

И делается ясным, что врачи никогда и ни за что не признают деньги вирусом, потому  что сами уже глубоко охвачены этой болезнью.

Стяжательство.

Мозг затуманен одной едкой отравляющей мыслью. Сердце молчит, руки тянутся.

Мы парализованы, связаны. Мы не замечаем траву, солнце и небо. Аборигены далёких земель гораздо чище нас. Здоровее. Им незнакомы недуги нашей экономики, нашей банковской системы. Да и перебои в работе сердца тоже не беспокоят. Нет стрессов.

Они дождутся эпидемии…».

Такую запись нашёл лечащий врач психиатрической лечебницы в тетради у своего пациента и довольно улыбнулся:

– Смешной этот Семёнов. Эк чего наворочал! И экономику сюда приплёл, и эпидемию. Какой повод, пожалуй, для шутки.  Расскажу-ка об этом друзьям, – и неожиданно осёкся, увидев перед собой неизвестно откуда взявшегося невысокого упитанного господина, который довольно вежливо обратился к нему:

– Андрей Петрович, нельзя вам выпускать Семёнова Семёна Фёдоровича из покоев, пока он полностью не выздоровел.

Доктор в растерянности кивнул и автоматически взял деньги, которые тянул ему услужливый толстячок, продолжавший меж тем:

– Это должно помочь его лечению.

– Несомненно, – начал было врач, глядя и не понимая, что же он такое держит в руках и как взял. Тут его отвлекла сестра, подошедшая с каким-то насущным вопросом, а когда он повернулся продолжить беседу, то услужливого просителя уже и след простыл.

Он снова глянул на руки. Они тихо дрожали. Такого никогда ещё не случалось. Андрей Петрович, надо сказать, довольно спокойно принимал всегда плату за свои услуги и консультации. Принимал как должное. Но тут незнакомая волна беспокойства охватила его. Такая, что он даже попробовал отделаться от навязанных купюр, как от какой-то гнусной заразы, но те словно приклеились. Он пробовал стряхнуть их, отбросить. Напрасный труд.

Единственное, что позволили сделать с собой проклятые деньги, — это положить их в письменный стол. Так сказать, до лучших времён.

Положив, врач отступил на пару шагов, не понимая, в чём дело.

С этого момента день пошёл наперекосяк. Мысли смешались. Разговаривая с кем-то, он представлял, что всё липнет к его рукам, а те полны кишащими колониями вирусов. Он подносил ладони к глазам, разглядывал. То виделось, что в кармане у идущего главврача шевелятся деньги, размножаясь. Представив процесс, он даже засмеялся. Но потом нашёл на том месте выпавшие сто рублей и задумался. Не родились же. Не покинули же насиженное гнездо. А когда услышал рядом разговор о событиях на бирже, то ассоциации тут же вызвали картинку, на которой крупные купюры рассматривали и оценивали жизнеспособность всевозможных валют, вертя их с разных сторон, как новорождённых детей. И, как в Спарте, решали, кому жить, а кого сбросить в финансовую пропасть. И низвергали. То он вспоминал, как подставил близкого друга, чтобы получить его ставку. Потом другие неприятные моменты из жизни крутились в голове. Но все были связаны с деньгами. Крупными. Мелкими. И чудились кучи купюр, что размножались и расползались по миру, увеличивая по пути свою денежную массу, теряясь в проулках и кошельках. То видел он упорный следственный поиск фальшивых казначейских билетов и признание в суде их незаконнорожденными, ущербными, на основании чего их сжигали.

Мир денег казался более жестоким, чем человеческий, и мысль, что это всё вызвано вирусом, не казалась уже странной. Он чувствовал, что деньги и вправду влезают в человеческое нутро, отравляют его, гипнотизируют мозг ядами своих отходов, тормозят его духовную деятельность. Не зря же детективы – самые читаемые книги. Это гроши, грошики заставляют их писать, читать, снимать по ним фильмы. Тихо лежа в наших карманах и сумочках, ассигнации как-то улавливают наши вибрации при просмотре остросюжетных лент, чтении криминальных сюжетов и радуются, что люди идут из-за них на преступления. Фильмы толкают на это, дают рецепты.

Да, да. Точно. Найдено всему объяснение. И с другом тоже. Всё вирус. Знал бы он эту, настоящую причину произошедшего, вернулся бы непременно, ведь это не Андрей Петрович сподличал. Всё деньги. Это они заставляют идти против совести. Отравляют.

И тут же вспомнил слова своего больного:

«Ведь раньше было совсем не так. Людям не надо было платить за землю, за воду, за еду. Жили, где хотели, строили всем миром, а теперь все врозь, по своим клетушкам. Всё, что было даровано Богом каждому, отнято, присвоено денежным правом».

И много других его слов приходило теперь на ум. Они толкались, смущали. Но самое необъяснимое, что он не мог пойти к своему пациенту поговорить, открыться, узнать суть происходящего, потому что и вправду считал его больным. Подчинённым. Но почему? Ведь у Семёнова были более трезвые мысли, чем у многих кругом. Неужели он, врач, теперь тоже болен деньгами? Они вздувают его самомнение. Застилают глаза. Неутешительный вывод. Но не мог быть прав и Семёнов. Он же определён сюда на лечение. Система не может ошибаться.

Так убеждал себя, уговаривал наш лечащий врач, становясь всё более нервным.

…Уходя домой, он уставшим взором окинул свой кабинет и начал было закрывать двери на ключ, как вдруг его охватил непонятный страх. Он бросился назад, с грохотом выдвинул ящик стола и подхватил оставленное там вознаграждение. Руки тряслись уже не мелкой дрожью, как днём. Они ходили ходуном.

– Что же это такое делается? – спрашивал себя врач, не понимая происходящих с ним перемен. От осознания необычности такого состояния его пробил холодный пот. Он схватился за голову и почувствовал, что на самом деле горит.

«Заболел, переутомился», – обомлел он и хотел было бежать. Но вдруг ощутил чей-то пристальный взгляд. Повернулся и увидел, как на него сквозь маленькое окошко палаты внимательно смотрит Семёнов. Тот самый больной, над которым он хотел смеяться в ординаторской, читая вслух бредовые записи про денежный вирус смешливым коллегам.

– Вот и вы заболели, – молвил тот. – Высмеять хотели. А тут уже вас спасать нужно.

– Всё нормально, – проговорил Андрей Петрович, поправляя сдвинутый галстук, и отправился, чуть качаясь, на выход. Вышел, оглянулся…

В городе творилась непонятная суета. Пробежала в испуге пара пожилых людей. В другую сторону промчались какие-то молодчики. Раздался грохот разбиваемых витрин. Крик. Где-то завыла полицейская сирена. Заскрипели тормоза. Снова раздались удары по стеклу. Звон. Хруст. Начинался грабёж. По всему городу.

Доктор поспешил в сторону дома, пробежал квартал, повернул в проулок и, оказавшись рядом с небольшим магазином, решил зайти в него. Взял поспешно молока, хлеба, печенья к чаю и двинулся к кассе.

– А, это вы, – воскликнул знакомый продавец. – Давненько вас не видел.

Над ним с экрана небольшого телевизора предлагал кредиты тот самый плотный гражданин, что был сегодня в больнице. Он обещал, что всё будет хорошо и ещё много чего радужного. Только возьмите в долг.

– Будьте добры, четыреста шестнадцать рублей приготовьте, пожалуйста, – улыбнулся кассир, он же добрый хозяин минимаркета. Его спокойствие передалось и вошедшему эскулапу. Он с облегчением выдохнул и протянул пятисотенную купюру.  Ящик кассового аппарата отскочил с характерным звоном. И взгляд Андрея Петровича упал на появившиеся деньги, разложенные аккуратно по старшинству по разным отделам. Пальцы продавца опустились за сдачей. Он что-то продолжал говорить. Но наш герой уже не слышал его. С ним происходила внутренняя метаморфоза. Алхимия. Вспышка. Он вскричал какой-то сумбур и ударил в лицо человека, тянущего ему сдачу. Перескочил через ограждение и бил уже упавшего добряка ногами с остервенением. Потом остановился и, не помня себя, выгреб все деньги из кассы со словами: «Несчастные. Без папы, без мамы». И, прижав их к груди, в беспамятстве пошёл домой. Его шатало.

Город постепенно охватывало настоящее безумие. Начиналось затмение.

– Критическая масса денежных знаков, как видно, преодолена. Обратного хода нет. Пошла цепная реакция, –  ответил своим мыслям больной Семёнов Семён Фёдорович, прохаживаясь в раздумье из угла в угол по палате. – И почему мы не верим сумасшедшим? А? Ведь всё бы стало гораздо проще. Яснее.

Раздался взрыв. Стена старого банка обрушилась, и ветер подхватил шуршащие купюры и понёс по улицам. Они листопадом летели, приставали к людям, липли, опадали и взмывали вверх. Прохожие подхватывали их, подбирали. У взявших деньги появлялся безумный огонь в глазах.

Мир умирал.

Через много тысяч лет в океане на небольшом острове туземцы безмятежно исполняли подготовительные танцы к какому-то ночному ритуалу. Хмурый рыбак менял только что пойманную рыбу на фрукты. А дети играли в найденные на берегу ракушки.

Мальчишка с озорной искоркой в глазу подбежал к рыболову, бухнулся коленями на песок и спросил:

– А не хочешь ли свой улов отдать за ракушки? – и протянул нить, на которой висело ровно десять пустых ракушек.

Они призывно качались из стороны в сторону, предвещая новые денежные отношения.