Лето, «фазенда», полдень, жара. Всё проживающее здесь, на «фазенде», семейство – дедушка, бабушка и их шестилетние внучки-близняшки Катя и Маша –сидят на террасе и вместо горячего чая (на улице температура –тридцать два градуса!) пьют холодный домашний квас. Девочкам ещё с утра дано задание обобрать малину и прополоть клубнику, но работать на такой жаре совершенно не хочется.

— Надо нам собаку завести, — говорит Катя и с нарочитым шумом, словно в чашке и на самом деле горячий чай, втягивает в рот квас. Одновременно она непонятно, но явно заговорчески косится на Машу, которая отвечает ей точно таким же взглядом.

— Зачем? – пугается дедушка. Он всегда пугается от таких внешне совершенно вроде бы безобидных девочкиных предложений, потому что они, как правило, превращаются в большое и совершенно ему, дедушке, ненужное беспокойство.

— Чтобы она у калитки сидела, — спокойно объясняет Катя, но этим спокойствием дедушку тоже не обманешь. – Гавкала на воров там разных бандитских.

— Да какие у нас здесь воры? – отмахивается дедушка. – Нету у нас их, слава Богу!

— Сейчас нет, а завтра могут быть, — убеждённо говорит Катя. – Вот вчера по телевизору показывали: одна тётенька на огороде картошку окучивала. К ней два дяденьки подошли и говорят: «Дайте нам, пожалуйста, тётенька, водички попить!». Она дала им водички, они попили, ушли, а тётенька пошла в дом, смотрит: пианины нету.

— Какой ещё пианины? – не понимает дедушка. (Старенький уже! Старость не радость!)

— Какой, — фыркает Катя. —  Обыкновенной. Музыкальной. Чтоб играть.

— Зачем этой тётеньке на огороде пианино? – спрашивает дедушка (вот ведь какой непонятливый! А ещё на танке стрелял в дни своей бурной военной молодости! Побеждал врага коварного!).

— Ну, зачем… — задумывается Катя. – Может, она на нём от огорода отдыхает. Тоскливыми вечерами в унылом одиночестве.

— Лучше бы она своими тоскливыми вечерами на балалайке играла, — говорит дедушка иронично. – Её на огород привозить легче, да и места она занимает не столько, сколько пианино.

— Может, у неё изо всяких музыкальных инструментов одна только эта пианина и есть, — не сдаётся Катя. – Чего же ей, совсем что ли, без музыки сидеть? Тоскливыми вечерами.

— Чего это ты заладила про какие-то тоскливые вечера? – подозрительно прищуривается дедушка. ОН что-то почуял, но пока не может понять что.

— Потому, что у нас тоже пианины нет, — ответила Катя. – Вот я и говорю: давайте собаку заведём. Она нам по вечерам разные мелодии выть будет.

— Ага, — ехидно соглашается дедушка. – Очень большая радость. Я и так по ночам плохо сплю. А тут ещё будет кто-то выть. Вашими тоскливыми музыкальными вечерами.

— Если не спишь, то это старческое, — авторитетно заявляет Маша. Она не очень любит, когда без неё разговоры разговаривают. — Так всегда тётя по телевизору говорит, которая про чужое здоровье рассказывает.

— Вот я и говорю: смотрите всякую ерунду! – начинает сердиться дедушка. Он не очень любит, когда ему о возрасте напоминают. Да и какой у него возраст – семьдесят два года всего! Ерунда. А не возраст! Он на своём дне рождения даже вприсядку плясал вместе с товарищем своим Мироновичем! Мироновичу от присядки плохо стало с сердцем, ему даже корвалол капали и хотели «скорую помощь» вызвать, а дедушке всё ничего! Он даже после присядки ещё три рюмки алкоголя выпил и песню спел про трёх танкистов-трёх весёлых другов, экипаж машины боевой. Вот какой у них удивительно энергичный для своего почтенного возраста дедушка! Как на такого злиться, даже если у него памяти нету и по ночам — бессонница!

— Мы вообще-то уже привели, — говорит Катя и искоса глядит на Машу. Дескать, ладно уж, чего ходить вокруг да около. Всё равно ведь узнает.

— Кого? – опять не понимает дедушка.

— Кого… Собачку.

— Какую ещё собачку? – раздражаясь, спрашивает дедушка. Он вообще противник нахождения животных в доме. Для животных есть придомовая территория. Вот пусть там и живут. Если проживут. Если не сбегут.

– Куда привели?

— Как куда? – удивляется Катя. – Конечно, домой! Она будет дом сторожить. И гавкать.

Дедушка, бормоча себе под нос нехорошие, кажется, слова, поднимается, проходит в дом и уже через несколько секунд выскакивает оттуда как ошпаренный изумлённый вид.

— Вы чего притащили? – кричит он, вытаращивая глаза. – Тоже мне нашли собачку! Это же крокодил какой-то! Собака Баскервилей в собственной красе!

— И никакой не крокодил, а Тарасик, — тут же надувает губы Катя.

— Нет, это не Тарасик! – решительно возражает дедушка. – Это настоящий Тарас! Даже Тарасище! Постойте-постойте, что-то мне его бандитская морда знакома… Точно! Конечно! А как же! Он же с вашей любимой помоньки!

— Ну и что? – бурчит Катя. – А что, на помоньке люди, что ли, не живут?

— Я не знаю, кто где живёт! – решительно заявляет дедка. Он сейчас обуреваем большими страстями. – Но, чтобы сей же момент вы этого людоеда назад оттащили! Да он же загрызёт нас ночью во сне!

Девочки молчат, только наклоняют головы и начинают многозначительно сопеть. Бабушка поджимает губы. Она ещё не определилась, чью сторону ей нужно принимать.

— Он хороший, — тихо говорит Катя. —  Хоть и большой, а вон какой тощий. Прямо собачий шкилет. Без всякого даже мускула.

— И жиру на нём нет, — в тон ей шепчет Маша и дрожит подбородком. – И глазки у него грустные. Мы ему бантик приготовили, чтобы на шею.

— Нет, ну все вы здесь такие вот жалостливые, а я один плохой! – опять возмущается дедушка, но уже на пол-тона спокойнее.

— Да ладно тебе, Вань, на себя наговаривать, — примирительно говорит бабушка. – Ведь привели уже. Назад на улицу выкидывать – это не по-людски.

— Он же ведь, наверно, лопает как паровоз, — переходит на уже совершенно спокойный тон дедушка. – Его же не прокормишь.

— Да ну вот и нет, пожалуйста! – тут же вступается за несчастного «крокодила-людоеда» Катя. – Он, знаешь, какой скромный! Мы с Машей ему кусочек пирога дали, а он его не кинулся сразу кушать, а сначала обнюхал. Потому что породистый.

— Ага, — охотно соглашается дедушка. – И порода у него –двортерьер.

— А вот и совершенно и нет! –возражает Катя. – Это самый настоящий пит-буль-нагл!

— Что это за порода такая? – удивляется дедушка. У него сегодня день открытий. И точно таких же открытых откровений.

Катя с жаром: Хорошая такая, замечательная порода! Чтобы воров разных-всяких грызть.

Дедушка: Нет, я о другом. Про пит-буль я слышал. А нагл?

Катя: А нагл означает «наглый». Это просто чтобы знали все и боялись. А на самом деле никакой он не наглый, а очень даже скромный и культурный. И всех даже стесняется.

— Культурный, — хмыкает дед. – А вот закончится лето – и куда его прикажете девать? А?

И он даже несколько победно глядит на бабушку: дескать, ну и чего вы, мадам, теперь скажете?

— А мы уже придумали! – звонко и радостно кричит Катя. – Всё будет хорошо! Всё будет просто замечательно!

— Ну-ну! Слушаю!

— А очень просто! Мы его к вам с бабушкой в квартиру поселим! Чтобы вам было веселее его каждый день на поводке гулять!

Вечером все снова собрались на террасе.

— Ну какие же вы молодцы! – расхваливает бабушка, босая взгляды на молчащего дедушку, который опять взялся за свою любименькую газеточку. – Ты посмотри, Вань! Всю малину обобрали, клубнику пропололи, огурцы полили. и помидоры…Настоящие помощницы, а не просто девочки! Настоящие хозяйки!

— Конечно, — иронично хмыкает дедушка и собирается было ещё что-то сказать, но бабушка смотрит на него так выразительно, что дедушка тут же закрывает свой так до конца и не раскрывшийся ротик и даже вроде бы прикрывается своей любименькой газеточкой.

— А где этот… наглый и культурный? – спрашивает он.

— Калитку сторожит! – гордо заявляет Катя. Он сразу сообразила, кого дедушка обозвал таким непонятным словом. – Хорошо сторожит! Сидит себе, полёживает! Никого не пускает!

— Харч отрабатывает, — понятно кивает дедушка. –Надо ему завтра там будку сколотить. У яблони. Чтоб в тенёчке.

На улице становится совсем темно. Пора спать. Спокойной ночи.

Алексей Курганов

В качестве иллюстрации к рассказу использована работа

«У друзе на даче. — Ночная съемка домика в лесу»

фотохудожника Андрея Саенко