Двадцатый номер ежегодника «Коломенский альманах», вышедший в 2016 году, на мой взгляд, получился достаточно интересным. Чувствуется, что редакция постаралась наполнить его качественными произведениями. Меня как прозаика конечно в большей степени заинтересовал раздел прозы.

Наибольшее впечатление на меня произвела мемуарная повесть нашего бывшего земляка, Владислава Леонова, «О войне, о родне, обо мне». Автор так живо описал своё детство, пришедшееся на тяжёлые и трагичные годы Великой Отечественной войны, что читатель в моём лице буквально пережил все радости и невзгоды, выпавшие на долю юного героя повести. Надеюсь, что редакция альманаха и в следующих его номерах порадует читателей произведениями Владислава Леонова.

Рассказ Сергея Швакина «Пядь земли», несмотря на изображение проблем в жизни ветерана Великой Отечественной войны Николая Ивановича Фролова, после прочтения не оставляет чувства горечи. Да, так вышло, что немецкий ветеран Второй мировой войны Курт Мюллер в материальном плане живёт, судя по всему, лучше Николая Фролова. Но именно немца все эти прошедшие с конца войны десятилетия гложет, не даёт покоя загадка: как так получилось, что германские войска, видевшие уже в бинокли звёзды на башнях московского Кремля, вдруг повернули назад? И вот Курт Мюллер уже в наши дни приехал туристом сюда, в Подмосковье, где когда-то воевал, чтобы задать мучивший его вопрос русскому солдату, Николаю Фролову, с которым они в лютую зиму 1941 года сошлись в смертельной битве за Москву. И бывший старшина стрелковой роты Николай Фролов, ни на минуту не задумавшись, ответил немцу: «Вы в 41-м зачем пришли? Жизни наши брать? А мы свою пядь земли защищали, за нами правда была!»

И точно так же, как в 41-м, Николай Иванович уже в наши дни защищает пядь родной земли в виде сотки, почему-то вдруг оказавшейся по документам землемеров лишней. И пусть эта сотка земли не очень-то и нужна давно живущей в городе дочери, но Николай Фролов твёрдо стоит на том, что, как в песне поётся: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». И не отдаёт! А потому весь рассказ оставляет позитивное впечатление.

Остальная проза в альманахе не стоит того, чтобы о ней говорить. В том числе и тексты традиционно приглашаемых «варягов» в лице редакторов и прочих сотрудников московских журналов и газет. Однако, учитывая юный возраст Маргариты Луканичевой (18 лет), можно сказать, что её рассказ «Балетные туфельки» написан очень неплохо.

Хорошо, что редакция «Коломенского альманаха» поздравила с семидесятилетним юбилеем и даже формально вновь записала в свои ряды коломенского писателя Николая Васильевича Бредихина. Жаль, что одновременно она не опубликовала хоть что-нибудь из его богатого творческого наследия. Главному редактору альманаха Виктору Семёновичу Мельникову прекрасно известно, что Николай Бредихин пишет не только «крупную форму», но и рассказы, эссе, а также стихи. Поэтому фраза в адрес юбиляра: «Когда же наш автор вспомнит о жанре рассказа и даст в альманах своё очередное произведение?» — является явным лицемерием, если не издевательством. В конце концов, что помешало редакции опубликовать хотя бы отрывок из какого-нибудь романа Николая Бредихина вместо тех же сереньких текстов столичных «варягов»? В предыдущих номерах «Коломенского альманаха» публиковались отрывки из романов Михаила Маношкина «Человечность», Эрнста Малышева «Двойник-убийца», Василия Яна «Батый», Владимира Соловьёва «Метания души», печатались отдельные главы из книги Романа Славацкого «Мемориал». Так что, прецеденты были, и редакция, если бы захотела, вполне могла бы опубликовать несколько глав из какого-нибудь романа Николая Бредихина. У него их вышло в канадском издательстве, насколько я знаю, уже более пятнадцати, а в родной Коломне только один, да и тот шестнадцать лет назад.

Кстати говоря, политика редакции «Коломенского альманаха» в области публикации отрывков из больших произведений тоже вызывает вопросы. Можно понять, когда в альманахе публикуется отрывок из романа, который либо уже вышел отдельной книгой, либо готовится выйти. В этих случаях читатель журнала имеет, по крайней мере, теоретическую возможность найти и прочитать роман целиком, если его заинтересовал отрывок. Но вот публикация отрывка из рукописи, издавать которую целиком никто даже не планирует, на мой взгляд, является разновидностью садизма в отношении читателя. Я говорю сейчас о напечатанном в прошлом девятнадцатом номере альманаха, отрывке из неизданного романа Владимира Соловьёва «Метания души». Если роман плох, зачем публиковать из него отрывок? А если роман хорош, что мешает напечатать его целиком?

Но гораздо хуже, когда публикуются явно «сырые» поделки, автор которых и сам не знает, что и о чём он, собственно говоря, собирается написать. Роман Славацкий (Гацко), являющийся Заместителем главного редактора «Коломенского альманаха», вновь «порадовал» читателей очередной порцией махровой графомании, которую почему-то в литературных кругах города упорно выдают за некий «коломенский текст». В двадцатом номере ежегодника напечатан «рассказ» Романа Славацкого «Прогулка». Я взял слово «рассказ» в кавычки, потому что текст, обозначенный данным вполне конкретным термином, по сути, рассказом не является.

Во-первых, чтобы понять, кто в нём действует, необходимо предварительно прочитать другой «рассказ» Славацкого под названием «Заколдованный дом». А он, между прочим, напечатан даже не в прошлом, а в позапрошлом, восемнадцатом, номере «Коломенского альманаха», то бишь — два года назад, и, кстати, тоже не является полноценным рассказом.

Во-вторых, в обоих текстах Славацкого отсутствует конфликт, то есть то, о чём пытается рассказать читателю автор. И в «Заколдованном доме», и в «Прогулке» читатель видит ряд странных эпизодов и только.

Чтобы не быть голословным, постараюсь вкратце объяснить суть проблемы.

Рассмотрим «Заколдованный дом». Некий Роман Рабинович, работающий в коломенском краеведческом музее, расстроен тем, что кто-то убил двух старушек, проживавших в так называемом «Заколдованном доме». На самом деле это – обычный дом, но Рабинович называет его «Заколдованным», потому что, как пишет автор: «Какая-то мистическая энергия, некая мрачная тайна чувствовалась в этом особняке». Вот и понимай, как хочешь: толи Рабинович «чувствовал» исходящую от дома «мистическую энергию», толи «мрачную тайну», толи и то, и другое разом, но в последнем случае автору следовало бы применить глагол «чувствовались». Но вскоре Рабинович вдруг ощутил, что его распирает ещё более сильное чувство:

«Мучительно захотелось пива. Казалось, сама Коломна нежно шептала сентябреющей золотистой листвой: «Выпей, выпей… Всё пройдёт…».

Роман Славацкий считает себя лучшим поэтом Коломны, поэтому любит украшать свои тексты различными «красивыми» словосочетаниями типа «сентябреющая золотистая листва», «самые старые старожилки», «шуршит негромкий голос» и т.п. Меня особенно впечатлила фраза: «В мёртвом лице «десантника» было что-то звериное, как у дохлого леопарда». Эти дохлые леопарды встречаются у нас в Коломне буквально на каждом шагу, так что напрягать воображение не приходится. Но не будем сейчас об этом.

В пивнушке Рабинович знакомится с неким «гоблином» по имени Василий Кузьмич Мазякин, и тот открывает Роману тайну:

«В течение многих веков здесь, в городе, живёт и охраняет его – народ Подземных мастеров. Или подземники, как мы сами называем себя для краткости. Как раз нашими трудами вырыты подземные галереи – целый город, сокрытый от глаз людей».

Кстати, что именно, помимо рытья подземных галерей, делают Подземные мастера, ни в первом, ни во втором «рассказе» автор не уточняет. Зато кроме подземного города, оказывается, существует ещё и какое-то «параллельное пространство», и читателю трудно понять, зачем подземники рыли под Коломной подземные галереи, если они живут в параллельном мире? Но вернёмся в пивнушку, где «гоблин» объявляет Роману Рабиновичу, что у того, оказывается, имеется некий дар:

«Ретроспективное зрение. Как бы это объяснить?.. Способность реконструировать прошедшие события в зримых образах. У подземников это тоже встречается, но крайне редко. Во всяком случае, в моей конторе, среди моих коллег таких специалистов нет. Да не удивляйтесь вы! У нас всё как у вас; Комитет безопасности тоже есть. Куда же без него? Порядок везде должен быть. Я начальник особого отдела, подполковник Мазякин».

Кстати говоря, по отдельным ремаркам читатель может догадаться, что действие в «рассказе» Славацкого происходит во времена горбачёвской перестройки. А вот возраст и внешность Романа Рабиновича автор почему-то оставил в тайне. Упомянул только то, что тот – еврей, и сестра называет его «черноглазеньким кудряшом и другими подобными именами». Честно говоря, я не смог догадаться, о каких именно «других подобных именах» идёт речь, тем более, что словосочетание «черноглазенький кудряш», строго говоря, именем не является.

Итак, подполковник Мазякин и Рабинович ночью проникают в «Заколдованный дом», и там путём нехитрых манипуляций «гоблин» активирует у Романа дар «ретроспективного зрения»:

«Он что-то сделал с моей головой. Во-первых, пощёлкал пальцами обеих лягушачьих рук у меня перед носом. А во-вторых, вознёс правую ладонь над моей макушкой. От всех этих манипуляций в глазах у меня помутилось, как у того матроса из песни, который «на палубу рухнул; сознанья уж нет».

Откуда подземники узнали о даре Рабиновича, если он сам о нём даже не подозревал, автор не объяснил. Однако Роман и телепатически связанный с ним Мазякин «увидели», кто и как убил бедных старушек:

«Кто-то в чёрном, какой-то демон в форме, похожей на армейскую, бледный, как смерть, замахивался рукой в чёрной кожаной перчатке. Чёрные зрачки его выделялись на фоне белков с прожилками, такими красными, что казалось – они вот-вот лопнут. Он бил по щекам старуху, похожую на жабу. Грязно-серые волосы её разметались, пряди прилипли к мокрому лбу, из глаз лились слёзы.

В углу ещё двое «десантников» били кого-то ногами, обутыми в тяжёлые армейские ботинки.

Демон продолжал мерно осыпать старуху пощёчинами, то и дело выплёвывая тонким ртом:

— Где зелёный камень?! Где зелёный камень?!»

Вроде бы автор описывает внешность «демонов», но картинка не складывается. Что такое «чёрная, похожая на армейскую форма»? И как выглядят «десантники», обутые в тяжёлые армейские ботинки»? Речь, повторю, о временах перестройки. Все трое одеты одинаково, или «демон» не так, как «десантники»?

«Старуха, похожая на жабу», стояла, сидела, лежала (где, на чём)? Рабинович, по его словам, ранее общался с этими убитыми старухами, и должен бы узнать хотя бы «похожую на жабу», раз уж разглядел и прилипшие ко лбу «грязно-серые волосы» и льющиеся из глаз слёзы, но имени её он не называет. Да и к чему автору заморачиваться с этими подробностями, раз уж история Заколдованного дома практически закончилась. Убийство раскрыто, и на первый план выдвигается загадочный артефакт – «зелёный камень», который Рабинович мгновенно находит в клубках ниток для вязания. Что же это за камень, из-за которого не только «демоны», но и сам подполковник Мазякин готовы убить «хоть двести человек»?

 «Видите ли, Рабинович, мы сами пока не вполне ясно представляем себе структуру этого объекта… Он энергетически очень мощен. Настолько мощен, что способен, пусть и совсем узко, точечно, изменять время. Если достаточно долго всматриваться в него, то можно виртуально путешествовать в прошлое. Это не иллюзия, понимаете? Ты видишь реальные вещи или события, которые происходили, например, триста или четыреста лет назад. Правда, этот артефакт опасен. Опасен! Если глядеть в него слишком долго (а оторваться от созерцания почти невозможно), то человек получает необратимые изменения психики. Сходит с ума, проще говоря. Поэтому с Камнем всегда работали не меньше трёх человек. Один визионировал, а двое следили за визионёром, чтобы тот не спятил».

Однако, на законный вопрос Рабиновича, как такой важный артефакт попал к убитым старушкам, и что за «демоны» за ним охотились, Мазякин дал довольно странный ответ:

«Подземные мастера – цивилизованный крещёный народ. Да, да, не изумляйтесь – крещёный. Но есть одна ветвь, остающаяся… своего рода троглодитами. Они до сих пор поклоняются тёмным силам и практикуют кровавые жертвоприношения. Мы с ними боремся, но полностью искоренить эту язву не получается. Так вот: для «тёмных» этот кристалл был очень важен, он подпитывал их квазирелигию, их примитивный магизм. И когда сто лет назад Камень пропал, решили, что он захвачен «тёмными». Но, в конце концов, стало понятно, что это не так. Неясными до сих пор путями Камень оказался в семье, жившей на Дворянской. Семья эта, конечно же, выродилась: видать полюбовались Камушком… Остались только две эти ведьмы, связанные дальним свойством с потомками вымершего рода.

И тут мы заметили странную возню вокруг «заколдованного дома»… А уж когда произошло убийство, и одновременно с ним активировалась «кротовая нора», стало ясно, откуда уши растут. И мы решили обратиться к вам. Оставалась слабая надежда, что старухи не представляли, чем владеют, а значит и не смогли бы они отдать то, о чём не имеют понятия».

В этом «объяснении» я вижу несколько загадок.

Во-первых, кто, когда и где крестил подземников, обитающих в параллельном пространстве? Ответа нет, и не будет.

Во-вторых, каким образом Камень пропал? Ответа нет, и не будет.

В-третьих, что же делает артефакт: позволяет «точечно (это как?) изменять время», «виртуально путешествовать во времени» или «подпитывать примитивный магизм» (а это что за зверь?) «тёмных»? Ответа нет, и не будет.

В-четвёртых, каким образом «тёмные» узнали, что артефакт находится у старушек? Ответа нет, и не будет.

В-пятых, что за «странную возню» вокруг Заколдованного дома заметили люди Мазякина, и каким образом они это сделали? Ответа нет, и не будет.

В-шестых, каким образом подземники «активируют» «кротовые норы» в параллельное пространство? Ответа нет, и не будет.

В-седьмых, каким образом «крещёные подземники» искореняют языческую «язву» «тёмных», остающихся верными их древней религии? Здесь можно предположить (автор ответа не даёт), что идёт многовековая кровавая братоубийственная война на уничтожение «неверных» и «еретиков». При встрече и те, и другие немедленно палят друг в друга из так называемых «огнемётов», внешне похожих на автоматические пистолеты, но стреляющих «сжатыми шаровыми молниями. Очень эффективное оружие: действуют практически бесшумно и почти не оставляют следов. Дальность, правда, совсем невелика, но в ближнем бою эти железки незаменимы».

Когда тема «зелёного камня» иссякла ввиду его находки Рабиновичем и немедленной передачи подполковнику Мазякину, автор явно перестал понимать, о чём ему теперь писать. Завязка вроде бы сделана, обозначены действующие лица, но что же всем им делать дальше? И раз уж ничего иного автору в голову не приходит, он принимается «лить воду», пытаясь более подробно рассказать читателю о «подземниках», ответить на некоторые неизбежные вопросы.

Мы узнаём, почему «подземники», внешне неотличимые от людей, «тихарятся», как выразился Рабинович, не перебираются массово в наш мир из своих подземелий и параллельного пространства. Вариант ответа номер один таков: оказывается, что это может вызвать «необратимые физические изменения», в том числе, например, землетрясение. Никаких катаклизмов не происходит лишь потому, что присутствие подземников в нашем мире минимально. Рабиновичу объяснили:

«Но если сюда хлынет орда людоедов, мало не покажется. Ведь Камень нужен был темникам не для виртуальных путешествий. Они собирались использовать его энергию для тотального проникновения. Тогда вся Коломна превратилась бы в одну сплошную «кротовую нору». Наша миссия в том и состоит, чтобы держать границу».

Но, как мы знаем, подземники и без «зелёного камня» легко проникают в наш мир и даже зверски убивают людей. О какой тогда «границе» речь? Где прошли трое, там пройдут и тысячи! Так что ответ номер один вызывает большие сомнения в его правдивости.

А теперь прочтите следующее откровение подземника Рабиновичу, которое вполне можно принять за ответ номер два:

«Когда-то мы царствовали на этих просторах! Но люди нас вывели… Пришлось прятаться в параллельный мир и под землю. Так что среди нас немного найдётся тех, кто хотел бы сюда вернуться. Там, у нас, гораздо комфортнее. Позднее вы это поймёте».

Вот так у Славацкого всегда: любой ответ на вопрос таков, что вместо удовлетворения любопытства спрашивающего вызывает новые вопросы! Кто эти подземники, царствовавшие до людей «на этих просторах»? Что автор подразумевает под «просторами» — Коломну или что-то более масштабное? Как люди «вывели» подземников? Воевали с ними? Тогда должно остаться человеческое название подземников. Знаем же мы печенегов, половцев, скифов и названия иных исчезнувших народов и племён. Да и сами подземники как-то называли себя до того, как люди их «вывели» в параллельный мир! И если там у них «гораздо комфортнее», а война на уничтожение с «тёмными» не прекращается, то зачем «держать границу»? Пусть «демоны» массово мигрируют назад, «на эти просторы», и тогда жизнь подземников станет не только комфортна, но и безопасна! Землетрясения начнутся? Вы уверены? А почему их не было, когда подземники массово ушли в параллельный мир? Да и какое дело подземникам до нас, людей? Так что, как видите, и ответ номер два тоже доверия не вызывает. Вспоминается незабвенный Аркадий Райкин: «Вы хотите поставить меня в тупик вашими вопросами? Так я вас поставлю в тупик моими ответами!»

Фантазия автора явно буксует, а «рассказ» надо как-то заканчивать. Но как? А пусть теперь «демоны» устроят охоту на Рабиновича! Зачем им это? Ну, допустим, им очень хочется о чём-то спросить у этого рядового сотрудника коломенского краеведческого музея. О чём спросить? Да какая разница! Может, они хотят не спросить, а убить? Нет, уверен подполковник Мазякин: сначала обязательно надо допросить. Так что, Рабиновичу бояться нечего, тем более, что его теперь будут охранять два сотрудника из службы «потусторонней» безопасности.

Так проходит месяц: «демоны» следят, подземники охраняют. Но однажды, когда Рабинович после трудового рабочего дня заперся в музее, чтобы «раздавить» со своим охранником по имени Петя Кирдяпкин бутылку водки, раздался звонок.

«В телефонной трубке зашуршал негромкий мазякинский голос:

— Роман, добрый вечер. Я стою у бокового входа в храм. Откройте мне, пожалуйста».

Ещё раз напоминаю, что действие происходит во времена правления Горбачёва. Музей тогда находился в помещении храма на территории бывшего кладбища. То есть, подполковник стоит у входа в музей, где конечно никаких телефонов-автоматов нет, но тем не менее каким-то загадочным образом умудряется позвонить Рабиновичу!

Мазякин входит в музей и под водочку(!) излагает такой план:

«Вот что, Рабинович. Настал некий момент истины. Сейчас на кладбище вас ожидают трое темников. По всему видно, что есть у них намерение вас похитить и допросить с пристрастием. О чём они собираются с вами беседовать, не так важно. Гораздо важнее, что нам это не нравится. Мы устроили контрзасаду. Сделаем так. Сейчас я выйду через боковой вход. Вы сдадите музей на пульт и вместе с Кирдяпкиным выйдете через главный вход и закроете музей. Не думаю, что они начнут во время закрытия. Вам позволят немного отойти и нападут именно тогда. И тут вступим мы».

И, как вы понимаете, план блестяще реализуется. Даже несмотря на то, что «хитроумный» подполковник Мазякин, рискуя быть узнанным «темниками», которые наверняка знали такого врага в лицо, зачем-то вошёл в музей (видимо, по мысли автора, тайно) и через пару минут вышел. И сидящих в засаде «темников» эти обстоятельства ничуть не обеспокоили. Наверно, читатель должен предположить, что «темники», целый месяц следящие за Рабиновичем, в решающий момент втроём наблюдают только за главным входом в музей, совершенно упустив из вида, что у здания есть и боковой вход. По крайней мере, автор ничего подобного не пишет. А если всё же «темники» следят за всеми выходами из музея? Зачем было полковнику идти на риск обнаружения «темниками» своего присутствия на месте засады, если он всё мог объяснить Рабиновичу по телефону? Кто в данной ситуации тупее сибирского валенка: Мазякин или темники? Впрочем, народ давно подметил, что «выше головы не прыгнешь», и персонаж никак не может быть умнее автора, его создавшего.

Итак, трое «темников», устроивших засаду на Рабиновича, убиты. Подполковник Мазякин уверен, что в дальнейшем ни слежки за Рабиновичем, ни попыток его похищения не будет. На чём основана эта уверенность, автор не объясняет. Ну не описывать же ему опять, как за Рабиновичем вновь следят и пытаются похитить ещё раз! Проще устами Мазякина твёрдо провозгласить, что повторных попыток не будет, и нечего читателям сомневаться в этом. Музейщика Рабиновича, конечно, окончательно завербовали и официально приняли в доблестные ряды сотрудников отдела, возглавляемого подполковником Мазякиным, выдали соответствующее удостоверение, предупредив, что его «никому нельзя показывать», и поставили на довольствие.

«В общем, всё наладилось», — с удовлетворением отмечает Рабинович. — «Изредка заглядывал Петюня. Мы с ним весело перемигивались, он заставлял меня расписаться на помятом бланке и вручал аванс или зарплату, которые превышали мой музейный оклад раз в пять».

На этой оптимистической ноте «рассказ» Романа Славацкого наконец был завершён. Совершенно очевидно, что такой финал подразумевает продолжение, иначе возникает законный вопрос: зачем подземникам платить зарплату Рабиновичу? Однако напрашивается и более важный вопрос: зачем подземникам сам Рабинович с его «ретроспективным зрением», если у них теперь вновь имеется «зелёный камень»?

Но, как я уже показал ранее, автору безразличны возникающие у читателя вопросы. И даже если он всё же пытается на них отвечать, то его разъяснения только ещё больше всё запутывают, вызывая лавину новых вопросов. А это свидетельствует, что автор «выдал на гора» откровенную халтуру, поленившись тщательно продумать все детали описываемого им фантастического мира.

Публикуя в «Коломенском альманахе» «сырой» текст с названием «Заколдованный дом», Роман Славацкий, очевидно, не представлял, о чём писать далее, и ему понадобилось два года, чтобы придумать продолжение приключений музейщика Ромы Рабиновича. И вот не менее «сырой» и столь же графоманский текст под названием «Прогулка» был напечатан в юбилейном двадцатом номере «Коломенского альманаха» в 2016 году.

На этот раз название почти полностью соответствует содержанию. Полгода сексота (секретного сотрудника) Романа Рабиновича никто не беспокоил: ни темники, ни начальство в лице подполковника Мазякина. Петя Кирдяпкин регулярно приносил музейщику зарплату, а заодно обучил обращению с «огнемётом» и защите от телепатической прослушки, постоянно применяемой подполковником. Как пишет автор от лица Рабиновича:

«… такая защита хорошо помогала не только от Мазякина, но и от обычных наземных сограждан. Теперь коломенцы, да и не только коломенцы могли сколько угодно шипеть на меня и даже материться: я спокойно взирал на них, не шевеля ни единой фиброй своей загадочной еврейской души».

Я не знаю, сколько фибр в загадочной еврейской душе, но все фибры моей русской души трепещут от восхищения, хоть я и не умею ни одной из них шевелить! Ведь теперь сексот Рабинович умеет не только защищать свои мысли от телепатической прослушки, чему его учил Петя Кирдяпкин. Он отныне не воспринимает и направленные в его адрес ругань и мат обычных людей, чему его Петя Кирдяпкин не учил. Легко понять, почему применение Рабиновичем этой защиты заставляет Мазякина возмущённо бурчать, «морщась всеми своими морщинами».

Кстати, о морщинах. Как я уже говорил, «лучший поэт Коломны», Роман Славацкий», не устаёт нас радовать литературными «красотами» и метафорами, которые, очевидно, по мнению редакции «Коломенского альманаха» не имеют ничего общего с графоманией. Меня же несколько смущают подобные выражения и фразы. Мало того, что Мазякин «морщится морщинами», автор ещё старательно уточняет, что морщится подполковник именно своими морщинами, а не чужими, и обязательно всеми, а не какими-то конкретными. А так как, по неоднократному утверждению автора, подземники – не люди, поди угадай, где там у подполковника Мазякина находятся те морщины. А смысл некоторых фраз я вообще не могу понять! Взять хотя бы, например, эту:

«От улицы он (храм – С.К.) отделялся своеобразной впадиной, обсаженной тополями».

Или как понять такие перлы:

«… по висячим переходам вступал в свой домовый храм Иван Великий с монументальной женой».

«Кряхтя и бормоча про себя тихие мордовские ругательства».

«… вдруг почувствовал, как левая рука заныла, точно в неё вцепились когти сфинкса»

«Мазякин стоял на перекрёстке, неподвижный, как варан, ждущий к ужину легкомысленного теплокровного зверька».

«Мазякин сосредоточился и пошёл вперёд, крадучись, точно дикий кот на охоте».

Автор явно злоупотребляет «звериными» сравнениями. Неужели этот подполковник Мазякин встал на четыре лапы? Или дикий кот, по мнению Славацкого, встаёт на задние? А кто из вас испытал на себе когти сфинкса? И я не уверен, что варан ждёт кого-либо «к ужину». А если всё же ждёт, то чем он собирается гостя угощать? Или варан всё же ждёт зверька не «к ужину», а «на ужин»? Сплошные загадки!

Итак, рассмотрим фабулу «Прогулки».

Утром одного майского дня на скамейке в сквере встретились Мазякин и Рабинович. Подполковник пригласил своего сексота на некую «рекогносцировку». Перед тем как пройтись по старой Коломне, Мазякин спросил Рабиновича:

«Огнемёт захватили?

— Угу. Портативный, на три заряда. Я его сзади засунул, за пояс.

— Какого хрена?! – вскипел Мазякин, поднимаясь – и я поднялся вслед за ним. – Когда я, наконец, приучу вас ходить на задания со стандартным оружием?

— Десятизарядный слишком тяжёлый, – оправдывался я, переходя улицу вслед за Мазякиным и направляясь к Ямской башне, – надо кобуру надевать подплечную, а значит, и пиджак, а я тогда подохну от жары».

Эту цитату я привожу как наглядный пример того, как автор обращается с важными для повествования деталями.

Во-первых, он не даёт описания, во что одеты персонажи. Мы только знаем, что Рабинович пришёл без пиджака, засунув «огнемёт» сзади за пояс, где его, наверно, никто не увидит, и откуда он не может выпасть.

Во-вторых, по ходу повествования автор упоминает три вида кобуры: плечевую, подплечную и наплечную, и читатель должен сам догадаться, какие между ними отличия. Или речь всё же идёт об одном и том же изделии?

После прогулки по коломенскому кремлю, Мазякин отпустил Рабиновича, приказав тому явиться вечером к Воскресенскому храму. И вечером они проделали, видимо, тот же маршрут, но под землёй. Я предполагаю, что маршрут тот же, потому что, если иной, то на кой чёрт Мазякин с Рабиновичем днём шлялись по кремлю, проводя, по словам подполковника, «рекогносцировку»?

Словом, оба героя спустились в подземелье под Воскресенским храмом и убедились, что никто туда «не лазил, и уже довольно давно». Мазякин включил фонарик и подвёл Рабиновича к началу длинной сводчатой галереи. Автор пишет:

«Стены, пол и своды были выложены большемерным кирпичом. От них веяло стылым холодом».

После «морщинистых морщин» «стылый холод» уже не удивляет. Зато удивляют дальнейшие действия Мазякина:

«Он достал из бокового кармана пиджака потёртую пожелтевшую карту, пошуршал, потом сверился с компасом и молча махнул мне рукой».

Карты рисуют не для того, чтобы ими «шуршать». А уж ориентирование по компасу в подземной галерее вообще понять нельзя. Куда ещё там можно пойти, кроме как вперёд или назад? И зачем Мазякин машет Рабиновичу рукой? Ведь они стоят рядом!

Как бы там ни было, оба пошли по галерее и через какое-то время увидели развилку. Ни с картой, ни с компасом Мазякин здесь почему-то сверяться не стал. Ход налево оказался замурован, звук колокола из хода направо внушил обоим разведчикам такой ужас, что они «припустили прямо по коридору чуть ли не бегом». Никаких ответвлений больше не встретилось, и вскоре галерея упёрлась в «некую преграду»:

«Мы подошли ближе, и я увидел, что это старинная деревянная дверь, сплошь окованная стальными полосами. Несмотря на холод и сырость, никакой ветхости в материале не замечалось. Дверь словно окаменела от времени. С нашей стороны она была заложена брусом, и, судя по слою пыли, его давным-давно не снимали.

Мазякин поставил фонарь на пол и взялся за брус. Но как ни кряхтел подполковник, дерево не поддавалось. Я присоединился к Василию Кузьмичу, и мы-таки расшатали запор. Брус пошёл вверх. Мы сняли его и с глухим стуком прислонили к стене.

Мазякин взялся за кованую ручку и с видимым усилием открыл дверь. Тьма стыла за ней».

Теперь уже стынет и тьма. Как поэтично!

За дверью оказался коридор, разведчики потихоньку двинулись по нему, и Рабинович «включил» своё «ретроспективное зрение».

«И с каждым шагом сильнее нарастало у меня ощущение, что дело здесь нечисто. Две тёмные тени прокрались в моём сознании, и Мазякин тут же меня остановил.

— Я об этом догадывался! – с тоской прошептал мой начальник. – Я знал, что они сюда просочатся! И вот, пожалуйста… Они здесь были, значит, пытались пройти в галерею, из которой мы только что вышли. Однако им помешали. Не думаю, что деревянная дверь, пусть и окованная, их бы надолго остановила. Всё же что-то им помешало — не знаю, что, но догадываюсь».

Каков подполковник! В подземную галерею никто не проникал, дверь не открывал, а Мазякин и «знал», и «догадывался» (согласитесь, это не одно и то же), что темники «сюда просочатся». А вот откуда и куда «прокрались» две тёмные тени «в сознании» Рабиновича, знает только сам музейщик.

Разведчики пошли по коридору дальше и вскоре «оказались в каком-то закутке».

«Перегородка отделяла его от большой комнаты, откуда шёл свет и доносился бубнёж. Мазякин спрятал огнемёт, я тоже. Вслед за сим подполковник включил всё своё обаяние и вышел на свет с лучезарной улыбкой. И я за ним, разумеется.

Посреди комнаты, заставленной подрамниками и прочим художественным хламом, сидели за столом трое пьяных живописцев. Бородатые, облачённые в элегантно-бомжеватые обноски, они явно справляли некую печальную тризну, судя по стакану с водкой, поставленному на дальний угол дощатого стола. Стакан был накрыт ломтём чёрного хлеба».

В этой цитате есть несколько моментов, которые я хочу прокомментировать.

Во-первых, как ранее утверждал автор, Мазякин внешне выглядит столь мерзко, что не только Рабинович, но и подземники за глаза зовут его «гоблином». Поэтому меня несколько удивляет вдруг обнаружившиеся у подполковника «обаяние» и «лучезарная улыбка».

Во-вторых, мне трудно представить, что из себя представляют «элегантно-бомжеватые обноски», потому что я их никогда ни на ком не видел.

В-третьих, меня удивляет, что, по мнению Романа Славацкого, подрамник – это «художественный хлам».

Пьяные художники поминали своего товарища по имени Пётр, недавно умершего в этой комнате от отравления палёной водкой, о смерти которого, как оказалось, Мазякин уже знал. Ну как не вспомнить убитых старушек из «Заколдованного дома»! Странно только, что на этот раз подполковник начал проверку своих подозрений не с места преступления, а с подземелья.

Когда пьяные художники, наконец, ушли, Рабинович включил свой дар.

«Я совершенно отчётливо увидел залитую закатным солнцем комнату. За дощатым столом сидел относительно молодой художник, весёлый, кудрявый, с элегантной бородкой. Это был Пётр, которого мы сейчас поминали – только живой. Напротив него, сидели двое темников, похожих на людей, в защитной форме, и один наливал Петру водку в тот самый гранёный стакан, который сейчас стоял, накрытый куском чёрного хлеба».

Что, как говорится, и требовалось доказать. Опять убийство, но почему-то на этот раз замаскированное «темниками» под банальное в то время отравление палёной водкой. Мазякин без тени сомнения заявил Рабиновичу, что художник Пётр своим присутствием в этой мастерской помешал «темникам» взломать ту самую дверь в подземную галерею, что с таким трудом «мы сегодня разблокировали».

Может, подполковник и прав. Но у меня всё же опять появились к автору вопросы.

Во-первых, откуда Мазякин узнал о смерти Петра?

Во-вторых, зачем «темникам» убивать Петра, если можно его просто напоить до бесчувствия, усыпить, подмешав в водку снотворное или вырубить с помощью клофелина?

В-третьих, почему, убив Петра, «темники» не проникли в подземную галерею? Ведь они именно для этого и пришли в мастерскую художника, причём, заранее прихватив бутылку палёной водки!

У подполковника Мазякина на все вопросы имеется убойный ответ:

«… темники не руководствуются логикой, по крайней мере – в нашем понимании. Они тоже обитают в параллельном пространстве, но отличаются от подземников примерно так же, как неандертальцы от сапиенсов. Они одержимы идеей захватить эту часть параллельного пространства, и с личной угрозой не считаются. У них сильно роевое сознание. Отсюда и пониженное чувство опасности. Теперь представьте себе, как подземные неандертальцы захватывают «переходы» и начинают жрать людей. Пространства перехлестнутся, и тут такая хиросима начнётся – мало никому не покажется.

Они безумны. Как, впрочем, и люди».

Как и все ответы, что даёт Славацкий устами своих персонажей, этот тоже ничего не объясняет, а только вызывает новые вопросы. О какой логике говорит Мазякин: подземников или людей? Или у каждой из трёх сторон своя логика? В чём их отличие? Как понимать утверждение Мазякина, что люди столь же безумны, как и «темники»?

Видимо, Роман Славацкий уверен, что нашёл универсальный ответ на любые вопросы о «темниках»: они безумны, так что искать какую-либо логику в их поступках бессмысленно! При таком подходе он мог бы не терять время на придумывание какого-то коллективного (роевого) разума. Вернее, ему вообще не следовало даже заикаться о «роевом сознании», потому как никто пока не встречал безумный муравейник или улей. Кроме того, в «Заколдованном доме» автор утверждал, что «тёмные» (в «Прогулке» почему-то переименованные автором в «темников») и «подземники» — две ветви одного народа. Я, конечно, не биолог, но сильно сомневаюсь, что возможны такие кардинальные различия.

И вот, наконец, мы подошли к той части рассказа, которая должна удовлетворить жажду читателя к описанию невероятного. Ну чем может увлечь блуждание в темноте по сырым и холодным подземельям? А тут такое!

«И в это мгновение наше следствие было нарушено самым неожиданным и омерзительным образом. Дверь в комнату бесшумно открылась, и в проёме показались две знакомые физиономии: те самые темники, которые давеча поили художника отравленной водкой. Что-то отвратительно лягушачье было в их лицах, в этих вылупленных глазах и прорезях ртов, искажённых сладкой улыбкой. Первый уже поднимал огнемёт».

Извините, что прерываю действие в столь драматический момент, но я же пишу сей текст ради комментариев, а не рекламы рассказов Романа Славацкого. Я и так использую минимум цитат, хотя комментировать можно практически каждую фразу.

Во-первых, до вышеприведённой цитаты автор неоднократно в обоих рассказах старательно применял давно устаревшее слово «физиогномия», а здесь почему-то употребил современное написание.

Во-вторых, обращаю ваше внимание на то, как всё же «поэтично» звучит фраза о «прорезях ртов, искажённых сладкой улыбкой». Настоящий образец «коломенского текста» в исполнении Романа Славацкого!

В-третьих, мне кажется, что автор наградил «темников» чрезмерной тупостью: они сначала бесшумно открывают дверь, и только потом один из них начинает «поднимать огнемёт». Откуда, кстати? На пол, что ли, уронил?

А теперь самое чудесное:

«Благослови Бог Петю Кирдяпкина! Не зря он целый месяц натаскивал меня на быстрое обращение с огнемётом. В одну бесконечно долгую секунду я успел мысленно заорать — «Сзади!», отчего Мазякин тут же сжался, выхватывая оружие из наплечной кобуры.

Но пока он его вытаскивал, мой огнемёт словно сам собой прыгнул в мою ладонь и в мгновение ока снялся с предохранителя. Тут же раздались два щелчка, и два маленьких огненных шара попали первому темнику под горло и в пасть. А второй не успел даже прицелиться – я влепил ему два разряда между глаз.

Оба дорогих гостя свалились в дверном проёме безобразной кучей.

Подполковник застыл с огнемётом, ставшим уже бесполезным. Наконец убрал его в кобуру и прохрипел:

— Ну что ж, коллега… Похоже мы с вами квиты. По всему выходит, что вы мне нынешней ночью жизнь спасли».

Эту «ковбойскую» дуэль даже комментировать не требуется. Хотя пара замечаний всё же напрашивается. Как всё-таки был прав подполковник Мазякин, заставивший беспечного Рабиновича заменить трёхзарядную «дамскую пукалку» на «стандартный десятизарядный огнемёт». И как чудесно, что сей «огнемёт» «словно сам собой прыгнул» именно в ладонь Рабиновича, а не чью-то ещё, и главное – на этой ладони удержался и даже сам снялся с предохранителя!

Вот, собственно, и всё приключение музейщика Рабиновича, которое автор вымучивал из себя целых два года. Редакция «Коломенского альманаха» предварила его таким пояснением:

«Нынешняя публикация – продолжение повествований о таинственной жизни подземной Коломны».

Между тем, ни в «Заколдованном доме», ни в «Прогулке» как раз о жизни подземной Коломны ничего конкретного не рассказано! Все важные события происходят на поверхности: в пивной, в доме, в музее, в мастерской художников и т.п. Очевидно, редакция не смогла подобрать точную формулировку, о чём, собственно, рассказывают тексты Романа Славацкого. Но то, что «Прогулка» — продолжение, а не окончание приключений музейщика Романа Рабиновича, наводит на грустные мысли. Похоже, редакция «Коломенского альманаха» намерена и далее потчевать читателей «коломенским текстом» в исполнении Романа Славацкого. Разве можно отказать Заместителю главного редактора? И теперь мне стало понятно, почему в выходных данных ежегодника не указаны фамилии лиц, занимавшихся редактурой прозы. Кто ж посмеет править самого Славацкого? Но и позориться, подписываясь в обработке его текстов, оставшихся в конечном итоге графоманскими, никто не хочет. Ну, а нам, читателям, остаётся только смириться с выбором редакцией «Коломенского альманаха» публикуемых текстов.

Сергей Калабухин

Январь 2017 г.

Коломна