Вы здесь: Главная /
ЛИЧНОСТИ /
Виктор Мостовой: «Близкое и давнее в памяти–шкатулочке. Домики и здания, площади и улочки»
Виктор Мостовой: «Близкое и давнее в памяти–шкатулочке. Домики и здания, площади и улочки»
03.05.2020
/
Редакция
О близком и давнем мы ведем беседу с поэтом Виктором Мостовым, и в шкатулке его памяти находим очертания шахтерского Стаханова с терриконами, чьи громады неотъемлемы от пейзажа Донбасса, и рядом – лесные тропинки и московские улицы, страницы книг и счастливый смех ребенка… Всё это – не только в памяти, но и в поэзии Виктора Мостового, одного из лучших стихотворцев Донбасса, чей авторитет, репутация, и жизненная, и поэтическая – безупречны. Виктор – один из основателей Межрегионального союза писателей. Его книги издавались в Луганске и Донецке, в Киеве и Москве, а произведения публиковались в журналах Санкт-Петербурга, Берлина, Торонто и Нью-Йорке. Он продолжил поэтические традиции Николая Анциферова, Николая Погромского и Анатолия Романенко, которые тоже знали шахтёрский труд изнутри и смогли сказать о нём так, как до них не говорил никто. Виктор Мостовой стал автором пронзительных стихотворений о романтике и трагизме опасного и нелегкого шахтерского труда, о судьбе семей, оставшихся в трудные времена развала прежней жизни один на один с закрытыми шахтами, вынужденных искать счастье в чужих краях. Вот и наш собеседник последние годы живет в Москве, но связи с родными краями не теряет. Мы решили, что разговор наш будет в максимальной степени сопровождаться поэтическими строчками, ведь в них – в концентрированном виде честные и искренние мысли и чувства автора. В них – его душа и боль, радость и надежды.
Ветер ударил по струнам ветвей. Сумерки горько заплакали. Шахту закрыли. Жалеть ли о ней? Это шахтерам во благо ли? Не было боли на сердце сильней. Все перекрыты отдушины. В трудную пору безрадостных дней мы будто по миру пущены. Иней посыпался с веток. Зябко в шахтерском краю. Выпьем давай напоследок, шахту помянем свою. Будто бы взяли и заперли власти надежду от нас. Вот оттого мы и запили. Трудно нам, батька Донбасс.
Спасибо Пушкину, спасибо за жизнь, за радость, за любовь…
— Всегда интересно узнать, как всё начиналось. Как мальчик из шахтерского городка увлекся стихами? Да ещё настолько, что стал известным поэтом, прославившим свой край?
— Наверное, судьбой было предопределено, что я с детства полюбил стихи Пушкина, Фета, Тютчева, Блока, Есенина, а позже Рубцова. Их стихи до смерти читать мне и перечитывать. Это вечная поэтическая школа. И ещё я понял, что, изучив и прочитав, впитав многое, тем не менее, важно оставаться самим собой, быть искренним и честным, совестливым. Это обязательно проявится. Нужно без устали задавать вопросы и искать ответы на них, и в этом – тоже суть поэзии. И, конечно, быть доброжелательным, не завидовать, не подличать. Подлец тоже может писать стихи. Но Поэтом он, всё равно, не станет. Мы все родом из детства. И поэзия – тоже. Это общеизвестно, но воспоминания-то у всех свои. Разные, личные. Наша семья жила возле деревообрабатывающего комбината. Был свой дом, свой дворик, игры, пацаны… И ощущение счастья, которое не зависело от уровня семейного благополучия (конечно же, скромного). Но вспоминается то время, как праздник. Вот зима. На окнах наледи. Я ещё маленький, влез на кухонный стол, который стоял у окна, и продышал на стекле «глазок». Вижу, как отец обивает о ступеньку налипший на обувь снег, а в руке держит небольшую пушистую ёлку. Скоро Новый год… А вот и весна. Во дворе я жму на педали трёхколёсного велосипеда и, заливаясь счастливым смехом, нарезаю круги. Цветёт сирень. Ветерок развевает мои вихры. Мама в открытую форточку зовёт меня домой. А там, на кухне, в большом тазу плавает рыбка (а вдруг золотая?). И рядом на табурете сидит отец и читает газету. Я забираюсь к нему на колени и прошу ещё и ещё прочитать сказку о рыбаке и рыбке. Пушкин…
Я помню зримо детства фрески: читает сказки мне отец. О, сколько Пушкин в мир мой детский принёс таинственных чудес! Я помню юность. Пылкость взгляда. Ах, как смотрел я в мир большой! И пушкинской любви крылатой стихи я принял всей душой. Я сединою лет осыпан. И пусть порой терзает боль – спасибо Пушкину, спасибо за жизнь, за радость, за любовь.
А ещё любовью на всю жизнь стала поэзия Сергея Есенина. Помню, с каким внутренним трепетом открывал для себя его стихи (по моим горячим просьбам школьный друг тайком приносил мне книги собрания сочинений Есенина из родительской библиотеки). Это было настоящим открытием, блаженством! Стихи сами отпечатывались в памяти и чарующей музыкой звучали в душе. Они всегда живут в моём сердце, и очень многие стихотворения любимого поэта я помню наизусть:
Он в юность мою со стихами ворвался, беспечный такой, как свежего ветра дыханье, как ливень весенний с грозой. И я по-иному увидел свой дом, и свой двор, и свой сад: на клёне – зелёный свитер, на яблоне – белый наряд. И стали стихи мне спасеньем, и жизнь на земле дорога, как звонкое имя Есенин, его золотая строка.
— Наверное, логично продолжить вопросом о шахтерской доле, о работе под землей, ведь почти 20 лет шахтерского стажа говорят сами за себя. И, вероятно, не зря одной из главных тем творчества стала именно шахта, как собирательный образ судьбы во всех её ипостасях…
Почти вся моя сознательная жизнь прошла в Донбассе – от детской колыбели до очень зрелого возраста. Впитывал и сердцем я, и взором, когда в детстве бегал босиком, вместе с материнским молоком запахи донецкого простора… Поэтому родной край по-особому дорог, всегда болела душа, когда шахтёрская земля, славная традициями рабочего братства и особой трудовой доблести, подвергалась жестоким, бесчеловечным испытаниям: то безумной реструктуризацией, связанной с варварским закрытием работавших шахт, то депрессией, которая началась после фактического развала горной отрасли, то нежданной, беспощадной войной… Но, как у каждого шахтёра, которого трудно (да и невозможно) сломить, в сердце живут вера и надежда: Выстоит Донбасс, и утром ранним взойдёт светло и улыбнётся зорька!
Террикон мой старенький дорог мне по-прежнему: понизу – кустарники, поверху – проплешины. Террикон потресканный, утро ясноглазое… Мы, мальчишки резвые, На вершину лазили. Под небесным куполом в блеске ослепительном голубь падал кубарем и взлетал стремительно. Близкое и давнее в памяти-шкатулочке, домики и здания, площади и улочки.
Шахта, друзья-горняки, родной город, по праву носящий имя Алексея Стаханова, прочно вошли в мою судьбу. Без лишнего пафоса скажу: всё это очень дорого для меня. В семье моей не было шахтёров, но атмосфера врождённой гордости шахтёрскими традициями, которая сопровождала жителей Донбасса, начиная со школьной скамьи, прочно впиталась в душу, предопределила жизненный путь. Я окончил горный техникум, «вкус» шахтёрского труда испробовал уже на производственной практике; потом была учёба в горном институте, работа мастером в горном ПТУ и, наконец, — многолетний труд под землёй.
Мне шахту не судить бы строго, умерив беспокойства пыл. Но лёгкие в её чертогах я пылью угольной забил. От сквозняков тех бесноватых порой так скрутит, что Бог весть какие выпалишь слова ты, когда тебе ни встать, ни сесть. Томительна жара дневная, но после бани – не беда! С волос, прохладой обдавая, стекает струйками вода. Я расстегну свою рубашку. Как дышится легко, свежо! Подсолнух рыжую мордашку подставил солнцу – хорошо! Мозолиста ладонь Донбасса. Характер крут, но что с того! Как ни было б, но жизни трасса, всё ж, пролегла через него.
Всё было: и трудности, и отчаяние, и крепкая шахтёрская дружба и солидарность, и светлая радость, когда поднимаешься на-гора и видишь солнце…
«Возмужал», — мне говорят. Я знаю. А ведь раньше было – вспоминаю: друг, когда при встрече пожимал руку мне, я думал виновато, что меня он на смех поднимал, что моя ладонь мягка, как вата. Но в труде себя я закалил, Я окреп, и голос мой не робок. Я тружусь с шахтёрами бок о бок и в забое набираю сил. И когда проспектом городским я иду и друга вижу рядом, по-мужски здороваюсь я с ним, пятерню пожав ему как надо.
Мелькнет лицо. Не друг ли мой? Иду ему навстречу…
— Великий полководец Суворов говорил, что дружба – это искренность отношений и правда в общении, а Карл Маркс, словно продолжая, отметил, что дружба – это единственное, что имеет важное значение в личной жизни. И эта фраза, на мой взгляд, не менее важна, чем «Капитал». Что может сказать о дружбе и друзьях поэт Виктор Мостовой?
— Без друзей жизнь была бы, наверное, бесцветной. В сердце берегу память об ушедших друзьях-товарищах, с которыми десятилетия посещал занятия литературного объединения «Стахановец». Это поэты Анатолий Романенко, Николай Погромский, Иван Пономаренко, Михаил Ковбаско, Евгений Якименко… Мы учились друг у друга, делились творческими находками, открытиями. А какие интересные встречи были с участниками клуба авторской песни «Голос»! Особенно дорогой стала дружба с талантливым бардом Игорем Петренко. Благодарен ему за то, что стал моим соавтором, и уже несколько наших песен звучат в его исполнении. Не мыслю жизни без верной дружбы с известным писателем, переводчиком (и шахтером!) Николаем Тютюнником из соседнего Первомайска. Николай был одним из первых слушателей каждого моего нового стихотворения. Его поддержка и великолепный вкус были так важны для меня! Сейчас мы далеко друг от друга, но постоянно общаемся в социальных сетях (это, конечно, чудо!), и это всегда в радость. Часто перечитываю переводы своих стихотворений на украинский язык, сделанные Николаем Тютюнником, и не перестаю восхищаться его чувством языка, бережным отношением к слову… Вспоминаю, как в Луганске на очередном занятии литературного объединения моё внимание привлёк высокий, стройный, по-военному подтянутый молодой человек, который очень эмоционально и искренне читал свои стихи. Это был Александр Довбань, ставший потом моим близким, хорошим другом. Мы часто встречались то в Алчевске, то в Луганске. Его роль в судьбе многих друзей и коллег трудно переоценить. Это ведь он подарил возможность всем нам ощутить себя профессионалами, приобщившись к Международному сообществу Писательских Союзов, получив бесценное удостоверение Союза писателей СССР. Это после его поездки в Москву и встречи с легендарными Михалковым, Бондаревым, Гамзатовым был рождён Межрегиональный писательский союз. «На высоком взлёте оборвалась струна Александра Довбаня, но её чарующие звуки живут в сердцах, преданных поэзии, в душах друзей», — так я писал о верном друге, чья гибель стала подлинной трагедией для всех нас. Незабываемой была и дружба с Олегом Бишаревым. К нему влекла какая-то магическая сила. Мы восхищались его работоспособностью, увлечённостью и глубокой ответственностью за всё, чем он занимался. Талантливый литературовед и критик, Олег вдумчиво, тщательно, порой ревностно-дотошно изучал творческую судьбу полюбившихся ему поэтов и писал о них ярко, захватывающе. Так, что читатель проникался любовью, уважением, восхищением. Я, бывало, в шутку говорил: «Олег, хочу раньше тебя умереть. Чтобы ты обо мне написал. Тогда будет у меня достойный литературный памятник». Олег задумчиво улыбался… Однако жизнь повернула совсем по-другому, и писать об Олеге приходится мне. Слишком рано и неожиданно Олег Бишарев покинул нас…
Да, жизнь ненадёжно скроена: трещит по живому, по шву. Качаются тополи стройные, и ты уезжаешь в Москву. Прощались. К плечу плечо бы подольше б с тобой постоять… Хотел ты меня на учёбу в Москву на литкурсы послать. Был ветер упруг и напорист, день зыбью зелёной сквозил. Да разве я думал, что поезд тебя навсегда увозил?
В истории нашего творческого Союза имя Олега – на одном из самых почётных мест. Ведь после гибели Александра Довбаня именно он возглавил МСП. И тогда мы ощутили, какой он заботливый и отзывчивый товарищ.
Имея поразительное чутьё на таланты, он принимал в Союз таких авторов, которыми по праву можно гордиться. Среди них замечательный поэт и журналист Юрий Лебедь, ставший редактором газеты «Отражение», отличный поэты Валерий Далекий, Николай Хапланов, Михаил Патрик (светлая им память), талантливые Элеонора Булгакова, Наталия Мавроди, Василий Дунин, Олег Макаров, Александра Фрольченкова, многие другие…
Мелькнет лицо. Не друг ли мой? Иду ему навстречу, а он зовет меня с собой, где ждут покой и вечность. И нам пути иного нет, и слов уж не осталось, а только на погост след в след, где в сумрак стежка стлалась. Очнусь. И словно бы рывком сорву я с глаз повязку. Иду в потоке городском, теплом весны обласкан.
— Где сегодня живут друзья? Не только в разных городах, но и в разных странах. Только корни у всех общие – донбасские. И о Донбассе – первые слова при встречах, в письмах, в разговорах. И в стихах. Что сегодня хочется сказать о родном крае в стихах и прозе?
— Война разбросала, разъединила нас большими расстояниями, но духовному родству не страшны и тысячи километров. Часто общаюсь со многими друзьями, которые сейчас живут в разных странах. Андрей Медведенко, Наталия Морозова-Мавроди, Николай Тютюнник, Виталий Свиридов, Юрий Шипневский, Сергей Кривонос… Спасибо современным средствам связи. Да и наша с тобой дружба, дорогой Володя, с годами только крепнет, помогая переживать невзгоды или наоборот, добавляя оптимизма в минуты жизненных побед. Я постоянно слежу за творчеством друзей, радуюсь их успехам. Мы все связаны общей судьбой и памятью. Конечно же, красной нитью и в моей поэзии, и в стихах друзей проходит тема войны в Донбассе:
Всю ночь громыхали залпы и эхом об окна бились. Деревья под снегом зябли, глаза фонарей слезились. А утром затихли обстрелы, И люди, кто выжил и спасся, на смерть и руины смотрели разгневанным взором Донбасса.
Обстрелы затихнут едва ли: грохочет и ночью, и днём, и слышим мы, прячась в подвале, как ходит земля ходуном. И вздрагивал дом, и над всеми под треском бетонных плит повис тяжкий груз потрясений и плачущий шёпот молитв.
Край шахтёрский в кровавых зарубках, и от взрывов трещат перепонки. Люди брошены в мясорубку, смерть заглядывает в воронки. И осколками тополь посечен. Не стихают обстрелы в Донбассе. Но зажглись на каштанах свечи – их взрывная волна не погасит.
— Не зря говорят, что пережить невзгоды помогает, в том числе, и творчество, поэзия. Ощущается ли на себе правота этих слов?
— Я вообще себя не мыслю без поэзии, без литературы. Она вошла в кровь, стала моим воздухом, моей Вселенной. Спасением от тоски, хандры и просто духовной потребностью для меня давно стало чтение. Благодаря дочери (она постоянно покупает новые книги) с удовольствием открыл для себя новых интересных авторов. Среди них, к примеру, Евгения Водолазкина. Его «Авиатор», «Лавр», «Брисбен» поразили философской мудростью, сочностью литературного языка, органичным сплетением исторического прошлого с сегодняшним днём. Постоянно читаю о ставшей уже далекой Великой Отечественной войне. Забыть о ней невозможно. Потому, наверное, взволновали книги «Татуировщик из Освенцима» Хезера Морриса, «Соловей» Кристиан Ханны. Читаю стихи современников (в том числе своих друзей), и классиков. Хорошо, что интернет даёт широчайшие возможности знакомства с интересными литературными порталами и шансы самому отправлять туда свои произведения.
Ах, голова моя седая! Волнистый чуб на лоб спадал. Я столько боли испытал, стихами душу истязая. И если в творческом пылу я задохнусь по воле Божьей, упасть бы, где цветов побольше, у белых яблонь на балу.
Мечта растопит слитки снов и поманит издалека, и вот из сутолоки слов протиснуться спешит строка. И вдохновенью нет границ, в строке я вижу высоту: в ней шелест ветра, пенье птиц, она, как яблоня, в цвету. И я, расправив два крыла и в поднебесье взмыв, лечу. А строчка силу обрела, рождённая в порыве чувств.
Вот и старость, вот и о Христе мы чаще стали думать, друг мой милый. Отцветают наши хризантемы и с высот свергаются кумиры. И как, будто стужей засквозило, заморозком чувства прихватило, но откуда-то берутся силы, чтоб душа взлетала и парила.
А у нас цветут ромашки здорово, и смотреть на них не надоест…
— Не слова, не отсутствие слов… Может быть, ощущенье полёта. Может быть. Но ещё любовь – это будни, болезни, заботы. И готовность помочь, спасти, улыбнуться в момент, когда худо. Так бывает не часто, учти. Но не реже, чем всякое чудо… Поэт не может не писать о любви. И возражений этому быть не может…
— Свою любовь, ставшую судьбою и женою, свою Людмилу, я встретил в 1977 году. Вот одно из ранних стихотворений о наших первых встречах:
Помнишь, нас кружили карусели,/ в россыпи волос лучи вплелись,/ в круговерти буйного веселья/ мы с тобою уносились ввысь./ И стрижи навстречу нам, и ветер,/ листьями пропахший, и летим/ в синеву и солнце, и на свете/ больше ничего мы не хотим.
Мы вместе уже более сорока лет (страшно подумать!). Вырастили прекрасную дочь, помогаем воспитывать внучку. Благодарен Людмиле за то, что всегда поддерживала меня в творчестве, была первым слушателем и мудрым критиком – у неё высшее филологическое образование и безупречный художественный вкус. Мне было очень тяжело, когда в лихие 90-е мы подолгу жили в разлуке, потому что она вынуждена была работать воспитательницей в Москве. Сейчас все трудности позади, но в душе по-прежнему живут высокие чувства.
То Москва, то Греция, то Турция. На крутых ветрах ты, на крутых… А у нас сейчас цветут настурции – возвращайся ради всех святых! Брось ты удивляться заграницами – По тебе грустит шахтёрский край. Астрами пестрит и чернобривцами палисадник наш. Ты приезжай! Кто-то поманит шуршащим долларом, солнечной экзотикою мест, а у нас цветут ромашки здорово, и смотреть на них не надоест.
Ночь тишиной опоясана.Много ль по тропам протопал я? Ясное имя у ясеня, Теплое имя у тополя. Господи, звезды поют нам, В лунном купаясь источнике. В мире, таком неуютном, ты помоги моей доченьке.
— Любовь к природе – это тоже чувство поэтичное и высокое, помогающее находить силы для того, чтобы преодолевать невзгоды, добавляющее радость в моменты счастья. Любовь к природе и родным просторам – это источник вечной подзарядки сил и энергии, вдохновения, восхищения и часто – лекарь душевных ран…
— С юности влюблён в пейзажную лирику наших классиков – незабвенных Тютчева и Фета. А потом волшебный мир природы со щемящим чувством Родины подарил Николай Рубцов: «Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи»…С детства ощущал некое органичное слияние с лесами и полями, всегда мечтал жить в деревне, любоваться первозданностью природы, внимать музыке её звуков, чувствовать своё неразрывное единство с нею, исцелять душу её красотой:
Когда терзает жизнь в запале диком, и я терплю – не изойти бы криком, и чтобы скрыть, как корчусь я от боли, скорей от всех я убегаю в поле. Я окунуть спешу в траву колени, в ромашках утонуть, как в белой пене, и, ощутив всем телом боль земную, цветам доверить голову седую.
— От весны до осени – расцветает вдохновение, когда окружающий мир для поэта совпадает с его внутренним мироощущением, когда его душа открыта для любви и красоты…
— Поэзия и природа давно стали для меня внутренней музыкой. Я часто и с наслаждением слушаю классическую музыку. Очень люблю «Времена года» Чайковского. Наверное, не случайно свой поэтический цикл я и назвал по-чайковски, если можно так выразиться. Вот некоторые строки из моих «Времён года»:
Знаешь, печалиться брось ты, а окунись с головой в сырости запах острый, в нежность фиалки лесной. Там, в гущине непролазной, яблони дикой цвет мягко, светло и прекрасно твой засыпает след. А в луговом цветенье ветер играет легко, радужный шлейф сирени тянется далеко. Радостно, пряно и дико. Ляжешь в цветы и траву – бьётся сердечко тихо у родника во рву.
Торопится тропка к весне. Посмотришь – нахлынет радость. Черёмуха выйдет ко мне девчонкой в душистых прядях. Те пряди в охапку возьму, дышу – не могу надышаться. Как будто я обнял весну и обезумел от счастья.
По утрам георгины седеют, от костра расстилается дым. Жду, какую откроет тайну осень ключиком золотым? И увижу пытливым взглядом: там, где брызнула светом заря, в золотую ткань листопада наряжаются дни октября.
Исходила грусть от яблонь, серый день глаза смежил. Ветер, резкий и расхлябанный, сад озябший тормошил. Дробь дождя студила лбы нам, паутин размокла сеть, и за нашу жизнь рябинам приходилось вновь краснеть.
Я в лес, как в музыку, входил, мелодии вдыхая запах…
— Говорят, что вдохновение проявляется только в определенной атмосфере. Это может быть безмятежное одиночество, романтическая влюбленность, одинокие прогулки, мечтательная сосредоточенность… Что из этого наиболее близко? И еще – повлиял ли переезд в Москву, которая, как известно, не Донбасс?..
— Безусловно, переезд оказал влияние на жизнь и творчество. Но главное – оно по-прежнему, со мной. В Москве написал цикл стихотворений о лесе, который для меня — особая любовь. Он лечит душу от тоски. Лес я воспринимаю как самое совершенное создание Творца. Он одушевлён для меня, и не случайно из сердца идут такие строки:
Спасибо, лес. Спасибо, братец, За то, что приносил мне радость. Овеянный твоим дыханьем, С тобой я говорил стихами. Метелью и дождём исхлёстан, Тянулся к солнцу ты и звёздам. Спасибо за твоё молчанье И веток хвойное качанье. Я трогал лапы в иглах ломких, Под ветром слушал говор громкий. Ты добр ко мне был и доверчив… Спасибо, лес! До скорой встречи!
Я в лес, как в музыку, входил, бродил по тропам, как по нотам. И лес один, и я один – Мы песенным полны полётом. Той песни солнечный мотив переливался в хвойных лапах. Я в лес, как в музыку, входил, мелодии вдыхая запах.
Я в грибные забреду места, где под ветром лес стоит растрёпан, где в лицо мне брызгает с куста росный дождь, когда брожу по тропам. Бурелом беру на абордаж… И порою, на исходе лета, загляну в душевный свой багаж: много ли собрал тепла и света?
— «Любовь детей – вот в чем, пожалуй, суть всей жизни, что ещё осталась»… Эту строчку прочитал когда-то в журнале и запомнил. С ней не поспоришь. Любовь детей, близких – это самая мощная опора, которая может быть у нас. И об этом – не только мысли, но и стихи…
— Кроме поэзии главным смыслом жизни стала семья, дочь, внучка. Они согревают любовью и заботой. Дочь Виктория очень тонко чувствует каждую строку, на её вкус можно всецело положиться, а маленькая Аришка радует способностями и любовью к стихам. Моим самым дорогим и близким я посвятил многие строчки:
…Светлое, как солнце, в памяти всплывёт: горы в дымке, сосны, белку дочь зовёт. Постучит орешком по сосне – стук-стук – белочка, не мешкай, опустись, из рук забери орешек, И наверх опять… Что-то реже, реже стал я дочь ласкать. Всё дела, всё спешка, а душа болит. Молнии усмешка с губ небес слетит. И проснётся ветер, дождь ворвётся в ночь. Как бы жил на свете, если бы не дочь
По небу растечётся туча-клякса, и пустятся дождинки скоро в пляс. И в радость внучку мне катать в коляске, Но больно, что война пришла в Донбасс. У внучки взгляд и нежный, и счастливый. О, дай ей, Бог, на мир светло смотреть! А там, в Донбассе, выстрелы и взрывы, и в чьи-то двери вновь стучится смерть…
Малышка в коляске «агу да агу», и солнышком глазки лучатся. Смотрю я на внученьку и не могу сдержать слезы счастья. И зимний рассвет потеплел, и русыми стали седины. Я верю, что долго теперь душа не остынет. …Смех колокольцами звенел – он рассыпался по квартире, и от восторга я немел, я самым был счастливым в мире! Смех заряжал весельем всех, и мне судьбы другой не нужно: ведь рядом внучка, её смех, такой желанный и жемчужный!
— «Я хочу остаться песнею в тех сердцах, которым верил»… Уверен, что это так и есть уже сейчас. Но интересно знать, какие ещё желания должны сбыться, а планы – реализоваться, что волнует и тревожит, что – радует. Что главное, а что – второстепенное по мнению поэта…
— Спасибо, Володя. Когда захожу в Храм и ставлю свечи перед иконами, то молюсь не только о здоровье родных, а ещё прошу Бога о том, чтобы даровал «искорки таланта», возможность творить, писать. Чтобы мои строки волновали душу, пульсировали жизнью. Это и есть то главное, во имя чего хочется жить. Конечно, хочется издать новую книгу. Кто из авторов не мечтает об этом? Рад, что в Москве и Петербурге мои стихотворения появляются в известных газетах, журналах, альманахах, что мои стихи можно увидеть в интернет-изданиях во многих уголках мира, что с моим творчеством читатели могут познакомиться на страницах коллективных сборников и школьных хрестоматий на нашей малой Родине… Мечтаю, чтобы наступил мир, чтобы наш Донбасс обрел свой путь, не забывая о своих истоках. Чтобы русский и украинский народы чувствовали себя единой семьёй, ведь почти в каждом из нас так прочно переплелись корни братства! И, конечно, очень хочу, чтобы люди поменьше болели, а всевозможные вирусы миновали нас, чтобы счастье было не только мечтой, но, хоть иногда, и реальностью.
Что меня ждёт – я не ведаю — там, за небесной чертой, дух ощущаю святой и по ночам с ним беседую. Грешною тенью бреду и спотыкаюсь я сослепу. Внёс ли я в мир доброту, сердца кристальные россыпи? …Примут в царство ли небесное или в ад откроют двери, я хочу остаться песнею в тех сердцах, которым верил.
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ