От редакции: Практически два месяца мы не могли принять решение – публиковать прозу Лени Сморагдовой в нашем журнале или нет. И вообще, можно ли назвать эти тексты прозой, литературой, искусством? Так и не пришли к общему знаменателю. Отдаем на суд наших читателей.

Вот, что сам автор говорит по поводу своего творчества:

«Цикл присланных Вам рассказов, как и стихов, состоит опять же из продолжения идеи «транзакции». А именно, все события происходят на сцене или как в кино, где героем может стать каждый, как синдром «Алисы в стране чудес» или «обыденный абсурд», в котором живет 99% людей на Земле. Все строят, искусственно, драмы на протяжении всей жизни и упиваются ими, и вовлекают окружающих в их участие. Драма доведенная до абсурда – главная характерная черта, но это не трагикомедия, и даже не сарказм. Это игра восприятия обыденности, но под другим углом. Как Хлебников «создает» свой язык, и образность как в кинематографе «Кустурицы» или «Феллини». Здесь на первый план выходит символизм. Он выходит на первый план, и сюжет – это лишь его кольца.

Потому что, по сути – сюжет – драма – это дети без лиц – все сюжеты были исчерпаны Шекспиром, и транзакцией выступает простое слово —  угол, под который никто не смотрит из-за существующих удобных правил общества.

Через произведения – показываю именно жизнь, в ее чувственном обличье и даже обличение».

Публикуем два произведения из этого цикла — «История» и «Письма незнакомцу». Тексты в авторском варианте (без редактуры и корректуры). Ждем ваших отзывов.

ЧИТАТЕЛЯМ! Дорогие Друзья! В текстах этого автора нет вульгарных и нецензурных выражений, а так же иных высказываний, противоречащих  законам РФ и возрастным ограничениям. Однако, с психологической точки зрения мы не рекомендуем к прочтению этих текстов лицам моложе 16 лет.

И еще. Просим оставлять отзывы конструктивного характера — связанные лишь с творчеством автора, без эмоциональной окраски и оскорблений!

История

Сцена в театре.

Автомобиль в правом углу сцены.

Крупным планом руки мужчины.

Крупный план: он включает радио. Играет Синатра. Включает коробку передач.

Мы видим только ухо героя, его плечо, руку. Зеркало автомобиля.

— Как же я ее любил! Я думал, мы будем вечны, как не может отказаться живое от тени. Я покупал ей этих плюшевых кроликов, брил, по полдня выходных, ветки роз, а потом еще и перекрашивал их бутоны. Как я это ненавидел, но это было так мило! Заводит мотор. Неудачно.

Ну и идиом же я! А эти ее привычки трогать мои ногти на ногах, «они прекрасны». Да, да, это ее слова! Мои ногтевые пластинки на задних ногах казались ей прекрасны.

А еще эта привычка стричь мои носки. Ну да, потом она добралась и до моих очков. Она брала резак и отсекала все лишнее.

А еще ее желание нюхать других людей в транспорте, так она показывала, что мой запах самый лучший! В ее сумке всегда лежал мой, стриженный ей, носок. Подумать только в сумке от Диор и вдруг мой носок. Она никогда со мной не хотела расставаться!

Крупный план – ее открытая сумка, а в ней истерзанный носок.

Крупный план: показано время на часах 23-50

Да, да. Именно в это самое время все и началось.

С левого угла сцены выходит что-то большое и белое, похожее по очертанию на слона, покрытого простыней.

Слон доходит до машины, из под простыни появляется мужская рука и стучится в окно машины в противоположное от водителя.

— Вам туда, – слон телом указывает путь в сторону зала.

— Хорошо! – герой вздыхает.

В зале пусто, но пробегают девушки в костюмах зайцев, издавая крики.

Крупный план: пролетает вырезанная из бумаги снежинка.

— Она умерла! Чего ты тут сидишь – мужской голос из зала.

На сцене появляется дворник с метлой.

Дворник начинает сметать снежинку. Поднимается на сцену и метлой гонит героя за кулисы.

Общий план. Улица. Ночь. Трасса.

Крупный план. Герой в костюме моряка оказывается на дороге и держит котенка за задние лапы. За передние – кота держит незнакомая девушка.

«Наверно, так надо!» — думает герой

Девушка явно рассержена и, взяв котенка в одну руку, бьет героя по голове сумкой.

— Он мой! – кричит она.

Мимо проходит некто в костюме снежинки, но его герои не замечают.

— Котенок мой! – герой явно возмущен.

— Это еще почему? – брови девушки вздрагивают.

— Во-первых, — говорит герой, — я его первым заметил.. пауза

— А во-вторых!.. — возмущена девушка, в голосе явно издевка…

Мимо проходит дворник с патефоном в руках, но на него никто не обращает внимание.

— Я — …у меня кот умер… неделю назад… герою явно стыдно за сказанное.

— Ммм, — лицо девушки смягчилось… Вы знаете, у меня тоже… кошка… Дина… ее имя Дина.

— Что будем делать? – этот вопрос они задали одновременно.

Мимо, параллельно друг другу, проходят дворник и снежинка, с интересом смотрят друг на друга, потом на героев. Герои их не видят.

— Я бы закурила… — сказала снежинка, почесав корону на голове.

Дворник достал папиросу и дал ее снежинке.

Крупный план. Котенок. Потом рука героя на руле его машины. Сумка девушки на сидении в ее машине.

Сцена в кафе.

Пусто. Круглые столы. Скатерти в черно-белую клетку.

Крупный план. Кот на столе.

Средний план. Официантка, с ирокезом на голове и татуировкой в виде глаза на правой кисти руки.

— Мы закрываемся через 15 минут, — говорит она явно без интереса. Но ставит котенку банку майонеза.

Крупный план: белое молоко, в синей банке из-под майонеза.

— А нам кофе, — говорит герой, и вопрошающе смотрит на девушку. Она знаком глаз дает согласие.

— А, Катя, — обращается герой к официантке.- Может, подскажите, как вы думаете, кому этот котенок больше счастлив будет!? – герой, явно уставший, язык уже заплетается.

Бьют часы. Уже полночь – крупный план белых часов на стене. Потом крупный план луны. Снова часов.

Официантка, почесав правой рукой ягодицу с левой стороны.

— Ну, я же не третейский судья царь Соломон? – там мотель рядом. Есть ночь подумать.

Общий план: Официантка разворачивается и уход на кухню.

В зеркале витрины кафе показано как дворник несет снежинку на руках, а она – его метлу и патефон.

Крупный план. Название Гостиницы «Зарево».

Общий план. Комната гостиничного номера.

Средний план. Камера останавливается на двери. В нее, из темноты входит девушка, гордо неся котенка. Следом гордо заходит герой.

Крупный план. Котенок на кровати.

Средний план. Девушка кладет тайком в свою сумку носок героя.

Крупный план. Она кусает свои красные губы.

Общий план комнаты.

— Я вот что предлагаю, — сказал герой, с нежностью. – давайте положим котенка между нами, а ночь рассудит.

Крупный план. Рассвет. Камера отъезжает. На кровати 3 кошки.

Общий план. Комната.

В комнату входит снежинка, явно в хорошем настроении. Следом дворник. Они молча берут кошек и уносят с собой.

—

Занавес закрывается.

ПИСЬМА НЕЗНАКОМЦУ

Данное произведение посвящаю Товарищу Музе. После копирования данного текста и передачи его третьим лицам, применяется закон об 121399.

При не прочтении данного шедевра истеричной мысли, входит наказание – бег по парку 30 минут каждый день.

Повесть: Знаете, О! Миша!

Сцена в 2 актах без перерыва.

Афоризм: Самый опасный боец, этот то, кому нечего терять…

Синопсис: О дружбе между душой и телесным стулом…. С элементами комедийной драмы о трюфелях и БАМе. В конечной сцене мы узнаем о голубе вышедшем, но ….

Предыстория: Внезапно нахлынувшее изречение в смену без фамильных ценностей с элементами розового слона в лосинах.

Место действия: Тропа дружеской рати, вышедшей с маниакальную полосатую сбрую между ключицей и ахиллесовой пятой.

Действующие лица: Миша, он же сударь, он же ТоварищЪ  Муз. Замечу с Ъ знаком, на старинный манер, иногда причина злости, поэтому ласково называемый Злося и т.п.

Далее по тексту.

Женская истеричная натура, причина которой данное созданное действо.

В защиту истеричной натуры:

Самцы жили бы так: завалился в пещеру, плюхнулся на диван, посмотрел футбол, совсем есть захотел – отловил мамонта – и далее по схеме. Наличие женского бытия привело к прогрессу, обогащению и взлету рыночной экономики.

Утка

Стул

Мякиш

Акт первый:

На сцену выходит женская истеричная натура. Вся в белом, но с кроваво алыми губами

— О! горе мне! Злося опять покоя не дает!

— Я вот слушаю данную особь, уже скоро как год будет. Все время, Миша то, Миша сё…

Я даже в новый год сидела на мАрк Бланш, и злилась на Вас, вообще часто злилась на Вас… И сейчас злюсь, с пакетом томатного сока и мыслью «а сударь шутник нынче, опять идиотничать изволил».

Голос из подземелья прошлого:

И Левая «ты не можешь быть все время права»,

— Нет, в Сударе Мише есть что-то, что выделяет его из 6 000 000 двуногих на Земле, что-то такое, что действительно «цепляет». Вот динозавры, они же вымерли, превратились в пепел, рассыпались, а латимерия осталась.

Обращение к латимерии:

— И вот я Вас тогда слушала…. Слушала…

Мне кажется вы «сгнили» внутри. Хотя мне всегда казалось, что есть еще живая часть, та, которая как искра, надо только дать свежего ветра, и она даст тепло и свет…

Я не знаю, мне казалось, Вы добрый даже живой.

Рыдание, перемежавшееся с туалетным утенком

Тушь течет, помада съехала и растеклась вниз. Видок, как у гота после дождя.

Продолжение обращения к сударю Злосе:

— Я вот сейчас думаю, Вы ошиблись.

Массе надо подгонять под шаблон, чтобы было проще идентифицировать, и инструкция была бы уже готова «к обращению», свод правил, это сюда, тут так – а проще так. Не надо ни о чем думать. Шаблоны они тем и хороши, что загоняют в какое-то колесо, бежишь, по правилам, опять же. И вроде так спокойно. Уверенность в завтрашнем дне, годе, столетии. Отработанная схема. Счастья и несчастья. Обедов и стульев. И как бы так все хорошо, прекрасно, оглядываешься назад, вай! Сколько я сделал. А еще через пять лет еще повторение предыдущих 40. И так хорошо, правда? План, который одурманивает, который подсаживает. «Я занят!», только бытия не хватает, даже существования.

Занятия для чего?! Или отчего отвлечение? – или это то колесо, в которое вы попали и подсели как наркотик. И вроде так комфортно, и удовольствий через край, от ощущения некой нужной ненужности для самого себя?!

Акт второй.

Явление Злоси народу.

Монолог

Выходит из правого угла сцены, в трусарди от трусарди. Рассержен и даже буен.

Работа = моя жена.

Браво! — зал рукоплещет, слышится звон разбитого хрусталя. В партере сидит кошка.

Голос с неба, из под радуги виднеются белые одеяния. Следы непонятных красных пятен на складках.

Истеричная натура:

— Это трупным ядом пахнет. Когда нет и цветов живых, ни речей, пусть даже не о чем особом, даже поверхностном, которые имеют свою прелесть и некую привлекательную стезю радости. Запахи, утка под окном, мякиш хлебный в воду макает и думаешь, вот дождь скоро, как прекрасно, что жизнь есть!

И тут понимаешь, что тебе это и не надо, зачем она радость бытия! Хлоп! И в бетонной коробке из плитки за 1 000 у.е. кв. м. и цветы — то зачем живые? – мертвые, как на кладбище – ни забот, ни хлопот. И музыка Глинки и вальс Шуберта. И вместо жизни – мертвый экран компьютера, там, хорошо ведь – не надо нарушать «зону комфорта», людишками, не надо тратить себя на других, … и музыка эта, как в склепе, ударяется о мрамор, и ищет выход в живом, отражение или продолжение плавного течения. А зачем это?!… а зачем нужны девушки, заплатил шлюхе – и даже разговоры-то не нужны! С живыми-то разговаривать надо, вникать в них, слышать, слушать. Ждать. Нарушать сердечный ритм. Волноваться.

Злося всходит на мост:

— А зачем нам это!? Мы же москвич, живущий в Лондоне. За мкадом жизни нет, так же как за пределами островного движения! Нервно хохочет, явно доволен собой, но чувствует подвох.

— Кошка сдохла, да хоть все вы сами, если мне с этого прибыли нет — тогда мне то что, у меня все тот же стул, и отсутствие существования. И вообще, я дал обед безбрачия!

— А ты кто такая?! – возносит руки к небу, путаясь в белых простынях, падает в воду, но продолжает крики недовольства

– Бомж? Русская мафия?! Проститутка?! Сумасшедшая?! – Что-то не под один шаблон не тянет, установленный мной! Не надо это — и знаменательный презрительный жест правой рукой! Пойди прочь! Повторяю 5 минут. Со своими эмоциями и со своей правдой жизни!

— Чего ты тут прыгаешь, предо мной! — жестом разбивает китайскую вазу — Речи кидаешь? Придумала себе чего-то и еще меня вовлекает, в дешевом синем пальтишке. Последнее слово сказано с пренебрежением обдуваемая ветрами, с дрожащим голосом

– Точно, наверное… ага… того!

Жест пальцем

– От меня то, что хочешь?

— Ничего?! – убежала… опять появилась…

— Дружбу ей подавай! Ха! Моя! Детка, мне не надо ни жизни, ничего, что связывает с другим миром, от которого я отказался и закрылся. Мне так хорошо! Все остальное пустое! Потому что ты пустота, а я работаю!!! У меня есть стул и масса из камня и бумаги.

Хоть что делайте, главное оставьте меня на стуле, мне тоже нравится, как мой метаболизм растекается по спинки и льется на ножки стула, перекрывая тень жизни. — явно любуется

И он все разрастается, обволакивает сердечную мышцу и становишься стухшим, как яйцо куриное после пасхи, когда разобьешь, очень сероводородом разлетается и тот запах, говорят, он лечит, но чаще вызывает тошноту. Так что пока пасхальная сбруя осталась не тронутой, сделаем вид, что, наверное, все в порядке внутри…. Пока трещин нет и разбитых осколков. Я же занят, я работаю! Отстаньте от меня, я люблю безымянную толпу, без выделения личного отношения! А ты, красный след на белой простыне, вообще – дурра!

— Сейчас я щурю глаза, возможно, сниму очки, обязательно от Dior or Chanel, посмотрю вдаль, потру переносицу, и может, даже вздохну… я же знаю всему цену и ценность, и перейду к новому этапу забивания на свое существование, я же мужик и решение принял!

Bravo!

Зал аплодирует стоя

Happy end