Мир художника! Как и из чего возникает он? Художник находится между объективной действительностью – настоящим, которое он должен освоить, и будущим – художественным произведением, которое он должен создать. Но между объективной действительностью и художником находится еще одно важное звено – культура, овладение которой определяет его способность создать произведение искусства.

Потренируйте свое воображение и представьте себе комическое возмущение знаменитого художника Жана Огюста Доминика Энгра, когда он пришел в мастерскую за портретом композитора и директора парижской консерватории Луиджи Керубини, чтобы отнести его к мастеру, которому была заказана рама. К своему удивлению он увидел, что носильщик схватил полотно, повесил его на крюк, закрепил, привязал и, ни слова не говоря, унес. «Болван, — пробурчал Энгр, — даже слова не сказал». Для носильщика картина обладала лишь феноменологическим бытием груза, который ему придется тащить на себе. Для художника ее феноменологическое бытие было бытием произведения искусства.

Три высших образования Дмитрия Плынова создают ему основательную интеллектуальную базу, а ученая степень по экономике дополняет эту характеристику. Казалось бы, у этого человека было свое прочное место в мире, своя четко очерченная ниша. Однако ныне, в зрелые годы, Искусство захлестнуло его полностью, дало возможность выразить каждый замысел экспромтально и в своем эстетическом ключе.

Личность художника – это целостная система, которая включает в себя социально детерминированные рациональное и эмоциональное отношение к миру. Преобладание в нем эмоционального элемента есть необходимое условие создания художественного образа, пронизанного не только социальной, рационалистической идеей, но и индивидуально неповторимым отношением к жизни.

Одно из высших образований Дмитрия Плынова – психологическое. В настоящее время он практикующий психолог. Поскольку никто не может проникнуть в сердце природы, не стоит ждать и от психологии исчерпывающего раскрытия секретов творчества. И, однако, хотя, как и всякая другая наука, психология способна внести только посильный вклад в дальнейшее углубленное понимание феномена жизни, все же именно она стала определяющей в том направлении, которое избрал в живописи Дмитрий Плынов. Он развивает свое разнообразное по сути и по форме искусство в русле авангардно-колоричтического неосимволизма. Сила его творчества в том, что он узнаваем. Его вряд ли спутаешь с другим творцом даже на самом большом представительном составном вернисаже.

Его  произведения откровенно символичны. Их насыщенный смыслом язык сам кричит о том, что содержит больше, чем говорит. Мы можем указать пальцем на символ, даже если не способны, к своему удовлетворению, полностью его разгадать. Символ остается постоянным искушением для наших мыслей и чувств. Пожалуй, этим объясняется, почему символическое произведение действует так вдохновляющее, почему оно так нас захватывает.

Вот как интерпретировал его картины искусствовед, вице-президент по общественным связям  Творческого союза профессиональных художников Станислав Айдинян.

Дмитрий Плынов умеет посмотреть на реальность со стороны. Вот, например, «Рабочий и колхозница. Посвящение З.Фрейду» Тут традиционно визуализированы и символизированы понятия «рабочий» и «колхозница». На созданном полотне — большой молот, и «огибающий» его ручку — серп. Перед нами не скрещенные серп и молот, признанные символами рабочего класса и крестьянства, а модифицированный, разрушенный символ, где доминирующим предстает молот, т.е. мужское начало, серп — женское. Однако всю советскую эпоху рабочие на демонстрациях выходили не под символом одного молота, а символом серпа и молота, как гербового знака советской власти. Если газеты тех лет печатались под девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», то в холсте «Рабочий и колхозница. Посвящение З.Фрейду» художник разъединенно показывает «атрибуты» былой классовой солидарности, так как она была идеологически декоративной более, чем реальной. Ее скрепляла государственная идеология СССР, с падением советской империи, союз крестьянства и рабочего класса стал призрачным, как и идеология, его теоретически породившая… А вот разъединенность женского и мужского начал при возможности их грядущего соединения ради продолжения рода – представляется извечной, вот при чем здесь специалист по подобным образным обобщениям – доктор Зигмунд Фрейд.

Не менее геометрически таинственной, чем иные работы Плынова, представляется его работа «Старый ящик», но если свой взгляд повернуть на 15 градусов, то перед нами нежданно предстанут наличники окон и невысокий забор, так что эта работа-перевертыш нуждается во внимательном зрителе и могла бы быть названа «Забор». Пресекающиеся плоскости потемневших досок образуют два противоположно составленных пространства. Ощущение замкнутости, локальности, темного пространства, отдаленно напоминают о концепции покойного знаменитого московского художника Ивана Новоженова, издавшего альбом «Терра забория»; однако у Плынова сходный по смыслу  мотив, выраженный в  фрагменте этого «полотна», более прямой, реалистичный. Он говорит о способности художника к взгляду «со стороны», к отстранению, способности привычное, обыденное подать с нового, неожиданного ракурса…

«Межсезонье» — работа мягкотональная. Она построена на тонком «разговоре» приглушенно сероватых, зеленых, коричневых небесных отражений,  и среди отражений плывут облака. Это лирическая абстракция, обращенная к небу… И квадратуры зеленых коричневых «строений», напоминающих издали земные здания, иллюзорны, от них веет спокойствием…

«Kofe» или «Черный кофе в рабочее время», — известная работа Д. Плынова, она была уже выставлена, и нравится многим. На зеленом фоне белое блюдце с красной каймой, но нем чашка с такой же каймой, в которой на четверть налит черный кофе. Все дело в том, что виднеющийся «полуовал» черного напитка дан намеренно несколько диспропорционально. Это создает особую, «плыновскую» эстетику предмета. Он умеет выделять и мистифицировать, выходить на парадоксальную фазу сознания, как в его исключительно занимательной работе «Норма. Пятое измерение», где в строю перед зрителем – зеленые простые винные бутылки, там после пятой бутылки упавшая шестая начинает ряд, где она же – по счету пятая!.. И упавшая бутылка – не бутылочного, а красноватого оттенка. Игры с объектами – неотъемлемое свойство сознания и художественной практики своеобразно ищущего и успешно находящего художника…

(*) — Лев Николаевич Сафонкин, журналист, искусствовед. Активно сотрудничал с такими изданиями, как «Литературная газета», газета «Слово», «Учительская газета».
Эта статья должна была появиться осенью 2010 года, на страницах «Литературной газеты», однако Лев Николаевич не успел этого сделать — умер, в период Столичного смога и гари — не выдержало сердце. 
Публикуем ее, в память о Льве Николаевиче.