По благословению Епископа Геннадия Каскеленского, викария Астанайской епархии, управляющего делами Митрополичьего округа РПЦ в Республике Казахстан, ректора Алма-Атинской духовной семинарии, кандидата богословия.

Римма Кошурникова

«НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША»

(по мотивам сказания монахини Елисаветы о явлении иконы Божией Матери «Неупиваемая чаша», 1878 г.) 

Действующие лица:

ТИХОН, рекрут, николаевский солдат, 36 лет (на момент демобилизации)

СОФРОНИЙ и АГАФЬЯ – его родители (57 и 55 лет)

АГРАФЕНА, его жена, 34 года

ИВАН, их сын, 18 лет

ЕФРЕМ, младший брат Тихона, 32 года

ФИЛИМОН, сын Аграфены и Ефрема, 16 лет

АНТИПА, сельский староста

СЕРАФИМА, его дочь, невеста Ивана

САВВА, владелец кабака

ФЕКЛА, травница

СТАРЕЦ, являющийся Тихону во сне

ПАВЕЛ, пономарь сельского храма

АКУЛИНА, просфорница, его супруга

МАРИЯ, игуменья Владычного монастыря

ЗАХАРИЯ, послушница, позже – монахиня Елиcавета

АННА, звонарь

а также сельские жители, посетители кабака, прихожане и сестры Владычного монастыря.

Картина первая.

Село Иваньково. В доме Софрония готовятся к свадьбе Ивана и Серафимы, дочери  сельского старосты Антипы. АГАФЬЯ и АГРАФЕНА накрывают стол, выглядывают в окно, волнуются. СОФРОНИЙ молча ходит по горнице, остановился перед семейными фотографиями, что помещены в раму под стекло, затем долго стоит перед иконами, поправляет фитилёк лампадки.  

АГРАФЕНА. Что-то уж больно долго!.. Давно пора приехать, не случилось ли чего?

АГАФЬЯ. Язык придержи!.. Ещё накаркаешь. Где каравай?.. Свечи?.. Рушник?..

АГРАФЕНА. Да всё готово, маменька. А икона?.. (К Софронию). Что решили, папаша? Каким Образом благословлять будете?

СОФРОНИЙ (снимает с божнички). Божией Матери «Знамение».

АГРАФЕНА (робко). Софроша, может, лучше – Николая Угодника?..

СОФРОНИЙ (твёрдо). Семейной!.. Два века род наш оберегала, деды и прадеды под ней стояли.

АГРАФЕНА. Но ведь полагается…

СОФРОНИЙ (прерывает). Это не обсуждается. Точка.

АГАФЬЯ (поспешно). Граня, девонька, ступай, глянь, не едут ли наши. (Аграфена убегает). Софроня, слух прошёл, будто император новый сократил срок службы, аж до 15 лет. Ежели так, то Тишенька наш давно бы  должон  вернуться. Повременили бы мы со свадьбой-то. И благословлять молодых положено отцу с матерью, а не дедам, из которых песок сыпется. (Софроний  молчит). И уезжать из Ефремова не надо было. Чего торопились?.. Словно гнал кто. Тиша ведь не знает, что мы сюда перебрались, будет там нас искать.

СОФРОНИЙ (мрачно). Найдёт, если захочет. А по мне, лучше бы на бессрочную подписался.

АГАФЬЯ. Господь с тобой! Что ты говоришь?! Ведь первенец, любимый, ай, забыл, как ждали, как радовались? От счастья себя не помнили!

СОФРОНИЙ (не сразу). Никому он тут не нужен. К нашему крестьянскому делу не приставишь, – небось, всё забыл, за какой конец сохи держаться. Что делать будет?..  В город подастся?.. Кем?.. Дворником, сторожем, собачек выгуливать у барынек?.. (Агафья молчит. Вздохнул). Один конец – сопьётся.

АГАФИЯ (крестится). Окстись, Роня!..

СОФРОНИЙ. Он и раньше, по молодости, на это зелье слабину имел. И в рекруты его за этот грех барин сдал, мол, там уму-разуму научат.

АГАФЬЯ. Ну вот, сам сказал, – одумался Тишенька, другим возвертается.

СОФРОНИЙ. Не верю.  Не видал, чтоб кто-нибудь от этой пагубы избавился. (Агафья уткнулась в плечо мужа). И ещё. Фильку кем ему представишь?.. Как объяснишь: откуда взялся?.. В капусте Гранька его нашла?.. Или ветром надуло?.. То-то!..

Вбегает АГРАФЕНА: «Едут, едут!..»  Агафья берёт каравай с солонкой, Софроний – на рушнике икону «Знамение». Входят  ИВАН, СЕРАФИМА, АНТИПА, ЕФРЕМ, ФИЛИМОН. Обряд благословения: молодые становятся на колени, сначала Софроний благословляет Ивана, затем – Серафиму, каждый прикладывается к иконе. Агафья подносит молодым хлеб-соль, они задувают свечи, откусывают от каравая по куску, стараясь захватить побольше, – кому удалось – тому и верховодить в семье. Всё это сопровождается смехом и шутками.      

АГАФЬЯ. А теперь, дорогие мои, прошу – за стол, угощайтесь, чем Бог послал. (Все усаживаются).

АГРАФЕНА (Ивану и Серафиме). Молодые – на лавку, на шубу! Шуба тепла и мохната, чтоб  жить вам тепло и богато.

СОФРОНИЙ. Антипа, сват, а ты – возле невестки нашей, посиди покуда, теперя у неё свой хозяин объявился. (Филимону). Филька, а ты куда мостишься?.. Сгоняй на ледник, принеси бутылочку, ту, что в оплётке, в холстине. (Филимон убегает. Антипе). Храню с тех пор, как покрестили Ваньку, пришёл час её раскупорить.

ИВАН (потирает руки). Водочка, отлично!.. Вот так сюрприз!..

АГАФЬЯ. Ванюша, вам с Серафимушкой ничего сегодня не положено.

АНТИПА (удивлённо). А медовуху-то почто нельзя?

АГАФЬЯ. Только – сок и светлое пиво.

ИВАН. Дед, что за издевательство?..

СОФРОНИЙ (кивнул). Не положено, примета худая.

Вбегает ФИЛИМОН со свёртком в руках, машет: «Там… там!..»

СОФРОНИЙ. Ты чего заполошный такой? (Забирает сверток, снимает холстину). Приведение увидал?

ФИЛИМОН. Там… какой-то солдат ходит, с винтовкой.

АГАФЬЯ (ахнула, схватилась за сердце, села на скамью). Тиша, Тиша… вернулся!..

АГРАФЕНА (испуганно). Кто?!

Входит СОЛДАТ с котомкой, это – ТИХОН. Немая сцена.

ТИХОН (отдаёт честь). Здравия желаю, дорогие родственники!.. Николаевский солдат, Тихон сын Софрониев, рядовой сухопутных войск Его Императорского Величества Русской армии, отбыв на действительной службе 15 годков, прибыл в бессрочный отпуск по месту постоянного проживания!.. (Смеётся). Не ждали?.. А я – вот он, жив, здоров и нос в табаке!

СОФРОНИЙ (подходит, обнимает). Здорово, сын. Как ты нас нашёл?

ТИХОН (подмигнул). Язык, как говорится, до Киева доведёт.

ИВАН (вскочил, подбегает). Батя!.. Господи, счастье какое!..

ТИХОН  Ванька?.. Ты же вот такой (показывает) шкет был, когда я уходил, и на тебе – жених!.. (Обнимаются, целуются). Сколько тебе ныне стукнуло?

ИВАН. Восемнадцать.

ТИХОН (похлопал по спине). Понятно, «в восемнадцать жениться – чтоб на тягло садиться». (Иван хотел, было, представить невесту, но Тихон шагнул к матери). Мама, а ты, что ж?.. Не признала сына?..

АГАФЬЯ (голос дрожит). Ноженьки не идут.

ТИХОН (опустился на колени, целует руки, прослезился). Милая моя старушка, родная, незабвенная… Господи, не было дня, чтобы не вспоминал тебя. (Агафья гладит, целует сына, не в силах вымолвить ни слова).

СОФРОНИЙ (прерывает). Ну, мать, развела антимонию!.. Может уже – «честным пирком да за свадебку»?.. Антипа, сват, разлей-ка беленькую, встретим солдата, как полагается. А за ней и перезнакомимся.

Все рассаживаются: рядом с Иваном – Тихон и Аграфена, около Серафимы – Антипа, Ефрем и Филимон, Софроний – во главе стола, с краю – Агафья. Хозяйки – старая и молодая – предлагают гостям блюда, раскладывают по тарелкам угощение.

СОФРОНИЙ. Что ж, у всех налито, миски полны, пора, любезные мои, поздравить молодых.

АГАФЬЯ. Сначала – Тишеньку – с возвращением!.. Ведь это чудо из чудес, спасибо, Господи! – вернулся, да ещё и к свадьбе первенца приспел!.. (Все чокаются, поздравляют, пьют).

АГРАФЕНА (чокается). Здравствуй, муж.

ТИХОН (отвечает). Здравствуй, жена, давно не видались.

АГРАФЕНА (кокетливо). Очень постарела, что в мою сторону и не глядишь?

ТИХОН. Наоборот, хоть снова – под венец!

АГРАФЕНА (усмехнулась). На двух свадьбах сразу не танцуют.

ФИЛИМОН (Ефрему, громко). Папа, кто этот солдат?.. Почему он рядом с мамой сидит?

ЕФРЕМ (тихо). Мой старший брат.

ТИХОН (громко). Я твой дядя, Филя.

АГРАФЕНА (тихо). Так ты всё знаешь?!..

ТИХОН. Не сейчас. (Встал. Софронию). Батя, позволь мне. Я не горазд речи говорить. Скажу по простому. Помни, сын: жениться – не лапти обуть, смерть да жена – Богом дана. А потому подай вам Господь под злат венец стать, дом нажить, да детей народить, и чем больше, тем радостней. Я вот, к несчастью, не успел, пока Отечеству служил. А ты – надежда наша, не подкачай, рабочие руки в семье – ох, как нужны, верно, батя?.. Короче, совет вам да любовь!.. (Все пьют).

АНТИПА (Софронию). Позволь, сват, и мне слово молвить. (Волнуется, говорит сбивчиво). Мы с дочкой – люди совсем простые, из крестьян, а вольную получили – по милости барина. Его паралич разбил, а я за ним ходил, и он, помирая, отписал нам и землю, и дом, и старостой меня назначил общины сельской… Жить бы да радоваться. Но жена, половинка моя, при родах померла. И Серафимушку один поднимал, так сироткой и росла без матери… А у вас – полная семья, крепкая, на загляденье: и мать, и отец, и деды ещё молодые. Так что с лёгким сердцем отдаю, об одном прошу – поберечь моё детище, а чего не знает, – научить. Я же, со своей стороны, чем смогу – подмогу. Какая-никакая, а власть. Бог даст, и зятюшке найду занятие. (Тихону). Бают, будто в армии солдат грамоте научают?.. (Тихон кивнул). Слава тебе, Господи! Писарь мне нужен, до зарезу!.. Считай, вопрос решён!.. (Подходит к Тихону, обнимаются).

ТИХОН и АНТИПА (чокаются, вместе). Ой, горько вино, ой, не пьётся!..

Все поддерживают тост: «Горько, горько!» Молодые целуются.     

Картина вторая.

Придорожный кабак, посетителей немного, в основном, – извозчики и купчики в ожидании, когда поменяют лошадей. Входят ТИХОН, ИВАН. К ним тут же подбегает хозяин САВВА.

САВВА. Какие гости!.. Тихон Софроныч, тебя можно поздравить? Говорят, сына женил?

ТИХОН (смеётся). Да, вот охомутали парня. Знакомься: Ванькой кличут. Когда уходил, три годочка сынишке было, а пришёл – жених!.. Бегут годы, бегут.

САВВА (Ивану). Поздравляю, совет вам да любовь!..

ТИХОН. Савва, будь ласков, организуй местечко, чтоб не мешали. Ну и накрой, как полагается.

САВВА. Всенепременно. (Подводит к столику в уголке). Милости прошу, здесь вам будет удобно. Почту за честь угостить вас. (Уходит).

ИВАН. Ты куда меня привёл?.. Откуда его знаешь?

ТИХОН. Да, придорожный кабак. Когда вас искал, тут несколько дней кантовался. Савка – нормальный мужик, уважительный. Если с ним по-хорошему, – и водочку подаст неразбавленную, и закусить – не отравит. Давай, располагайся. Что там у тебя стряслось?

ИВАН (не сразу). Батя, посоветоваться хочу.

ТИХОН. Валяй.

Савва приносит выпивку, угощение.

ТИХОН. Спасибо, приятель.

САВВА. Рад служить. Если что – кликните, повторим. (Уходит).

ТИХОН (разливает водку). Давай, сын, почнём, по сто, для начала. (Пьют, закусывают). Так о чём – разговор?

ИВАН. Понимаешь, я хочу открыть своё дело. Рыбные угодья тут богатейшие. Я вообще это дело люблю, с детства. А теперь – семья, дети пойдут, расходы вырастут, а рыба – ходовой товар. Но…

ТИХОН. Нужен первоначальный капитал. Понимаю, но тут я тебе, сын,  не помощник: пенсия у меня 36 целковых, в год, – только на прокорм… А дед, что?.. Против?

ИВАН (горячо). Ну, не могу я за сохой ходить – душа не лежит!.. (Тихон налил, снова выпили). Тесть предложил, в долю: мол, «мои – гроши, твой – труд». А я не хочу и не буду на чужого дядю спину гнуть!.. Батя, ты у него работаешь: как он – тебе?.. Что скажешь?

ТИХОН. Да, Антипа, ещё тот жох, себе на уме. Облапошит, – не перекрестится. (Не сразу). Уйду от него.

ИВАН. Что?!.. Уйдёшь, куда?

ТИХОН. В бумажках ковыряться, амбарные книги исписывать – тоска смертная, не по мне это занятие… Но Антипа тут как пятое колесо в телеге. (Ещё налил, выпил). Чужой я здесь, Ванька, чужой!.. Отец косо смотрит, с Ефремом, по сути, чужие люди, двух слов друг другу не сказали. Всех смущаю, всем мешаю. (Вздохнул). В город подамся.

ИВАН. Батя, зачем, зачем из родного дома?!.. Чего ты в голову себе вбил? Кому ты мешаешь?..

ТИХОН (усмехнулся). Вань, ты мужик взрослый, давай напрямки. Мать твоя, не в укор будь ей сказано, Филимона, сыночка любимого, от братана моего прижила.

ИВАН. Да Филька – беззлобный, мухи не обидит.

ТИХОН. Да не об нём речь!.. Бабу как делить?.. Гранька, по закону, – жена мне, Ремке – полюбовница, или теперь наоборот?.. Из Ефремова-то почему вы убёгли?.. Чтоб пальцем соседи не тыкали?.. «Не прелюбодействуй!.. «Не возжелай жену ближнего своего!..» Как грехи-то отмаливать?.. Или блуд в семье, родная кровь – и всё шито-крыто?..

ИВАН (виновато). Когда Филя родился, я ведь тоже невелик был, в голову не приходило разборки учинять: брат и брат. Я же с ним и водился, и защищал, ежели кто обижал, – привязался.

ТИХОН. Да ты не винись, выводы делай, чтоб то же с тобой не приключилось. А то выйдет, как у меня: «Здравствуй, женившись, да не с кем спать». Ну и как быть?.. Мы же венчаны с Аграфеной. Женитьба, Ваня, есть, а «разженитьбы» – не бывает. Тупик, Ванька, тупик.

ИВАН (потянулся к бутылке, пусто). Мне очень, очень жаль, батя. (Увидел хозяина кабака, щёлкнул пальцами: «Повторить!»). В городе, что станешь делать?.. Жить где?

ТИХОН. С этим полный порядок. У меня есть охранная грамота (достал паспорт), что вручили при увольнении, полюбопытствуй.

ИВАН (удивлён). Паспорт?..  (Читает). «Рядовой Тихон, сын Софрониев…отпущен, по его желанию, на собственное пропитание, где жить пожелает, в своём городе, уезде или на прежнем жилище у своих родственников». Здорово!..

ТИХОН. Так что, хоть швейцаром – в заведение, хоть «дядькой» – к недорослю какой-нибудь вдовушки, с жильём и харчем. Хоть в охранку – николаевский солдат всюду привечаем.

Савва приносит на подносе ещё бутылку водки, закуску.

ИВАН. Спасибо, уважаемый. (Наполняет стаканы). Батя, а если вместе – в город двинуть?.. Вдвоём-то легче освоиться.

ТИХОН. Не годится, Ваня. Симку любишь?..

ИВАН. Очень! (Смеётся). Сам себе завидую!

В кабак вошёл СОФРОНИЙ в поисках Ивана и Тихона, спрашивает Савву, тот показывает, и он направился к ним.

ТИХОН. Тогда сиди и не дёргайся. Добрая женитьба к дому приучает, а худая от дому отучает. (Чокаются, но выпить не успели).

СОФРОНИЙ (схватил Тихона за рукав). За старое взялся?!.. Сына спаиваешь?!.. Не позволю!.. Уходи, убирайся, на все четыре!.. Не доводи до греха, Тихон.

ИВАН. Да ты что, дед?!.. Мы просто сидим, разговариваем. Какая муха тебя укусила?

СОФРОНИЙ. Молчи, щенок. Немедленно – домой!.. Жена молодая убивается, потеряла тебя.

ИВАН (упрямо). Дед, я взрослый, женатый человек, и власть твоя надо мной кончилась. И в нашу семью не лезь, сами разберёмся!.. (Сбавил тон). Садись, угощайся. (Софроний в бешенстве пытается схватить бутылку, но Тихон не даёт).

ТИХОН. Отец, успокойся. Я ухожу, в город. Невмоготу мне, понимаешь?.. Как найду работу, жильё, дам знать. Тогда милости прошу, в гости. А ты, Ваня, дед прав, иди к жене, не след молодухе слёзы лить. Жизнь длинная, ещё успеется. Мы с тобой обо всём договорились?.. (Обнимаются с Иваном). Просьба одна: мой солдатский скарб, котомку, ещё чего найдётся, переправь сюда, вечерком. А завтра, на зорьке, я и отправлюсь счастья искать. Прощай, батя (обнимает Софрония). Кланяйтесь нашим и не поминайте лихом…

Софроний уходит, не оглядываясь. Следом – Иван, обернулся: «Я всё равно тебя найду!»  К столу подходит Савва.

САВВА. Не сложилось?

ТИХОН (раскинул руки). Свободен, как ветер!.. Мой нумер, то бишь, коморка, не занят?.. Будь ласков, проводи, а это всё (жест на содержимое стола) туда отнеси, чтоб ночку скоротать было чем. А утром – в город, на попутных доберусь.

САВВА. Как скажете, Тихон Софрониевич. (Уходят).

Картина третья.

Раннее утро, но в сарае сумрачно, где на голом топчане, навзничь, лежит ТИХОН. Он храпит, на полу  валяются пустые бутылки. Возле топчана – небольшой колченогий стол, на нём кувшин с водой. Минуло 9 лет с тех пор, как Тихон покинул родной дом. От бравого николаевского солдата мало что осталось: нечесаные космы, спутавшаяся реденькая бородка клинышком, грязная, многажды латаная рубаха, и такие же драные, малопривлекательные штанцы.

Слышится колокольный звон. Тихон завозился, повернулся на бок. Появляется СТАРЕЦ,  в длинной белой рубахе, солнечные лучи, падающие сзади, серебрят его седые волосы.

ТИХОН (шарит рукой в поисках не початой бутылки, но все пусты). Да что б вас!.. (Увидел Старца, стоящего перед ним). Ты кто?..

СТАРЕЦ (раздельно и твёрдо). Иди в Серпухов, во Владычний монастырь, там, в Георгиевском храме есть икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», отслужи перед ней молебен, и будешь здоров и душою, и телом. (Исчезает).

ТИХОН (бормочет). Чаша?.. Какая чаша, почему не допитая?.. Где она, куда подевалась?.. (Снова шарит рукой по полу).

Входит АКУЛИНА с подносом, укрытым чистым платом. Снова – колокольный звон.

АКУЛИНА. Опять упился, болезный!.. Вот горе, так горе!..  Тишка, совесть поимей!.. Пономарь к заутрене звонит. Вставай немедля!.. Кто просфоры в храм понесёт?

ТИХОН. Где чаша не допитая?.. Дай опохмелиться, чёртова баба!.. Видишь, худо мне!

АКУЛИНА. Заговаривается мужик. (Поставила поднос на столик. Взяла кувшин). Вот я сейчас тебя опохмелю, приведу в чувство, пьяница нечастный. (Обливает Тихона водой).

ТИХОН (вскакивает). Что творишь, баба безмозглая?!

АКУЛИНА. Просфоры нужно в храм отнести!.. Забыл, что ярмарка сегодня открывается?.. Прикинь, сколь народу будет в храме!..

ТИХОН (озирается). Где он?

АКУЛИНА. Кто?

ТИХОН. Старец, только что тут был. Про чашу какую-то толковал, которой я должен молебен отслужить.

АКУЛИНА. Тихон, ты и впрямь болезный. Блазнится невесть что. Исповедаться тебе надо батюшке, причаститься. Тем более, сегодня именины твои, помнишь?.. День памяти преподобного Тихона Медынского.

ТИХОН. И правда, запамятовал. Может, это он ко мне приходил?.. Напомнить, мол, «Ядущий и пиющий недостойно суд себе яст и пиет».

АКУЛИНА. Вот именно. Оттого многие из вас немощны и больны, и немало умирает. Давай-ка, Тиша, причешу тебя, приберу, – и отправляйся в храм, а там стихарь наденешь, и поможешь батюшке и алтарнику службу ладить. (Уходят).

Картина четвёртая.

В храме. Только что окончилась повечерье, народ, крестясь, расходится. ТИХОН наводит порядок в храме, гасит свечи, протирает иконы, к которым прикладывались прихожане, АКУЛИНА подметает пол. Из алтаря выходит ПАВЕЛ, он уже снял стихарь.

ПАВЕЛ. Ну, всё?.. Управились?.. Достань кагору из пономарского шкафа. Там чуток осталось, Акуля, может, поздравим нашего именинника?.. Накрой в трапезной.

АКУЛИНА. А батюшка будет?

ПАВЕЛ. Устал наш батюшка, года немолодые, шесть десятков с гаком, спит сном праведным. Пущай отдохнёт перед утреней.

АКУЛИНА. Тогда зачем – здесь?.. Пойдём домой, там и щи, и каша – пища наша. И квасок в погребке холодненький. И медовуха поспела.

ТИХОН. Нет, други, если можно, я тут останусь. Под кровом Божиим ночь проведу. Боязно мне что-то…

ПАВЕЛ. С чего это вдруг? Солдат николаевский и забоялся?.. Снимай стихарь, идём, не упрямься!..

АКУЛИНА. Паша, оставь его. Пусть в твоей коморке поспит, а ты – дома поночуй. (Лукаво). Местечко твоё пока не занято.

ПАВЕЛ (смеётся). Уговорила, не смею отказаться. Тихон, закрой за нами. Ярмарка ещё гудит, не ровен час, какой-нибудь дурень вломится. (От дверей). А просфоры… – не бери в голову, сам утречком принесу. (Уходят).

ТИХОН (закрывает двери). Нет уж, в сараюхе боле не желаю почивать!.. Искуситель, не знаю, из каких он сфер, дорожку туда протоптал, ещё явится снова мучить меня. А сюда – не посмеет сунуться. (Идёт по храму, вдоль икон). А поздравляться… вон какая у меня компания!.. Ведь мне сегодня 45 годков нащёлкало, и сколь ещё Господь отпустит, не ведомо. Не грех и отметить. (Уходит, возвращается уже в своей одежде, с бутылкой вина. Перед храмовой иконой).  Прости меня, грешного, Господи!.. Позволь спросить, для чего я живу, небо копчу, для кого?.. Родители давно покинули этот свет, матушка моя – вскоре, как отец выгнал меня из дома, а сам – на мельнице, задохнулся, зерном засыпало, не успели откопать. Царство им небесное (перекрестился, отхлёбывает из бутылки). Ванька?.. Не заладилась у него семья, Антипа с Симкой всё к рукам прибрали. Ушёл на отхожий промысел, вроде бы на юга, где я сапогами землю топтал, рыбалит, как мечталось ему. Да хранит его, Господь (ещё глоток из чаши). Ефрем, братан, так и не женился, видать, любит Граньку, ещё, по слухам, нарожали деток, а первенец ихний Филька будто в монахи подался, грехи родительские отмаливать. Дай им всем Бог здоровья!.. (Допивает остатки вина, упал на колени,). Прости меня грешного, Всемилостивый, забери меня отседа, бесполезного, горького пьяницу, не дай сгореть в гиене огненной. Каюсь, каюсь, каюсь!.. (Бьёт поклоны)!..

В храме полумрак, горят лишь лампадки. За спиной возник СТАРЕЦ.

СТАРЕЦ (голос усиливает эхо.)  Иди в Серпухов, во Владычный монастырь, там, в Георгиевском храме есть икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», отслужи перед ней молебен, и будешь здоров и душою, и телом. (Исчезает).

ТИХОН (объятый ужасом, кричит). А-а-а!.. (Пытается встать, но не может). Опять он!.. Искуситель!.. И здесь нашёл, нет от него спасения!.. (Снова пытается встать – тщетно). Видать, грехи мои велики, почему, Господи, попускаешь невыполнимое?!.. Куда идти, когда ни гроша за душой, всё, что было, спустил, наг и бос, да теперь и обезножил!.. (Ползёт к церковным дверям, дотянулся – отодвинул щеколду, но открыть не смог, падает и затихает).

На ярмарке, на площади, кричат петухи, приветствуя новый, день. Входят в храм ПАВЕЛ и АКУЛИНА с просфорами, чуть не споткнулись о ТИХОНА, лежащего у порога.

АКУЛИНА (ахнула). Боже Праведный, да что за напасть – опять – в стельку!.. Откуда, где взял?!

ПАВЕЛ. Бутылка, вон, пустая валяется. (Толкнул ногой Тихона). Жив?.. Вставай!.. Разлёгся тут!.. Всё, хватит с тобой нянькаться. Доложу о твоих художествах отцу Андрею, пусть решает, что делать. (Подхватил под мышки). Поднимайся!..

ТИХОН. Не могу, ноги отказали. (Акулине). Он опять приходил, в Серпухов отсылал, в монастырь…

АКУЛИНА (Павлу). В голове у него помутилось, я говорила тебе. Ему блазится, что Старец  какой-то является и требует, чтобы Тихон отслужил молебен иконе «Неупиваемая чаша».

ПАВЕЛ. Никогда о такой не слыхал. Ладно. Недосуг сей час разбираться. Ты вот что. Отнеси просфоры, а я вытащу его на площадь, попрошу мужиков в сарай снести, там попрохладнее, полежит до вечера. А я расспрошу батюшку об иконе, может, он что знает, ну и определит, что делать нам с этим пьяницей.

Акулина уходит, Павел хватает за руки и утаскивает Тихона. Через некоторое время звонит колокол – к началу службы.

Картина пятая.

Вечер того же дня, солнце село. В сарае ТИХОН один, сидит на топчане, пытается встать, но каждый раз падает, за этим занятием и застают его ПАВЕЛ и АКУЛИНА.

АКУЛИНА. Опять нализался!

ПАВЕЛ. Да откуда?.. Разве мужики, что тащили, на опохмел оставили?

ТИХОН (упрямо). Нет, шалишь, встану, обязан, должен!.. Рядовой Тихон, сын Софрониев, встать в строй!.. (Падает). Пить, пить, во рту пересохло, мочи нет…(Ползёт к столу, тянется к кувшину, но роняет, и обливается водой). Господи, прости, помилуй мя!.. (Плачет).

ПАВЕЛ (подходит, поднимает Тихона, усаживает на лавку, наливает в кружку). Пей!..

ТИХОН (жадно пьёт). Спаси тебя Бог!

АКУЛИНА (вытирает полотенцем голову Тихона). Паша, надо что-то делать. Я с ним не справлюсь, одна же тут цельний день.

ПАВЕЛ. Вот что, солдат. Так дальше дело не пойдёт. Будем определять тебя в приют для ветеранов, так батюшка сказал. И пенсию твою станут переводить туда, на твоё содержание.

ТИХОН. Не согласен!

ПАВЕЛ. А тебя никто не спрашивает.

ТИХОН (раздельно и решительно). Я должен идти в монастырь, во Владычний, в Серпухов!.. Старец светоносный третий раз приходил, гневался, что ослушался его.

ПАВЕЛ. Признайся, кто упоил тебя? – прибью мерзавца!

ТИХОН. Да трезвый я, трезвёхонек!.. Да поверьте: я обязан идти, хоть на карачках ползти, чтобы молебен отслужить иконе «Неупиваемая чаша».

ПАВЕЛ. Нет такой! – всё это бредни твои, так сказал отец Андрей.

АКУЛИНА (ласково). Тиша, до Серпухова – семь вёрст киселя хлебать, ведь погибнешь, вон пекло какое на дворе. А нанять кого, у тебя же и гроша ломаного нет, всё спустил.

ТИХОН. Не всё. Сапоги валеные продам, что со службы принёс, почти новые,– вон в изголовье лежат заместо подушки.

АКУЛИНА. Да кто их сейчас купит, летом?..

ПАВЕЛ. Нечего с ним цацкаться, не малое дитя. Идём, Акулька, завтра воскресенье, всенощное бдение, дел невпроворот. (Уходит).

АКУЛИНА (кладёт на стол узелок). Тиша, я тут кое-что принесла тебе, поешь, и Христом Богом прошу – не дури, хорошо?.. (Уходит).

Картина шестая.

Той же ночью, ещё до рассвета Тихон отправился в путь. От села – к селу, от деревни – к деревне полз Солдат, спасаясь от дневной жары в перелесках.

Очередная деревня, куда добрался Тихон. Ночь, лишь Луна холодным светом заливает пространство. Слабые огоньки мелькают в окнах. ТИХОН ползёт, стучит в ворота, но – глухо, лишь собачий лай раздаётся в ответ. Вот и последний дом, ворота открыты, словно приглашают войти.

ТИХОН (устроился на крылечке, снял валенок, положил под голову). Слава тебе, Господи, спасибо за милосердие Твое!.. (И тут же сон сморил – отключился).

Появляется ФЁКЛА с лукошком, в котором – травы.

ФЁКЛА. О, да у меня гость!.. Здравствуй, добрый человек!.. Что ж ты у порога прикорнул?.. В дом входи, не заперто.

ТИХОН (бормочет). Спаси Бог, я всем доволен, спаси Бог!..

ФЁКЛА. Нет уж, здесь я хозяйка, и мне решать, где гостя привечать. Вижу, издалёка шёл, истаяли силы, отдых надобен. Поднимайся, входи, не мешкай. (Входит в дом, оглянулась). О, да ты обезножил!.. Прости. Тем более – входи (помогает Тихону одолеть препятствие), помогу тебе, болезный, облегчу страдания… Я – травница,  Фёкла, вот и сейчас с лугов возвращаюсь, некие травки только после захода солнышка, при полной луне брать можно.

ТИХОН. Благодарю тебя, добрая душа, но мне помочь никто не может. Грешен я, и пока послушание Старца светоносного, что являлся мне, не исполню, нет мне избавления.

ФЕКЛА. Ну вот и ладно, добрались. Садись на лавку. Как тебя звать-величать?..

ТИХОН. Крещён Тихоном.

ФЁКЛА. Служил?.. Сапоги валеные у тебя, часть обмундирования солдатского. Не удивляйся, у меня сын в Крымскую воевал, знаю. Ныне ему столько же годков было бы, как тебе… Cей час накормлю, напою, а потом (улыбнулась) и спать уложу. Но прежде – ноженки твои поврачую, мазями целебными разотру. Хуже не будет, доверься мне. (Накрывает стол). Сегодня среда, пост держишь?.. (Тихон кивнул). Ну, и славно: тюря – на первое, чай с шиповником и медком – на второе. Вкушай, а я покуда растирочку приготовлю.

ТИХОН (ест). Ты же совсем не знаешь меня… Может, я – тать в ночи крадущийся…

ФЁКЛА. Да, да, просто – вылитый!.. А почему не спрашиваю, кто ты и откуда, – зачем?..  Что  человек хочет – сам расскажет, а в душу лезть – пустое дело.

ТИХОН. Какой сегодня день?

ФЁКЛА. Двенадцать апостолов, собор.

ТИХОН. Значит, две недели ползу. До Серпухова далече?

ФЁКЛА. Вёрст двадцать. Как встанешь на ноги, дён за десять доберёшься. Но пару дней придётся тебе тут побыть. Согласен?

ТИХОН. Господь милостив!.. Бог, не иначе, мне тебя послал.

ФЁКЛА. Тогда – за дело!.. (Растирает Тихону ноги, укутывает тёплым платком).

ТИХОН. Думаешь, поможет?

ФЁКЛА. Всё в руках Божиих. Ложись, утра вечера мудренее. (Гасит свечу и уходит).

Картина седьмая.

Утро. ТИХОН осторожно опускает ноги, встаёт, но держится ещё не очень уверенно. Входит ФЁКЛА с лукошком и двумя палками в руках.

ФЁКЛА. Доброе утро, солдат, как спал-почивал?..

ТИХОН. Ноги, ноги!.. Я их чувствую, я стою!.. Фёкла, ты – искусница!.. Чудо, чудо!.. Я снова могу ходить!..

ФЁКЛА. Ну, положим, бегать ещё не скоро будешь. Пока вот палки тебе принесла, для опоры. (Вручает Тихону). Держи. Без них даже не думай, если не хочешь снова обезножить.

ТИХОН (пытается ходить, Фёкла страхует). Получается, получается!.. Поверить не могу!.. Знатно ты подлатала меня!.. Как мне отблагодарить тебя?

ФЁКЛА. Никак, ибо, как сказал апостол Лука, «Когда исполнится всё повеленное вам, говорите: мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать».

ТИХОН. Но спасибо, спасибо, тебе, сестра моя милая! Век не забуду!.. (Пытается поцеловать руки, Фёкла отнимает).

ФЁКЛА. Не клянись. Однако, пора тебе, пока солнце не высоко. (Достаёт из лукошка узел). Здесь кое-что из одежды, от сына осталось, сохранила. Переоденься, думаю, в пору придётся. В женский монастырь идёшь.

ТИХОН (смущённо). В самом деле, обносился до безобразия. Ты права: рямками трясти, – не след солдату. (Переодевается).

ФЁКЛА. Вот ещё – торбочка, там хлеб и вода, на первое время. И мазь, если занеможешь, разотри ноги. Ангела тебе в дорогу!

ТИХОН. Разве ты не проводишь меня?

ФЁКЛА. В луга иду, за травами, надо успеть собрать, пока роса не пала. (Уходит).

ТИХОН. Да хранит тебя Господь!.. (Опираясь на палки, медленно уходит).

Картина восьмая.

Владычний монастырь. Монахини работают в саду, среди них – послушница ЗАХАРИЯ, опрыскивает цветы из лейки. Входит ТИХОН, опираясь на  палку, стоит в нерешительности.

ЗАХАРИЯ (заметила Тихона). Здравствуй, брат. Вижу, ты издалёка, чем-то озабочен. Могу ли я чем-нибудь помочь?..

ТИХОН. Сестра, будь добра, скажи, как именуется сия обитель?

ЗАХАРИЯ. Владычный Введенский женский монастырь.

ТИХОН. Слава тебе, Господи! (Опустился на колени, крестится). Дошёл!.. Я всё-таки нашёл его!

ЗАХАРИЯ. Какая же нужда привела тебя сюда?

ТИХОН. Имею послушание от Старца светоносного отслужить молебен перед иконой Божией Матери «Неупиваемая чаша».

ЗАХАРИЯ. Прости, брат, но у нас нет такой иконы.

ТИХОН. Но я обязан, я должен! Иначе не будет мне избавления от грехов и пагубы пьянства!..

ЗАХАРИЯ. Не отчаивайся, брат. Я – послушница, в монастыре недавно, возможно, ошибаюсь. Погоди, спрошу сестёр. (Подходит к монахиням, совещаются, потом окружают Тихона). Брат, сёстры тоже ничего не слышали об этой иконе.

ТИХОН (сидит на земле, обхватив голову руками). Горе мне, горе!.. Видать, прав был отец Андрей, всё это мои пьяные бредни…

Появляется игуменья МАРИЯ.

ИГУМЕНЬЯ (строго). Это что за собрание?!.. Кто этот человек?.. (Монахини, перебивая друг друга, пытаются объяснить). Тихо, насельницы!.. (Тихону). Брат, я – матушка Мария, игуменья этой обители. Что за беда с тобой приключилась?.. И какова причина твоего отчаяния?.. (Тихон пытается встать, но без палки, которая далеко отлетела, не может). Сёстры, помогите страждущему!.. (Монахини помогают подняться и подали палку).

ТИХОН. Благодарю, матушка Мария. Я – отставной николаевский солдат, Ефремовского уезда, Тульской губернии, Тихон, горький пьяница, всеми оставленный. И попустил Господь – мне трижды во сне являлся светоносный Старец и приказал: «Иди в Серпухов, во Владычний монастырь, там, в Георгиевском храме есть икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», отслужи перед ней молебен и будешь здрав и душою, и телом». Но мне никто не верит, говорят,  пьянственный недуг мой повинен в том. И, похоже, так и есть, поскольку иконы такой у вас нет.

МАРИЯ. Ты сказал, светоносный Старец направил тебя сюда?..

ТИХОН. Вот те крест, не обманываю. Нимб вокруг его головы светился.

МАРИЯ. Успокойся, брат, мы верим тебе и попытаемся доискаться истины. Сёстры, ступайте в Георгиевский храм, – обыскать все уголки, проходы и галереи!.. А мы тем временем с братом Тихоном помолимся во Введенском соборе, у раки преподобного Варлаама, строителя и первого настоятеля нашего Владычного монастыря. (Все уходят).

Картина девятая.

ИГУМЕНЬЯ МАРИЯ и ТИХОН – во Введенском соборе.

МАРИЯ. Прежде, чем мы подойдём к раке Преподобного, я вкратце расскажу тебе историю возникновения монастыря. Ты что-нибудь слышал о нём?

ТИХОН. Ничего, до того момента, пока не явился мне во сне Старец.

МАРИЯ. Построил этот монастырь Преподобный Варлаам, любимый келейник святителя Алексия, митрополита Московского и Всея Руси, по его повелению. Однажды во время молитвы перед иконой Пресвятой Богородицы, Святитель услышал голос: «Алексий, подобает тебе монастырь поставити имени моему, купно же и себе в память».  Митрополит был в смущении и начал усердно молиться, прося изъяснить ему это чудесное явление. И снова раздался голос: «Алексие, Алексие, построй монастырь во имя Мое. В пределах града Серпухова; тамо бо возлюбих место на спасение многим душам человеческим». Не смея ослушаться, Святитель вызвал Варлаама и приказал ему найти подходящее место для строительства. Отправился Варлаам под Серпухов, места там были мало хоженые и безлюдные, и пришлось ему провести ночь в одиночестве. И вот слышит он вдруг необыкновенный звон и гремение сосудов железных и медных, словно колокола будущего монастыря голос подавали, и счёл Варлаам это добрым знаком.

ТИХОН. Выходит, Сама Богородица повелела митрополиту монастырь возвести? В каком году это случилось?

МАРИЯ. В 1360 годе. Варлаам доложил Святителю, что место достойное найдено: сосновый лес, река – рядом,  и, если будет на то его благоволение, он готов потрудиться во славу Божия. И вот прежде, как опустить Варлаама в дорогу, святитель Алексий стал творить молебен, и лишь произнёс отпуст, как келейник вдруг упал и дух испустил!..

ТИХОН (перекрестился). Помер?!

МАРИЯ. Не перебивай, слушай.  «О Владычице! – взмолился митрополит. – Зачем угодно Тебе взять от меня строителя дома Твоего?!.. Без него кто дом Твой устроит? И аз не вем кого послати!». В ответ был голос: «Алексие, возьми Варлаама за руку и возстави, он послушает тя». Святитель взял келейника за руку, и тот встал, весь в слезах. «Что ты плачешь?» – допытывался  Алексий. Но Варлаам сказал, что не смеет сей час открыть причину, лишь перед самой кончиной своей поведает Владыке.

ТИХОН. Но почему?.. Сглазить боялся, что ли?.. Или беду накликать?

МАРИЯ. Стыдись, брат, не говори ерунды. Варлаам заложил сначала деревянную церковь, а затем через два года построил и каменную, в честь Введения Богородицы во храм, с трапезою, которую освятил митрополит Алексий и назначил Варлаама настоятелем монастыря. Послушание это он исполнял 15 лет, а потом ослеп, и многие другие хворости его изнуряли. Когда приблизилось время его кончины, Варлаам послал к святителю Алексию и просил сказать ему: «Сам ты соорудил монастырь, и церкви сам освятил, молютися, и мене погреби своими руками».

ТИХОН. Долго рассказываешь, Матушка. У раки собирались помолиться.

МАРИЯ. Вот она – перед тобой. Читать умеешь?..

ТИХОН. Обучался, когда служил. (Читает). «Лета 6885 года мая в 5 день преставися раб Божий первый начальник святой обители сея отец строитель Варлаам, келейник святителя Алексия митрополита, погребен на сем месте». Так он признался Алексию, о чём скрытничал?

МАРИЯ. Да. Святитель приехал по просьбе Варлаама, чтобы проститься и похоронить верного друга и соработника, и напомнил Варлааму о его обещании открыть причину его слёз и молчания. «Не могу сказать, очень страшно, а писать – не вижу, ослеп», – был ответ. Тогда митрополит велел принести перо, бумагу и чернила, и вместе с паствой сотворил молитву. И о чудо! – Варлаам прозрел и начертал: «Почто монастырь наречется Владычен, а не Алексеевский, занеже Владычицу видех, и все бысть Ея промыслом. Егда падох, — видех: ангелы держат монастырь, и Захария, первосвященник, во дверех церковных стояща, и Богородицу с родителями Ея входящу; Захария же Богородицу приим и посадив на третией ступени».

ТИХОН. Так вот почему ваш монастырь так называется! По явлению Пресвятой Богородицы простому келейнику?!..

МАРИЯ. И тогда же в 1377 годе была написана икона «Введение Пресвятой Богородицы во Святая Святых», самая главная наша святыня, исцеляющая и чудотворная. Так что, если икона, которую ты разыскиваешь, в монастыре, кому, как не преподобному Варлааму знать, где она пребывает!.. Помолимся. (Поднимается по ступенькам к раке, Тихон – за ней). Повторяй за мной. «О, преподбие и Богоносне отче наш Варлааме, обители Пресвятыя Владычицы Богородицы строителю, земли Серпуховския украшение, милостивый и теплый о нас к Богу ходатаю и чудотворче преславный!..»

ТИХОН. Боже праведный! Матушка, да это же тот Старец светоносный, что являлся мне!..

МАРИЯ (продолжает). «Приклони ухо твое на моления наша, буди нам благих податель и в жизни с ем многоскорбнем утешитель и наставник. Научи ны суетными попечениями обуреваемыя, первее Царствия Небесного искати, и в послушании и смирении сердечнем волю Божию исполняти… Яко руце, на помощь нам, немощным простираемыя, да будут твоя святыя к Богу за ны молитвы»…

Торопливо входят монахини, среди них – ЗАХАРИЯ и АННА с завернутой в плат иконой.

ЗАХАРИЯ. Матушка Мария!.. Нашли, нашли икону!..

ТИХОН (заторопился, чуть не упал). Где, где она?.. Покажите!..

МАРИЯ (подходит к монашкам). Неужели?.. Кто обнаружил, в каком месте?

ЗАХАРИЯ. Сестра Анна, звонарь.

АННА. В галерее, которая из храма Георгиевского ведёт на колокольню и в ризницу.

МАРИЯ. Как же так?.. Столько лет ходили мимо, и не видели?..

АННА (покаянно). Там темно, а в непогоду или зимой-осенью чуть не ощупью приходится  пробираться.

МАРИЯ (снимает плат с иконы). Но ведь это… не та, которую ищет брат Тихон. Это – «Знамение», известная, чудотворная икона!..

ТИХОН. Дайте же мне взглянуть!.. (Поясняет, всем). «Знамение» – наша семейная реликвия, деды и прадеды пред ней молились!.. (Рассматривает, возбуждённо). Глядите: здесь и Богоматерь, и Младенец руки Свои Святые простирают к Небу!.. А на иконе «Знамение» Богомладенец ручки на груди скрестил, и там Он – сидит в чаше, а тут стоит!..

АННА. Матушка, он правду говорит: на обороте – надпись, посмотрите: «Неупиваемая чаша».

МАРИЯ (рассматривает икону). Удивительно!.. Старинное письмо. Видимо, писана она ещё при жизни преподобного Варлаама… Что ж, милые мои насельницы, поздравляю!.. Мы с вами – свидетели и соучастники великого события не только в жизни нашей обители, но и всей Матери Церкви Православной: явлена икона Божией Матери доселе неизвестной – «Неупиваемая Чаша»!.. И случилось сие чудо по промыслу Божию, когда простому человеку, грешному и страждущему явился преподобный Варлаам Серпуховской и повелел исполнить необходимое – извлечь икону из-под многовекового спуда и подать надежду грешному роду человеческому во избавление от страстей и пагуб неисчислимых.

ТИХОН. А молебен, когда будем служить молебен, который велел Преподобный?

МАРИЯ. Всенепременно отслужим, с духовником обители, отцом Георгием, а возможно, и сам митрополит, Глава нашей епархии, Александр, узнав о чуде таком, возглавит литургию. Ибо Чаша с благославляющим Богомладенцем – это Чаша Святого Причащения.

ТИХОН. По почему – «не упиваемая»?

МАРИЯ. Чаша эта воистину есть неупиваемая или неиспиваемая, потому что агнец ея есть «всегда ядомый и никогда неиждиваемый». А Матерь Божия с воздетыми вверх пречистыми руками, как  Молитвенница Пресвятая, очевидно, ходатайствует, чтобы жертва сия – Святая Чаша – была принята в Пренебесный Жертвенник за грешный род человеческий. И, кроме того, дорогие братья и сёстры, нет другого, более верного средства обрести спасение, а с ним – любовь и благоволение Матери Божией, как через Причащение Святых Христовых Таин. Идёмте же, дорогие, в Георгиевский собор, где ей надлежит отныне пребывать. (С пением, славя и благодаря Богородицу, монахини с иконой уходят).

Эпилог.

На экране – видеоряд из жизни Владычного монастыря. Фоном – звучит Акафист иконе Божией Матери «Неупиваемая Чаша». На авансцене – монахиня ЕЛИСАВЕТА, бывшая послушница Захария.

ЕЛИСАВЕТА. Вскоре после прославления святая икона «Неупиваемая Чаша» из её прежнего помещения была перенесена в соборный храм и поставлена в чрезвычайно удобном месте. Был отслужен благодарственный молебен, и отставной николаевский солдат избавился от пьянственной пагубы, изнуряющей его долгие годы. Мало того, исцелившись, и не в силах расстаться с чудотворной иконой он прилепился к духовнику нашему отцу Георгию, став его келейником. Весть о чудном явлении быстро распространилась по городу Серпухову, а затем по ближним и дальним весям Серпуховского уезда и далеко за его пределами. Со всех уголков России стали приходить и приезжать одержимые не только страстью пьянства, курения и прочих непотребностей, чтобы помолиться Матери Божией пред Ея новоявленной иконой, но и заблудшие, в надежде осознания своих грехов и возвращения к благочестивой жизни.

Я же, бывшая послушница Захария, приняла постриг с именем Елисаветы, и до скончания века своего служила Чудотворной иконе. И для того, чтобы эта удивительная история явления иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» не канула в лету, поведала её людям.

«Не говори, что нет спасенья, Что ты в печалях изнемог – Чем ночь темней, тем ярче звёзды, Чем глубже скорбь, тем ближе Бог!».

Акафист звучит громче, все участники спектакля выходят на поклон.

Конец.

P.S. Стихи А.Н. Майкова (1821-1897). Монахиня Елисавета почила в 1901 г.

Фото: Протоиерея Сергия Рыжова