«Проблема с репертуаром есть всегда», – констатировал художественный руководитель Санкт-Петербургского драматического Театра на Васильевском, заслуженный деятель искусств Словохотов Владимир Дмитриевич на вопрос о выборе пьесы для постановки, хотя он считает, что его молодому тридцатилетнему театру легче – ещё не всё сыграно, есть выбор.

Труппа была на гастролях в Омске, в театре шёл ремонт, только на камерной сцене ежедневно шли спектакли. Я купила билеты на премьеру «Петербург» дотоле неизвестного мне автора Юлии Тупикиной.

Камерная сцена театра находится в другом здании на Малом проспекте Васильевского острова, но, как и для основной сцены, символом которой является лестница, взмывающая вверх, так и здесь из небольшого фойе первого этажа зрителя встречает лестница. На сей раз над ней были развешаны простыни, стояла цинковая ванна со стиральной доской пятидесятых годов советского времени и какими-то ещё стиральными принадлежностями. Постановщики готовят зрителя к основательной «стирке» Петербурга? Фойе второго этажа перед входом в зрительный зал также было украшено артефактами советского времени. На стене висел рулон бумаги с отзывами зрителей о спектакле, второй рулон был распростёрт на столике с приготовленными цветными фломастерами для отзывов сегодняшнего зрителя.

Порадовала красочная программка – полноцветная печать, на мелованной бумаге фотографии актёров в сценах из спектакля (художник-постановщик Елена Дмитракова). Открываю программку… О! Такого мне ещё не приходилось видеть в драматических театрах – краткая аннотация содержания пьесы (!), посвящённой «…нескольким поколениям семьи коренных петербургских интеллигентов, их судьбам, индивидуальным, неповторимым, и общей исторической судьбе великого города». Подготовка зрителя к такой модернистской зауми, что без объяснения он и не поймёт о чём речь? Или это завуалированный «дифирамб» зрителю этого театра?

Небольшой зал представляет собой амфитеатр, у каждого ряда в узком проходе приставной стул… Аншлаг. Публика преимущественно молодёжная, совсем юные занимают приставные стулья. Понятно – это студенты театральной студии Театра на Васильевском.

В разных углах сцены нагромождение старых обшарпанных дверей, покрашенных белилами ещё в доисторические времена. Образ Петербурга – коммунальная квартира? Где же ещё могут жить «коренные петербургские интеллигенты»? Одна из них – сорокалетняя Анна (актриса Ульяна Чекменёва) – сидит на полу у двери, периодически «интеллигентно» прикладываясь к бутылке вина. Её сын Федя 20 лет (артист Тадас Шимилев) зачитывает ей некий текст для конкурса о создании нового памятника Петру I. «Медный всадник соскочил с коня, оставив его со змеёй, спрыгнул с камня. (…) Венок с головы и хламиду свою скинул, остался голый. Втянул живот (проклятый француз мог бы сделать стройнее). Спустился к Неве, сел на камешек, опустил ноги в воду, да так и замер. Хорошо. “Пётр первый проверяет, нет ли наводнения”, – подумал он». Первый петербургский мотив – как же обойтись без Петра в обшарпанной коммуналке? – энтузиазма у зрителей не вызвал: ни взрыва хохота, ни аплодисментов, ни даже саркастической улыбки…

Автор обыгрывает в именах героев пьесы великих петербуржцев: бабушка семейства – Александра Сергеевна 78-и лет (народная артистка России Наталья Кутасова) названа в честь А.С. Пушкина, да и работает она уже 20 лет на Мойке 12, наизусть зная всё творчество поэта. Её внук Федя ассоциируется с Достоевским: «Как бы не заболел туберкулёзом…», – волнуется о здоровье внука бабушка Александра. Юлия Тупикина, по-видимому, не знает, что Достоевский болел отнюдь не туберкулёзом, а страдал эпилепсией.

Время действия пьесы – сегодняшние дни, судя по тому, что учившаяся на врача Анна вынуждена колоть ботокс клиентам, в том числе и молодящейся бабушке, девиз жизни которой – жить легче, сегодняшним днём и ничего не помнить. И она не помнит – ни войну, ни блокаду, ни смерть близких… Мне приходилось неоднократно встречаться со многими блокадниками разного возраста – от детей и подростков до участников ВОВ на ленинградском фронте. Но чтобы хотя бы один из них не помнил! Такое может написать только автор, который никогда не видел ни одного «живого» ленинградца – блокадника. Похоже, что молодой сибирской журналистке не приходилось встречаться и с музейными работниками. Моё ухо просто резанули слова Александры, музейного работника (!), которая не читала Ахматову и не знакома с перипетиями её жизни. Музеи в наше дичающее постперестроечное время остаются последними островками культуры, а их работники – последними интеллигентами, просветителями. Строго говоря, – это просто плевок в бескорыстное племя музейных работников. Кроме этого Юлия Тупикина, надо полагать, обыграла существовавший в советское время короткий анекдот: еврей – дворник, поскольку в её пьесе появляется бомж (!!!) Илья (семидесяти шести лет) – сын Берта Моисеевича и Енты Менделевны, после войны приютивших несчастную сироту Александру. Еврей бомж – это крутая находка Юлии Тупикиной! Удивляюсь, что не возмутились еврейские общины России. В пьесе традиционная ныне либеральная идея: русские – бяки: богатая тётя Александры не приняла в послевоенное время к себе деревенскую сиротку. А бедная родственница, живущая с больным мужем и тремя детьми в двенадцатиметровой комнатёнке, приняла, но не создала ей должных условий – девочка спала на двух сдвинутых стульях! А вот добрая Ента Менделевна (спасибо ей!) не только приняла сиротинку, но и ходила в Смольный, чтобы выхлопотать ей комнату, а не просто койку в общежитии.

Но вернёмся к театральному действу, постановке пьесы «молодым (родился в 1980 году в Перми – Т.Л.), талантливым режиссёром», как его позиционируют СМИ, Денисом Хуснияровым. Он учился в Пермском областном колледже искусств и культуры на факультете режиссуры массовых мероприятий и празднеств (2000-2002 гг.), затем в Пермском гос. институте искусств и культуры на факультете режиссуры любительского спектакля (2002-2004 гг.) и, наконец, в 2009 окончил Санкт-Петербургскую академию театрального искусства (актёрско-режиссёрское отделение, мастер курса С.Я. Спивак). Итак, как было сказано выше, пермяку Хусниярову Петербург видится коммунальной квартирой с большим количеством дверей, из которых то появляются действующие лица, то уходят за них, то бесцельно перетаскивают эти двери с места на место. Вот и всё сценическое действо – из двери в дверь, да ещё перетаскивание мешков с мусором после ремонта.

Режиссёр легко отошёл от текста пьесы, в которой члены этой семьи живут в разных квартирах и где всё-таки иногда появляются уголки, «родные сердцу петербуржца». Хочется думать, что вынужденно. Вероятно, техническая оснащённость зала не позволяет показать, хотя бы на экране, эти «уголки». Или коммуналка – это его концептуальное видение северной столицы? Денис Хуснияров сократил и одного персонажа в пьесе с его назидательной филиппикой о необходимости борьбы с обсценной лексикой. Не знаю, вынужденно (пьеса должна быть короткой в наше время!) или сознательно – в коммунальной квартире ей самое место. Режиссёр, вероятно, подчёркивает известную истину о том, что чистота – залог здоровья даже в обшарпанной коммунальной квартире. Александр в возрасте 58-и лет (актёр Владислав Лобанов) – врач, а ныне «бомбила» на жигулях, то шествует в махровом халате в ванную, то выходит из неё, уже в брюках, расстёгивает их перед публикой, демонстрируя чёрные трусы, заправляет рубашку и застёгивает молнию. Какие краски хотел добавить Петербургу режиссёр этой бессмысленной, на мой взгляд, натуралистической сценкой? За неимением другого варианта сценического действа?

В это время последовал спасительный антракт… Смотреть второй акт у меня желания не возникло.

Объективности рад нужно отметить хорошую игру актёров, занятых в первом акте, и в первую очередь Наталью Кутасову и Ульяну Чекменёву. Менее впечатлил Даня – артист Роман Зайдуллин, которого режиссёр представил сидящим на полу в каком-то чулане, естественно, с бутылкой водки, с нечёткой из-за этого дикцией, захлебывающимся от хохота, рассказывая историю похищения машины у бедолаги соседа. А вот зрителю отнюдь не захотелось разделить с ним веселье – взрыва хохота не последовало. Заслуживают хорошей оценки костюмы Александры: только в первом действии она меняет их трижды. Художник (Елена Дмитракова) и пошивочный цех (Елена Василевская) на высоте.

Ещё несколько слов о содержании пьесы. Автор пытается играть роль некоего просветителя, иногда сопоставляя события из жизни персонажей с сюжетами классики – то «Шинели» Гоголя, то устами одного из персонажей предлагая петербуржцам говорить языком Велемира Хлебникова. Но больше всего, на мой взгляд, в этой пьесе прослеживается подражание Улицкой.

«Театр на Васильевском первым в России (курсив мой – Т.Л.) поставил пьесу Юлии Тупикиной “Петербург”». Так утверждается в программке. Хотелось бы, чтобы подобное представление Петербурга на сцене этого театра оказалось и последним. Владимир Дмитриевич Словохотов безусловно прав относительно проблем с репертуаром. А с режиссурой?

Татьяна Лестева