Образцов Иван Юрьевич − поэт, прозаик, публицист, член Союза писателей России. Творческий путь начал с публикации стихов в газете «Молодёжь Алтая». Вёл молодёжную литературную студию при ГДК г. Бийска. Основал (совместно с поэтами Дмитрием Щербаковым и Дмитрием Грассом) закрытое поэтическое сообщество «СиняяСобакаРА», став в нём председателем. Неоднократно участвовал в официальной делегации Всероссийских Шукшинских дней на Алтае. В настоящее время редактор отдела «Молодая литература» (альманах «Огни над Бией», официальное издание Бийского отделения Союза писателей России).

Часть 1.

Гимн и обвинение поэзии.

Разнообразие внешних форм товаров, пестрота их, но однообразие содержания – лучше всего характеризует здесь и сейчас, то есть сегодня, то есть современную реальность.

В конце концов, всё разнообразие услуг, товаров, политических партий имеет своей основной целью скрыть в пестроте форм всегда однообразное содержание, точнее, однообразие основной идеи или побуждения – извлечение выгоды/прибыли любого характера, не только материальной.

В этом смысле поэзия всегда есть метод борьбы изнутри, как то, что традиционно не продаётся.

Действительно, художнику либо скульптору недостаточно озвучить идею – идею необходимо материализовать в объекте искусства, а объект материализованный − вполне продаваем. Разумеется, данные рассуждения имеют статус общих и, скорее, ближе к роду софизмов, однако…

Художник и скульптор являются не только генераторами идей объекта искусства, но и теми, кто превращает идею в объект материальный, то есть художник и скульптор – сами производители.

Музыкант вполне претендует на роль агента борьбы, но отсутствие текста делает музыку орудием борьбы стихийным, несемантическим (в определённой степени), что, в свою очередь, усложняет расшифровку послания, делая это послание всеобщим и, одновременно, размытым. Музыка универсальна и обращена к человечеству, но не к конкретному человеку.

В чём же тогда преимущество поэзии? Во-первых, поэзия сама по себе является звуком, что даёт ей возможность отнять у музыки главное преимущество перед другими видами искусства – звучание. Решающим оказывается «во-вторых» − во-вторых, поэзия, как в своё время заметил Иосиф Бродский, искусство безнадёжно семантическое. Причём кажущееся ограничение среды влияния текста на носителей языка, того, на котором говорит поэт, становится отдельным преимуществом. Музыка как голый звук звучит одинаково для носителей любого языка, поэзия же нуждается в переводе, а при переводе часто приобретает новые смысловые аллюзии, которые зависят от особенностей культуры народа, на чей язык осуществляется перевод.

Теперь вернёмся к тезису о том, что поэзия всегда есть метод борьбы с однообразным содержанием, другими словами, с тавтологией. Если извлечение прибыли/выгоды от вовлечения человека в разного рода процессы и создание (как производная) массовой культуры – это традиция тавтологии, то традиция поэзии – борьба с тавтологией внутри каждого отдельного человека. Роль каждого отдельного поэта не только различна, но индивидуальна, как бывают индивидуальны разнообразные формы стихов. Различие ролей поэтов – это разнообразие, грубо говоря, отделов внутреннего мира и разнообразие чувств человека, его переживаний и страстей. Более того, поэт не производит книги − для того, чтобы донести идею, поэту достаточно голоса, данного ему самой природой, а все специальные приспособления – суть множители либо объекты будущего копирования. В чистом виде продукт деятельности поэта – умозрительные, даже чувствозрительные идеи, которые влияют на человека ещё не будучи заключёнными в объект продажи – в книгу.

Также стихотворение можно дословно воспроизвести наизусть, в отличие от той же музыкальной мелодии. Стоит заметить, что максимально дословно воспроизвести мелодию наизусть легче и проще при наличии к ней стихотворного текста.

Теперь остаётся уточнить один из главных вопросов о поэзии – зачем, зачем она нужна человечеству в практическом смысле? Здесь самое время вспомнить о том, что продукт деятельности поэта – идея. Как известно, для генерации идей – новых, свежих, заманчивых – необходимо иметь нестандартный, нешаблонный взгляд на вещи и явления, в общем, необходимо быть в большей или меньшей степени личностью творческой, поскольку главный двигатель исторических прогрессов – это открытие. Знаменитое «эврика!» имеет статус озарения, озарение же синонимично откровению в частом симбиозе с интуицией. Разум лишь упорядочивает слова и мысли, что текут по новому руслу, пробитому этим самым «эврика!»

Все великие люди – и добрые, и злые гении – были людьми с нестандартным мышлением, то есть с явно выраженной частью внутреннего «Я», которое движет всеми поэтами. В какой-то степени все великие люди были поэтами (кстати, многие даже пописывали стихи).

Кто сказал, что поэзия прекрасна, тот сильно заблуждался, так как поэзия, прежде всего, разнообразна и не ограничена рамками стихосложения, а кроме полевых цветов вполне может рассказать и о цветах зла. Идеи, сгенерированные поэтической частью сознания, могут стать картиной, скульптурой, музыкой, рифмованным текстом, но также могут стать и нестандартной агрессивной или мошеннической стратегией. Поэзия занимается созданием мифов и несёт в себе мошенничество изначально − написать можно не только прекрасный миф, но и миф ужасный. Качество любого поэтического мифа, то есть любого мифа вообще, зависит от мотивации пишущего.

То, что будет сказано сейчас в заключение, есть затасканный штамп, но вышеизложенное позволяет взглянуть на этот штамп под другим углом зрения. В конце концов, никто не отменял возможности обретения дополнительных смыслов в избитых утверждениях.

Итак, господа поэты разного рода, пожелаю вам одного, чтобы вашей главной мотивацией была, пускай мучительная и невозможная, но любовь.

Часть 2.

Точка сборки.

Точка сборки не сместилась, а всего лишь сместились полюса. Компас больше не укажет вам севера, компас вообще стал неактуален. Компас предыдущего или предыдущий компас − понимание направления в плоскости. А сознание стало объёмным и с этим нужно жить. Произошло то, что и должно было произойти − водопроводная вода стала чище речной, любовь измеряется количеством средств предохранения от нежелательной беременности.

Нежелательной. Такова поэзия современности в отсутствие свободы и по причине нерентабельности. Нет, само собой всегда найдутся те, кто сделает из этого бизнес, политику, религию. Но так было всегда, причём тут поэзия? Отсутствие нового под солнцем − это ли не правда жизни?!

Кстати, всё ведь происходит в городах, в тех самых городах, к которым так стремилось человечество. Что же есть в средоточии мечты? Башни, одни башни. И чем выше, тем, если хотите, принципиальней, законодательней. Москва, Нью-Йорк, Токио, Пекин − современные Вавилоны. Законодатели. Заметьте, законодатели! И не важно − чего. Смешение языков, ментальных полей − эклектика общемирового сознания, порождающая безликость.

Спасёт ли мир красота? Может, мир спасёт любовь? Спасёт ли? Да и вообще, что за постоянное желание спасения? До тошноты точное − от себя не убежишь. Вечное стремление куда-то, вовне. Поиски жизни во Вселенной, что это? Может, хочется найти тех, кто лучше нас? Кто лучше устроился в креслах. Найти, отнять и искать дальше? Типичная психология вируса. Вируса, наделённого такой неуместной совестью… А совесть кричит об освобождении. Освобождении мира от себя. Вот они, вечные ожидания конца света − это всего лишь крики совести.

Освобождение. Поэзия освобождает. Поэзия, как выламывание чёрных камней из души. Время не бросать камни, но собирать, чтобы потом бросить и создать иллюзию освобождения.

Камни. Камни в виде скал и пляжного песка, камни в виде первобытных пещер и суперсовременных железобетонных небоскрёбов. Камни были, есть и будут − они вечны. Как Бог. Каменное язычество − лишь попытка передать знаки Бога, Его монументальность. Минеральная божественность. Гений, как алмаз в руде человечества. Цинично, но честно. Люди почему-то боятся быть честными.

Мы поняли древнюю каменность Бога по своему, по-человечески. Потому что все мы грешны. Потому что нет нам прощения. Оставив в покое гениев, мы вернулись к камням. Минеральная божественность проникает везде, она всепроникающа. Божественные знаки переселёны из каменных истуканов в уши и на шеи красоток, причём давно, причём почти с самого начала. Ведь бриллианты каменны. Мужчины тоже любят богов, мужчины любят носить их знаки на своих пальцах, мужчины любят это делать, мужчины любят. Мы расширили воплощения Бога, соединив камень с металлом. Мы увидели, что это хорошо. Мы воскликнули − это ли не поэзия! Божественная, минеральная, металлическая поэзия. Золотой, серебряный – кто следующий, бриллиантовый? Почему мы должны идти на снижение ценности, отчего бы не повысить планку?

Может наш век просто прохладный? А что? Прохладный век российской поэзии, почему бы и нет.

Нет, нас это не устраивает, мы хотим быть не хуже, мы даже хотим быть лучше, ведь, воистину, лучшие друзья − это, конечно же, бриллианты!

Иван Образцов