— Я хотел бы поговорить с Джованни, если можно.

— Я вас слушаю, чем могу быть полезен?

— Извините, у меня к вам важное дело, — отвечает незнакомый мужской голос,- но это не телефонный разговор, нам надо встретиться и как можно побыстрее.

— Это что-то очень важное? — спрашиваю я и не дожидаясь ответа,- хорошо, приходите ко мне, я вас буду ждать.

Я сообщаю незнакомцу адрес, и мы договариваемся о времени встречи. В назначенное время он приходит, и я завожу его в свою комнату.

— Прежде всего,- начинает он, — я попросил бы вас, чтобы никто не узнал о том, что я хочу вам сообщить. Дело в том, что у меня есть одна ценная вещь, но я вынужден с ней расстаться. Я знаю, что у вас есть связи с Италией и итальянцами, и поэтому прошу вас помочь мне продать эту вещь.

— И что же эта за вещь, — интересуюсь я.

— Сейчас покажу, — отвечает незнакомец и вытаскивает из папки, которую он принес с собой, одну фотографию. На фотографии изображены амурчики, как те, что на картине Рафаэля «Сикстинская мадонна» в Дрездене.

Рафаэль. Фрагмент картины «Сикстинская мадонна»

— Вот, у меня Рафаэль, — многозначительно заявляет он,- но я не хочу, чтобы кто-то об этом узнал. Вы понимаете, это не безопасно.

Я внимательно посмотрел на фотографию и сразу же понял, что речь идет о вольной копии с картины Рафаэля, причем копии весьма слабой, наверняка написанной каким-нибудь копиистом – дилетантом, или в лучшем случае студентом училища, и конечно с какой-нибудь репродукции.

— И что же вы от меня хотите? — спрашиваю я, понимая, что у этой копии нет никакой перспективы быть проданной за рубеж.

— Мне нужно, что бы вы помогли мне ее продать. Я согласен уступить ее за 600 тысяч, разумеется, долларов. Я прекрасно понимаю, что отдаю эту работу за мизер, но вы же знаете где мы живем, вот и вынуждены все давать задарма. Только прошу вас, никому ни слова. Вы, конечно, получите свои 10%, я человек честный и вас не кину.

— Большое спасибо, вы очень добры, — отвечаю,- но ваша вещь, насколько могу судить по фото, не представляет никакой ценности, и это никакой ни Рафаэль. Это копия фрагмента с его картины, причем выполнена слабо.

— Что вы говорите, это самый настоящий Рафаэль. Ну, в крайнем случае, один из его учеников. Но не думаю, мое внутреннее чувство подсказывает, что это писал сам Рафаэль.

— Мой дорогой, — возражаю я, -посмотрите как беспомощно написаны руки, и вряд ли в эпоху Рафаэля использовали такие ядовитые краски. Зеленого ФЦ тогда еще не было. А этот розовый из краплака Рафаэль никогда бы не положил.

— Ну, может его ученик любил такие цвета.

— Да нет, и ученики его тоже не были безвкусными,- начинаю раздражаться и злиться, — как вы не видите, даже по этой фотографии, что к Рафаэлю это барахло не имеет никакого отношения.

И так мы спорили и аргументировали друг другу три часа. Ну, а потом разошлись. Он, забрав свою фотографию, ушел домой, так как было уже поздно, и он боялся, что не будет общественного транспорта, чтобы ехать домой.

Прошло несколько дней, и он вновь приходит ко мне все с тем же вопросом.

— Джованни, я вижу, что мы ничего не докажем друг другу, вы на своем и я на своем. Я вас прошу об одном. Сообщите вашим друзьям итальянцам, пускай приедут или пришлют своего эксперта, который увидит, заплатит деньги и пускай забирает картину.

— Но как я могу им говорить «приезжайте, у нас Рафаэль», если я сам не уверен в подлинности картины, — возражаю я.

— Это неважно, что вы не уверены, главное чтобы они были уверены, я же не вам продаю эту картину, а им.

— Но представьте себе, когда они приедут, если конечно приедут, и увидят какая это липа, они же скажут мне «Джованни, где были твои глаза, как ты мог это принять за Рафаэля. Зачем нас заставил приезжать сюда. Неужели ты хотел нам подсунуть это». И что же я им отвечу?.

— А вам ничего не нужно будет им отвечать. Они сразу поймут, что это оригинал. Они же разбираются в живописи.
— Они-то разбираются, а вот вы не можете отличить оригинал от слабой копии. Давайте не будем больше говорить на эту тему, она начинает меня раздражать. Я очень занят и прошу меня не беспокоить. Ничем не могу вам помочь.

— Хорошо, я уйду, только не нервничайте, — пытается он меня успокоить, — я ухожу, скажите, когда мне прийти, чтобы позвонить к итальянцам.

— Никогда, — кричу я и закрываю за ним дверь.

И, несмотря на это, он продолжал приходить и опять начинал говорить на ту же тему и все так же безрезультатно. Единственный результат его визитов был тот, что уже все в моей семье называли его Рафаэлем и никак не иначе. Как только он появлялся на горизонте со своей папкой, меня мои домочадцы спешили предупредить «Рафаэль идет», а я спешил закрыть дверь и на всякий случай спрятаться.

Но иногда Рафаэлю, будем называть его так, удавалось поймать меня на улице или как-то застать дома, и этот разговор начинался заново. То он мне увеличивал процент вознаграждения, то уменьшал цену своей картины. В какой-то момент я даже под воздействием его внушений поверил, что это работа Рафаэля, а он сам реинкарнация великого художника, новой миссией которого стало вывести меня из терпения. При виде Рафаэля у меня начинался нервный тик. Я начинал весь дрожать, кричать, и был близок к тому, чтобы задушить Рафаэля, несмотря на его вклад в искусство Ренессанса. Во время нашей последней встречи я был близок осуществить свой замысел, но Рафаэль, как видно, почувствовав мое состояние и испугавшись, что я с ним что-то сделаю, поспешил убежать и после этого уже не приходил ко мне. Однажды он все же позвонил ко мне и все с тем же вопросом, но я так начал кричать в трубку, что досталось не только Рафаэлю, но и Леонардо с Микеланджело. После того телефонного разговора, вернее крика, я больше Рафаэля не видел и к счастью не слышал.
Вскоре после этого ко мне пришла в гости одна моя знакомая, которой я помогал писать реферат о технике грузинских художников 40-ых и 50-ых годов. Она принесла мне книжку в подарок. Я раскрываю сверток и что вижу? Альбом Рафаэля!

Сам не знаю как, но у меня вырвался крик, я уже кричал на бедного Рафаэля. Моя знакомая смотрела на меня с недоумением и не могла понять, в чем дело. А потом я успокоился и все ей рассказал. Она меня поняла и пожалела.

А что касается моего знакомого, то я его больше не видел и не слышал. Он пропал из моего поля зрения. Может он ездит по Европе и пытается удачно пристроить своего Рафаэля, а может быть, он сам уже пристроен, и друзья по палате со всем медперсоналом называют его не иначе как Рафаэль.

____________________________________________________________

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ ИЗ СЕРИИ

Джованни Вепхвадзе.

Рассказы о себе и о художниках:

«А ВЫ ШУТНИК, СИНЬОР ДЖОВАННИ!»

«Об Александре Бажбеук-Меликове»

“Картины для Билла, или Купюры в томатной подливе”

“Нет худа без добра”

«ПИРОСМАНИ УМЕР ДВАЖДЫ»