Фома Егорович Брусничкин ковырялся в мусорном бачке, мечтая найти хоть что-нибудь ценное. Бомжевал он уже три года, прям как служба на флоте, срок-то. Спал зимой в подвале девятиэтажного дома, летом – где придется. Жизнью назвать это было нельзя, скорее жалким существованием, но таких как он было много, да он и не роптал на судьбу, он просто жил и ждал смерти, а она, по всему видать, где-то задержалась. Еще в 1994 году было все: и работа, и квартира, и семья. Жил он с женой Глашей, детей у них не было, вот так, потихоньку, до шестидесяти лет и дожили. Работал Фома Егорович простым бетонщиком, их завод производил бетонные панели для многоэтажных домов, жена Глаша там же крановщицей работала. Как-то, когда он уже спал, со второй смены вернулась жена, разогрела суп с большим мослом и во время еды подавилась костью, дышать ей, бедной, совсем нечем было. Фома пока скорую вызывал, жены не стало. Вот и запил мужик, оставшись один. Страна жила в то время совсем худо. На заводе сократили, сказали: «Ты хоть пенсию получаешь, а молодым что делать?» Когда был трезв, сильно жалел жену, любил ее шибко и снова напивался. Так вот и подметили Фому Егоровича ушлые люди, дельцы современного мира. Пришли в его квартиру, заработанную честным трудом два здоровенных парня, принесли ящик водки, закуски.

— Давай дед за знакомство.

Фома всегда был человеком доброй души.

— Давай, — говорит, — ребятишки.

Вот над этой его добротой долго потом смеялись эти нелюди. Подпоив деда, подсунули какие-то бумаги, да он и не помнил совсем, как их подписал. И через неделю его выкинули из квартиры. Опомнившись, пошел в милицию, но толку не было. В мусорном бачке что-то блеснуло. Он вытащил коробку из-под торта, открыл ее. Торт был наполовину съеден. «Ну вот, сегодня обед есть». Фома не дружил с другими бомжами, потому что хоть на старости лет, перестал смотреть на жизнь через розовые очки. У него часто все найденное воровали собратья по несчастью. Принесет он с пенсии продуктов в подвал, а те и рады – «Мне-то оставьте», говорил, «Не съедайте все». Да где там, в подвале праздник — сегодня Егорыч пенсию получил. В маленьких бутылочках спирт «Троя» рекой льется в этот день. Потом стал прятаться от них, так находили, избивали и говорили, что жадный стал, отняв все до копейки. И вот сама жизнь заставила Фому Егоровича быть похитрее, он стал закапывать еду на берегу залива. Было там у него свое место, люди там появлялись редко. Варил себе уху с окуней, которых сам же и ловил, но выпивал, конечно. А на утро, проснувшись, все повторялось сначала.

И мысли — «скорей бы сдохнуть», были очень частыми. Приходил он два раза в свою квартиру, просил новых хозяев отдать квартиру, но его выгоняли, угрожая милицией. Как-то, уже ночью, сидел Фома Егорович возле своего залива, костер почти потух и вдруг услышал шум машины. Она остановилась недалеко от него. Он отчетливо услышал девичий голос:

— Не трогайте меня, я не хочу, мамочка! – кричала совсем молоденькая девушка, — Не трогайте меня!

Мужской пьяный голос твердил:

— Да куда ты денешься с подводной лодки, щас трахну тебя и к маме с папой отвезу.

— Неужели вы не человек, отпустите меня, пожалуйста – умоляла девушка.

С Фомой Егоровичем что-то резко произошло внутри. «Моя жизнь загублена, так что ж девчонке-то пропадать». Взяв лопату, он подошел поближе. Мужик наверно лет тридцати уже сорвал юбку с девушки, и было мучительно, отвратительно смотреть на это. Фома Егорович подошел сзади и со всей оставшейся силы бомжа ударил ребром лопаты по плечу мужика. Мужик, дико взревев от боли, присел на корточки. «Бежим быстрей, давай!» и, взяв девушку за руку, они побежали. Слышали уже вдалеке – «Догоню, убью!» Когда уже поняли, что опасность отошла, Фома Егорович приземлившись, попросил отдыха.

– Как зовут-то тебя? – спросил сильно запыхавшись.

 – Люся.

– Что же ты, Люся, с мужиком-то одна поехала?

– Да ведь таксист он. Не думала я. И вдруг совсем по-детски расплакалась. –мамка дома переживает. Поздно уже. Меня ведь подружка на такси посадила… «Да, — подытожил  Фома Егорович, — нигде нету порядка. — И батарея на сотовом как назло разрядилась, — горевала Люся. Маму никак не предупредить.

 –Ну, вот что, пойдем, я эти места знаю, даст Бог, все будет хорошо.

К утру они дошли до города. Подошли к автобусной остановке.

— Я так хочу вас отблагодарить, поедем ко мне, а, Фома Егорович.- уговаривала Люся.

И потом, когда уже села в автобус, смотрела на удаляющуюся остановку и силуэт сгорбленного одинокого старика…

Анатолий Казаков