Принято считать, что человек, изображенный на известной картине Э. Мунка кричит. Существует иная интерпретация: человек не кричит, а не знает, куда деваться от крика природы. И я бы добавила – от происходящего на фоне природы. Разум мунковского человека сопротивляется, не выдерживает реальности, человек затыкает уши, глаза расширяются и округляются от ужаса, рот открывается в безмолвном крике…

Примерно такое же ощущение испытываешь при прочтения романа Тер-Абрамянца «В ожидании Ковчега», романа, описывающего события, происходящие в Армении в 1917-1921 годов. Это роман-шок, роман-откровение. Автор взялся за тему, малоизвестную российскому читателю – хаоса и поголовной резни армян, начавшейся с турецкой стороны в 1915 году, усугубленных в 1920 году красным террором.

Роман полон смертей и убийств, в том числе и родственных…кровь льется рекой и реалистические описания гибелей невозможно читать – сказывается профессия автора-врача. Все эти трагедии происходят на фоне изумительных южных пейзажей. Прозрачная вода, неспешно перебирающая камешки в ручье, лопающиеся от спелости абрикосы в саду пустой деревни, буйная зелень лесов и синие отроги гор, чистое зеркало Севана, каменные улочки Эривани – все это изображено с такой яркостью и мастерством, что в пейзажи можно войти и подышать горным воздухом, напиться сладкой воды из ручья, потрогать камни домов и скал… Перманентная блаженственность природного рая Армении и перманентный ужас описываемых в романе событий – главный контраст и главная пространственно-изобразительная составляющая. Не могу судить, получилось ли это у автора промыслительно, или он намерено так сработал свою вещь, но это поражает и читателя держит крепко.

Начинается роман страшно: с горы трупов дашнаков на церковной площади Еревана. И колокол звонит по ним. В город пришла Красная Армия. Главный герой романа, защитник армян – Гурген убит, а над его телом пришлый красный командир произносит речь о приближающимся всенародном счастье и даже запевает Интернационал, под который задавленные горем люди расходятся по домам. Им не надо интернационала (что это за зверь такой?), им нужна защита от турков-убийц, а главный их защитник – хмбапет (командир отряда) Гурген мёртв. Существует устойчивое армянское словосочетание «Мец Егерн» (Великое Злодеяние) для обозначения геноцида 1915 – 1921 годов. Но российские учебники истории как-то не рассказывали, что к турецкому злодеянию в 1920 году добавилось еще одно: советское. До того времени армянская армия была российской, а по существу, царской. Кроме того, само собой возникло народное движение дашнаков, главной идеей которых было освобождение Армении от турецкого ига. Задачей же нового советского режима было «освобождение» Армении от царской армии и националистов-дашнаков. А вот освобождение от турков — истребителей целого народа не входило в планы революционной армии. Красный террор прокатился по армянской земле, не оставляя в живых ни офицеров государственной армянской армии, ни дашнаков-освободителей… Разница, однако, была: красноармейцы не убивали детей, женщин и стариков, разве что случайно.

Пролог романа о гиганте-хмбапете Гургене закольцован эпилогом, о котором скажу немного позже. Интересно, что роман состоит из многих «колец» — человеческих судеб, связанных друг с другом, и своей чешуйчатостью напоминает перегородчатую эмаль с открытыми ячейками. Да и по цвету, отметим попутно, он такой же яркий, как изделия из финифти. Каждая человеческая судьба представляет собой некую группу, сообщество, населяющие Армению (добавим, Закавказье и Россию – есть персонажи и оттуда) в тот период. Несмотря на то, что каждый образ выпукл и жив, характерен и полнокровен, он несет в себе некую идею, ненавязчиво закладывает в читателя мысль-характеристику событий трагического времени.

Взять хотя бы историю офицера Гайказуни, выведенного для того, чтобы подчеркнуть тесную связь Армении и России. Это, по сути, обобщенный образ обрусевшего армянского офицерства, вышедшего из русских военных училищ. Это человек долга, чести. В Петербурге, в паре с русским дворянином, таким же курсантом Михайловского артиллерийского училища, Гайказуни должен был убить Ленина. Попытка не удалась, Гайказуни едет в Армению, прихватив с собой Елену, русскую дворянку, оставшуюся одинокой в голодном революционном городе. В Армении Гайказуни одержим идеей спасения страны от турков и красных, и для этого объединяется с Гургеном. Он должен тянуть на себе никудышную Елену, изменяющую ему с красавцем штабс-капитаном. После ее побега он должен спасти детей-сирот, случайно найденных им на развалинах древней крепости. Но дети исчезли…После их исчезновения, бегства Елены, распада армии, а главное — после гибели родины, Григорию Гайказуни стало не для чего жить, и он добровольно уходит, пустив себе пулю в голову… Эта трагическая смерть символизирует агонию армянской армии, гибель ее цвета — офицерства.

Вот еще одна судьба – штабс-капитана Мелик-Казаряна. Несмотря на подписанный договор об объединении Красной армии с армянской национальной, новая власть истребляла офицеров, как было тогда принято — без суда и следствия. Армян убивали руками самих армян (а где было по-другому?) Мелик-Казарян сам явился в ревком, по повестке о перерегистрации, надеясь, что ему дадут место в штабе при новой власти. Вместо этого его раздели, спустили в подвал и расстреляли, вместе со всеми, кто там уже был…Отняли даже семейную реликвию – нательный крест, подаренный матерью. А до того, тот, кто отдал приказ, читал, на пару со своей жертвой, стихи Саят-Новы, стоя у окна с умиротворяющим осенним пейзажем…И желтые листья на деревьях чуть подрагивали от легкого ветра… Чудовищность сцены расстрела, последующей за сценами короткого допроса и стихами Саят-Новы даже не говорит, а кричит о цинизме беззаконной власти.

Русская дворянка Елена, сожительница Гайказуни, не приспособленная не то, что к революции, а и просто к жизни, сбегает с англичанином – представителем Антанты, ища безопасности и сытного обывания. Ее образ олицетворяет вполне понятную неготовность русского дворянства к реалиям времени. Бежали все, кто мог и как мог, чтобы не оказаться расстрелянным на улице за шёлковое платье или пенсне. Несмотря на отрицательность образа Елены, её не получается осудить по-настоящему. Это, пусть не отчетливо, но понимает и старик (по-мужски, конечно, осуждая беглянку), у которого пара снимала жилье. Старик не только из деликатности запрещает своей жене говорить об изменах Елены.

Как бы в противовес Елене, автор выводит пленительный образ молодой армянской женщины Сатеник, муж которой сражается на европейском фронте России (до революции армян мобилизовали и посылали сражаться повсюду, как и всех армейских в Российской империи). Муж пропал без вести, Сатеник работает в госпитале, где выхаживает раненых, заботится о сыне, живя в сарайчике на территории дома богатых родственников и ни на что не жалуется. В Сатеник влюбляется главный герой романа – Гурген и уговаривает ее выйти за него замуж. Она соглашается и вскоре умирает от туберкулеза, успев сказать, что уходит из жизни «за грехи свои» — ведь она не была уверена, что ее муж мёртв и её предчувствия подтвердились позже. Сатеник, Рузанна, до самой смерти заботящаяся о детях, спрятанных в шалаше на развалинах, блаженная тётушка Вардуи — все они — собирательный образ армянской женщины: трудолюбивой, молчаливой, доброй, скромной.

Роман «В ожидании Ковчега» не только историческое повествование. Это еще и роман-притча (отсюда и название). Главный персонаж романа – Гурген, из мирного пастуха-сельчанина ставшего гигантом-хмбапетом, нагонял ужас на турков и внушал этим безмерное уважение у соотечественников. Скорей всего, образ живого мертвеца, вечного и неубитого Гургена, навеян образом Мгера, сына Давида Сасунского, персонажа армянского эпоса. Мгер проводит жизнь в странствиях, в постоянной борьбе с несправедливостью, со злыми силами. Он побеждает дэва Купа, старуху-людоедку, иноземные полчища, угрожавшие Сасуну; спасает город Джезиру от наводнения, сбросив утёс в протекавшую через него реку и тем самым разделив её на два рукава. Встретив возвращающегося в Сасун Давида, Мгер, не ведая, что это его отец, вступает с ним в единоборство и валит его наземь. Опозоренный Давид проклинает сына: он обрекает его на бессмертие и бездетность. Мгер оказался не в силах истребить несправедливость в мире; его больше не держит земля: Мгер и его конь вязнут в земле. Мгер идёт за решением своей судьбы к могилам родителей. Он слышит их голоса, предлагающие ему удалиться в скалу и ждать изменения мира. От удара меча Мгера скала разверзлась и приняла его вместе с конём. Один раз или дважды в год Мгер выходит из скалы и пробует, не окрепла ли земля. Убедившись, что по-прежнему она не выдерживает его тяжести, Мгер возвращается в скалу. Одному пастуху, увидевшему Мгера в приоткрывшейся скале, он сказал, что совсем оставит скалу, когда разрушится старый и будет создан справедливый мир, когда пшеничное зерно будет крупнее ореха, а ячменное — больше плода шиповника. Согласно отдельным версиям сказаний, в скале, в которой пребывает Мгер, горит вечная свеча и вращается Колесо судьбы; когда колесо остановится, герой выйдет из скалы и разрушит несправедливый мир.

История Гургена, в отличие от истории Мгера реалистична, герой романа имеет прототипы. Пастух идет в ополчение, создает отряд и разит турков. Особенно ожесточенным Гурген становится после того, как жители его деревня оказались полностью перебиты и сброшены в ров. Среди убитых – семья Гургена, его жена и единственная долгожданная дочь, скелет которой он узнает по куколке, изготовленную им самим…Бесхитростная детская игрушка становится великим символом романа и я бы рискнула сказать – души армянского народа ( оба слова «кукла» и «душа» – женского рода). В куколке заложена невероятная многослойность образов. Это игрушка, которой играла девочка, убитая турками ни за что. Это личный талисман Гургена, обездоленного отца, похоронившего дочь и носящего куколку за пазухой. Она охраняет народного мстителя от пуль. Принесенная живым мертвецом на вершину горы Арарат, отнятой у армян национальной святыни, кукла — буквально фигурально — поднимается над всем личным, и превращается в символ народного горя. Независимого ученого-американца засмеяли и объявили шизофреником, хотя он описал находку и определил её возраст точно… Здесь самодельная игрушка становится завуалированным упреком народам, не признающим армянский геноцид.

Роман, начинающийся с описания мертвого Гургена, не находящего успокоения ни в одном из миров, закольцовывается его практически библейским бессмертием:

«…ходит легенда. На горе, в ледяной пещере, лежит мертвец. Раз в год, в сентябре, когда ледяная шапка горы становится меньше обычной, рассыпаются ледяные оковы, и мертвец выходит ночью на вершину. Он прислушивается: не слышно ли шума волн второго Потопа, не слышно ли скрипа весел и мачт Нового Ковчега с Праведниками, готовыми пристать к первой пристани и начать Историю с белого листа. Только тогда он сможет уйти навсегда, в Светлый Поток.

И тогда Господь Бог возьмет чистый лист бумаги, шариковую ручку и начнет писать… Или он предпочтет клавиатуру компьютера?…»

Роман издан в 2018 году в издательстве «Медпресса», ISBN 987-5-7157-0265-2, небольшим тиражом.

Елена Данченко