Август 1989 года. Министерство хлебопродуктов одной из среднеазиатских республик СССР. Главное управление мукомольно-крупяной промышленности. Отдел перспективного развития.

(Температура за окном. Обычная. В тени + 42. По Цельсию)

***

Люди моего поколения и старше помнят, что в советских конторах стояли такие аппараты односторонней связи без диска номеронабирателя. То есть на них позвонить можно, а с них нет. Как правило, были ярко-красного цвета, и в центре аппарата красовался золотой герб Советского Союза. Обладатели таких телефонов страшно гордились ими: наличие сего агрегата сильно подчёркивало статус владельца.

Не знаю уж, почему, но эти устройства связи обладали скверным типом звонка. И мой организм со временем выработал стойкую антипатию к мелодиям этого агрегата. Если то, что раздавалось из-под красного пластика, вообще можно назвать мелодией. Короче – он зазвонил. В ней раздался раскатистый бас нашего министра.

— Зайди.

Трубка противно загудела сигналами отбоя. Почти бегом спускаясь со своего четвёртого этажа на покрытый хивинским ковром второй, где и располагался кабинет министра, я мысленно прокручивал в уме все свои возможные прегрешения, за которые меня следовало вызвать на ковёр. Таковых не обнаруживалось: так, мелкие шалости и не более того.

Понятное дело, хозяин кабинета сесть мне не предложил.

— Как обстоят дела с реконструкцией мельницы в Катта-Кургане? Оборудование всё на месте?

Перед министром лежала моя докладная записка, где чёрным по белому излагалось, что до настоящего времени в республику не поставлены два, очень нужных, сепаратора.

Я молча стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что ответить грозному начальству.

— Как у вас у русских говорят. Не будем теребить хвоста за кот. Или, наоборот. В общем так. Ты прямо сейчас спускаешься, в АХО. Наш дорогой Абдумалик Каримович уже раздобыл на твоё имя дефицитный билет до Москвы. Забирай его и дуй в аэропорт. На всё тебе час времени. Смотри не опоздай на рейс. Сам же знаешь, летом у нас билеты сейчас раздобыть….

Я ничего не понимал и продолжал изображать из себя «соляной столб».

— Отыскали, вышестоящие товарищи, машины. В Т… они застряли. На комбинате хлебопродуктов. Почему нам до сих пор не отправили, не знаю. На месте разберёшься. Сегодня у нас, что? Понедельник. Обратный билет у тебя на среду. Прилетишь в Ташкент, сразу ко мне. Доложишь об отгрузке! Иного отчёта не приму. Так и знай. — Он перевернул докладную. За ней лежало моё заявление на очередной трудовой отпуск.

— Это подпишу сразу. Если приедешь «со щитом»! А если на «щите»! Отдыхать отправишься зимой. Ты к стуже, привыкший?

Я тогда не обратил внимание на последнюю фразу министра, а зря.

***

Ехать через весь огромной город домой, собираться, бесполезно. Однозначно опоздаю на рейс.

В чём был. А именно в (приобретённой по блату) венгерской рубашке, с коротким рукавом, и в белых брюках (мечта товарища Бендера!) вылетел в белокаменную. В кармане лежали две красненькие десяти рублёвые бумажки, с портретом Ильича. Всё чем успел, (впопыхах) разжиться у сослуживцев.

***

— Пристегните ремни, наш самолёт приступил к снижению и через двадцать минут совершит посадку в аэропорту Домодедово. Температура воздуха в столице Родины. + 10 градусов!

— И это днём! — Пронеслось у меня в голове. — Ночью вообще, на почве, могут быть заморозки.

***

Союзное министерство завершило свою работу строго по расписанию.

После нервного стука в громадную парадную дверь меня таки впустили.

Вахтёр, не спеша, изучил моё, дрожащее с головы до ног, тело. Затем, поправив очки, минут пять читал командировочное удостоверение.

С явной неохотой выдал другое.

«УВД и г».- Предъявитель сего имеет право поселиться на девятом этаже здания расположенного по адресу…. Сроком на двое суток.

***

— «Ну, УВД понятно, а причём тут «г»? И ещё маленькими буквами?»- размышлял я в автобусе, неспешно двигающемся в сторону Алтуфьевского шоссе. Где мне и предстояло провести две ночи, в тёплом (я очень на это надеюсь) номере.

Из съестного в ближайшем гастрономе имелось: «Соль йодированная», газированная вода «Буратино», хлеб «Бородинский», повидло «Яблочное» в трёхкилограммовой банке. Объективности ради, надо сказать, что в магазине всё же реализовывались иные съедобные припасы. Но они отпускались исключительно по удостоверению москвича. Строгий вахтёр, к сожалению, такой нужной «ксивой» меня, увы, не снабдил.

Неподалёку от моего «лежбища» располагался, работающий, несмотря на поздний час, обшарпанный киоск «Промтовары». По всей видимости спешно переделанный из пункта приёма стеклотары.

— Ес-ть у вас ка-ка-я-нибудь ку-р-тка или сви-те-р? Оче-нь на-до. — Стуча зубами, поинтересовался я.

— На тебя только вот это налезет! — Продавщица занимающая своим телом две трети торгового помещения, бросила, что-то отдалённо напоминающее спецовку б/у.

— Бббе-ру. Ско-ль-ко?

— Тридцатка, но так и быть, десятку могу уступить. Что за день сегодня. Ничего, толком не продала и это в убыток отдаю. Потому как, размер не ходовой. Ну чего ты там выкабениваешься? Берёшь, так бери. Мне закрываться надо.

Молча вернул одежонку. По всей видимости, в этот момент, на глазах выступили предательские слёзы. Но, в темноте и начавшем моросить дожде, их уж точно, не рассмотреть.

***

На следующий день.

Завтрак состоял из хлеба с вареньем и воды из крана. (Хлорированная до ужаса. Но не тратиться же на «Буратино»).

Я помчался на вокзал. Дабы первой электричкой отбыть в неизведанную Тулу.

***

— Мужик. На да! Ты. Обокрали что ли? В рубашке, без рукавов, по перрону шастаешь. Помоги ящики донести. А то грузчики ещё не подъехали. А я за это….

(Заплачу!» — Радостно пронеслось в голове.)

— Тебе бананов импортных продам. По себестоимости. — Продавщица, в грязно-белом халате, указала на десяток ящиков, стоящих поодаль.

— Лад-но, хо-ть со-гре-юсь. — Согласился я.- Ска-жи-те, а у вас в Мо-ск-ве, в авгу-сте всег-да так хо-лод-но?

— Не. Вчера по телевизору сказали, к нам прорвалось, это, как его. Вспомнила- Ультраполярное вторжение. Ты же видишь, что в стране творится, вот и погода соответствующая. Короче бери свои положенные два килограмма в одни руки и гони пять рублей двадцать копеек. Считай, у тебя сегодня день удачно начался. Заморский фрукт без накрутки отхватил. Питайся. Им, конечно, не согреешься. Он не водка, но закусь отменная.

Я хотел у неё спросить, если она торгует импортными бананами, то должны быть и отечественные. Не успел. Грязно-зелёная электричка Москва-Т…, отчаянно сигналя, спешила занять своё место, между поездами дальнего следования.

***

+6. — Табло расположенное на здании Ту….го вокзала бесстрастно сообщило, что жить мне осталось совсем недолго. Хорошо, если окоченею сразу, не мучаясь. Но скорее всего закончу свои дни в местной больнице, с диагнозом двухстороннее воспаление лёгких.

***

Несмотря на самый разгар рабочего дня, комбинат встретил меня гнетущей тишиной.

— А никого сегодня нет и не будет. Я одна за всех.-На одном дыхании, выпалила миловидная девчушка.-Ой, да вы совсем закацубли. Давайте я вам чайку сварганю.

— Ссссс-пас—си-бо. Бо-ль-шое. А не скааа-жи-те. Где все?

— Ой! Так на похоронах. У нас механик сгорел, вот и пошли его в последний путь провожать.

Отхлебнув из кружки кипятка, с плавающим там пакетиком, много раз заваренного чая, я продолжил.

— Соболезную. Наверное, у вас пожар случился. Очень жаль. У нас, в Азии, такое, хоть и редко, но тоже бывает.

— Ой! Ну вы тоже скажете. Допился наш Васька до чёртиков, и сгорел от неё проклятущей. Комбинат всё равно стоит. Сырья нет. Вот и пошли всем коллективом на похороны. А я осталась. Потому как не пьющая, совсем.

— Мне бы последней электричкой в Москву вернуться. Я завтра должен назад лететь. Директор или главный инженер после обеда появятся?

— Нет, конечно. Только на следующей неделе. И то не факт. Я же сказала, поминки. Пока всю брагу не прикончат, не уйдут. А вы, собственно, по какому вопросу.

— Я по вопросу сепараторов. Мы их очень ждём. Реконструкция у нас.

— Видела их. Зелёненькие такие. Новые. Стоят возле склада.

— Мне бы ещё командировочку отметить. Положено так. Иначе бухгалтерия билеты к оплате не примет.

Девушка порылась в столе, достала оттуда связку ключей.

— Бухгалтерия у нас там. Откройте. Печать на тумбочке. Ставьте куда надо и сколько душе угодно. А я сейчас вернусь.-При этих словах, её глаза блеснули каким-то колдовским светом.

— Я в бухгалтерию, а она в милицию. Дескать проник, грабит. — Пронеслось в моей голове.

По всей видимости девушка умела читать мысли. -Ой! Да не бойтесь. Шлёпайте свои печати. Записочку напишите. Да покрупнее. Мол отправьте сепараторы. Срочно. Без них люди голодают! А я за одёжкой сбегаю. Рубашечка у вас клёвая, но не по погоде.

***

В электричке мой соседки, громко рассуждали о том, в каком московском магазине вечером могут выбросить дефицитный продукт. В свободную продажу. И косились на сумасшедшего мужика в красивой рубашке и замызганной, до нельзя, короткой куртке.

Я вынул из сумки бананы и стал их с жадностью поглощать.

— Надо же! В Т… бананами разжился. — Прошептала одна.

— И чего его в Москву, на ночь глядя несёт? Ежели у нас в городе такой блат имеет.

***

— Ну? Приедут сепараторы? — Министр смотрел на меня «Словно Ленин на буржуазию».

Что я мог ему рассказать? — Просто кивнул, в знак согласия.

— На. Держи. — Хозяин кабинета протянул мне подписанное заявление, но без даты. — Поставишь её сам. Когда машины прибудут. Так, по справедливости, будет.

***

Две недели спустя я получал в бухгалтерии отпускные. И вспоминал далёкую девушку. Заваленную бумагами тумбочку. И мою записку-

«УМОЛЯЮ! ОТПРАВЬТЕ СЕПАРАТОРЫ, КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ОЧЕНЬ КУШАТЬ ХОЧЕТСЯ!»

Александр Ралот

АХО — архивно-хозяйственный отдел.

«УВД и г» — Управление высотных домов и гостиниц.