Говорят, что с опытом приходит уверенность. Может быть и так, но только это не про меня. В моем случае – все наоборот. Профессиональный художник, я пишу картины более четверти века, но с каждым годом все больше и больше чувствую и понимаю, что покидает меня эта самая уверенность.

Чистый холст, натянутый на подрамник, стоит на мольберте, а я лежу на диване напротив и боюсь на него смотреть. Ворочаюсь из стороны в сторону, придумываю всевозможные отговорки, лишь бы только оттянуть время, оправдать собственное бессилие, признаться в собственных страхах. Да, да: я стал бояться белого холста! Он пугает меня своей девственной белизной и нужно иметь мужество, чтобы сделать первый мазок.

Гляжу в потолок, а сам с грустью вспоминаю те времена, когда замазывал один холст за другим и картинам не вел счета. Молодость мешала мне долго раздумывать и мучиться над работой. Я трудился по двенадцать часов в сутки. И так каждый день. Все давалось легко и просто. Все получалось. Пусть не ровно, иногда лучше, иногда хуже, но не до такой же степени, чтобы бояться холста!

Помню, в детстве я боялся темноты. И то, – поначалу, пока не подстраивался глаз. Стоило маме щелкнуть выключателем, как мое воображение начинало рисовать всевозможные картины. Через задернутые шторы комната освещалась слабо и когда в полумраке еле-еле проступали очертания предметов, а по стенам бродили синеватые тени, то и впрямь можно было увидеть то, что нафантазировал. Я часами не мог уснуть, разглядывал сказочных персонажей, и ни капельки не сомневался в их существовании, вот только не мог объяснить себе толком, как это они ухитряются проникать в мою комнату.

С тех пор я стал подвержен влиянию собственных фантазий. Я терзался и мечтал, и поэтому рисование для меня стало наилучшим выходом. Судьба сама выстраивала ломаную линию, по которой, пробираясь от одной точки к другой, я незаметно и попал на этот путь. Не порази меня в шестилетнем возрасте запах ластика, подаренного бабушкой и стирающего мои каракули, стал бы я художником? Или – чуть позже – запах медовой акварели… Остались ли еще у кого-нибудь подобные воспоминания?! А я вот живу с этим уже столько лет, значит это мое, это моя жизнь!

Выбрав свой единственный путь, я словно нацепил крылья. Увлекшись рисованием, я стал посещать художественную школу. Я рисовал всем, что попадалось: карандашами, акварелью, тушью, мелками и даже масленой краской (мне не терпелось почувствовать себя настоящим художником). Я понимал, что теперь мне нужно многому научиться. Записался сразу в несколько библиотек и занялся своим самообразованием. И вот, однажды я получил большую моральную поддержку. От кого бы вы думали? От самого Леонардо да Винчи! Мне попалась небольшая книжица, в которой великий художник советовал начинающим живописцам тщательно изучать и исследовать любую вещь, любое явление. Его мысль была примерно следующего содержания: надо рассматривать стены, камень; на них можно увидеть причудливые пейзажи, горы, долины, реки, деревья. Можно увидеть битвы, движущиеся фигуры, выразительные лица…

Тогда-то я и поверил окончательно, что все-все можно понять, растолковать, и как говорится, прочитать. В природе есть нечто недоступное человеку – это ее бесконечное разнообразие. Вообразить только какие краски переливаются на крыльях бабочек, сверкают в минералах, окрашивают венчики цветов, перья птиц, осеннюю листву… У каждой вещи есть свой язык. Каждая кроет в себе свой нрав, как человеческий характер. И вот подобно тому, как археолог может сделать важный вывод по одному случайно найденному предмету или даже детали, так и любая вещь может многое поведать о себе. Надо только уметь предрасположить ее, и, конечно же, научиться понимать ее язык.

Мне даже не могло и присниться, что из моих детских страхов, из моей детской любознательности и пытливости когда-нибудь выйдет что-то серьезное. А ведь по сути это и было воображение и тяга к познанию.

Шли годы, я постигал премудрости ремесла и ничего не боялся. Я был дерзок, окрыленный идеями. Что мне ошибки?! Ошибки – считал я, – необходимый художественный опыт по пути создания великого. А в том, что я создам непременно что-то значимое, великое – не было ни каких сомнений. Это сейчас я такой умный, а тогда голова просто раскалывалась, и я чувствовал себя в состоянии какой-то полуодури.

Теперь я знаю, как писать картины, а также про многое другое, необходимое знать любому уважающему себя художнику. Я умею обращаться с кистью, как никто другой. Я – специалист в этой области. Профессионал. Я всю жизнь изучал премудрости этой профессии. Положил всю свою жизнь на это изучение. И кто, если не я, теперь может этим похвастать?! Теперь я даже знаю, что бывает и такое, когда – хоть убей! – картина не идет. Работа не доставляет удовольствия, не приносит радость. Создание картины превращается в тягостную обязанность, а в голову лезут тяжелые мысли. Они давят на меня всей массой своей правды. Мысли о том, что за последние годы я столько насоздавал, что не знаю, куда все это девать; и нужно ли еще создавать что-то новое? Что жизнь моя проходит зря. Что вот, прошел еще один день, а я не могу и не хочу писать, что-либо делать, а дней у меня осталось так мало. Что талант ушел, и был ли он вообще?! Может быть, я только тешил собственное тщеславие? Я пуст, настолько пуст, что, скорее всего уже никогда больше ничего стоящего не напишу. И слезы накатываются на глаза от бессилия. И так жалко становится самого себя, что вдруг становится противно.

Я лежу уже достаточно долго, пытаюсь воссоздать понятность и ясность, но упускаю что-то главное и важное. Ох уж эти муки творчества!… Это только на первый взгляд кажется, что художник этакий счастливчик. Сторонний наблюдатель не знает – ему даже невдомек, – каким испытаниям подвергается изо дня в день честный художник. Сам он ничего не скажет и не объяснит. И вообще, нужен ли художнику язык? Великая ошибка просить художника рассказать о себе и своем творчестве. Наверное, отсюда развелось огромное множество разглагольствующих художников, сумевших «навешать лапши» на уши доверчивых слушателей. Еще есть непобедимая армия искусствоведов, подбрасывающая всевозможные догадки на счет того или иного художника и его творчества. А телевидение, газеты, журналы! – показывают, пишут, смущают разум рассказами. Не интересно ли узнать, что секрет творчества Энди Уорхола кроется в его гомосексуальности? Или всех устраивающий миф о бедности Ван Гога! Благодаря ему сложилось ложное представление о «настоящем художнике», который непременно должен быть бедным и голодным. Пресловутая улыбка Джоконды не дает покоя несколько веков подряд ни одному поколению искусствоведов. Как жаль, что в свое время не нашлось никого, кто мог бы спросить «что значит ее улыбка» у самого Леонардо. Уверен, что великий итальянец приятно бы удивился, и, вероятно что-нибудь придумал. Его объяснение осело бы на страницах всеобщей истории искусства, стало бы догмой, но волновало бы лишь узкий круг специалистов. Разве не является неразлучной спутницей всех шедевров недосказанность и тайна? И неважно: было ли это в действительности или это всего лишь искусно сочиненная кем-то легенда, а в большинстве случаев – не художником.

Как часто мне приходилось выслушивать всевозможные рассуждения на счет моего собственного творчества. Поражали фантазией даже обычные пересказы содержания картин. Чего только там не видел иной ценитель!

Я никогда не старался разуверить такого зрителя, потому что, наверное, и сам не был уверен до конца в неправильности его восприятия. На самом деле, кто знает, где истина – у художника или зрителя? Творя, я как художник естественно хотел сказать свое слово, но с последним ударом кисти картина начинает свою собственную жизнь. Как дети, вырвавшиеся из родительского гнезда: разве можем мы знать, какая их ждет судьба?! От чьих фантазий будет зависеть их жизнь? Кого они будут огорчать или радовать?

Тем, кто не знает, открою тайну: написать картину – совсем не простое дело. Вся штука в том, что художнику никто никогда не поможет, не возьмет кисть и не напишет за него, даже не покажет, как надо писать. Это он должен сам. Он один, как песчинка в космосе. Чтобы стать настоящим художником, нужно держаться, терпеть и ждать. Творчество, конечно же, трудное занятие. Это работа, работа и еще раз работа. Тяжелая, по каторжному трудная работа, которая вытягивает из художника все жилы. И этот труд зачастую становится его крестом. Вспомним Микеланджело, который не щадя себя собственноручно отбивал молотком мраморные блоки для своих будущих скульптур. Подолгу работая в Карраре, он недосыпал и забывал о пище, «довольствуясь лишь куском хлеба».

Кто-то из моих «коллег» обвинит меня в том, что я сгущаю краски, срываю радужные покрова с их благодатного труда. Пусть! Я знаю, в каждом большом городе есть сотни, тысячи самозванцев, возомнивших себя художниками, потому что скуки ради, намазав несколько картинок, они на каждом углу уже расхваливают свои мертворожденные шедевры. Сейчас я думаю не о них. Сейчас я думаю о художниках, которым творчество – как воздух. Которым творчество – как крест. Которых нельзя назвать счастливчиками, потому что их жизнь – не сахар. Но, несмотря на свои несчастья, неудачи и срывы, они любят свою профессию. Так выпало на их долю, и они выбрали этот путь. На этом пути испытываются на прочность убеждения. Руководит ли художником высшая цель или корыстная, тщеславие, жажда денег, подлинное и поддельное, вечное и сиюминутное. Только этим и различаются пути. Важно, что сам для себя определил тот или иной художник. Он сам выбирает и несет свой крест.

И еще я подумал вот о чем: разве человеку, действительно счастливому, может прийти в голову заниматься искусством? Будь у каждого из нас хорошая жизнь, неужели бы мы нуждались в искусстве? Когда настоящее нам больше ничего не дает, мы начинаем придумывать собственный мир. Не в нашей власти перестроить мир, как нам хочется, но у нас есть богатейшие возможности свободной творческой игры. Помните, как в детстве каждый из нас мечтал стать кем-то поочередно: плотником, машинистом, капитаном дальнего плавания, космонавтом. Потом, наконец-то став взрослыми и выбрав себе по душе профессию, которая и становится единственной на всю жизнь, мы об остальных забываем. Могу сказать с полной уверенностью, что только профессия художника – моя профессия – может на протяжении всей жизни восполнять любые детские мечты. Оставаясь наедине с холстом, я могу доверить ему все свои фантазии. Только здесь я могу быть одновременно и капитаном дальнего плавания и космонавтом; посещать далекие и невиданные страны, опускаться в морские пучины и бороздить воздушные пространства. Чтобы совершить все это в действительности – одной жизни не хватит!

Художник создает свой мир, в реальность которого, в случае таланта и удачи, он может убедить и других людей. Говорят же, что в Лондоне туманов не было, пока не появились «Лондонские туманы» на картинах Клода Моне. Как в любой работе, так и в работе художника, важен конечный результат. И поэтому художника оценивают не потому, что он говорил о себе, и не потому, что о нем говорили другие, – а по тому, как он написал.

Ну вот, кажется, подошел к концу еще один день, а я так и не принялся за картину. Ни один мазок не испортил сегодня белизны холста, но наступит утро, и я знаю, вечный соблазн творчества снова не будет давать мне покоя. Будет вновь манить, вдохновлять, пугать…

_______________________________

Юрий Резник