Спектры англоязычной женской прозы
30.10.2020
/
Редакция
Женская проза – термин для англоязычной литературы — устоявшийся, и подразумевает — произведения авторов-женщин, которые рассказывают о жизни, о своей жизни, поднимают различные вопросы, связанные со своим историческим временем, более абстрактно — своей судьбой, обществом, собственной идентификацией. Пишут о детях, о семье, о самых разных проявлениях человечности или, напротив, — жестокости. Попытка утверждать в отношении англоязычной женской прозы, что «женщина – тоже человек», и ей совершенно не нужно писать «отдельно» не совсем точная позиция в данном случае. Западная идеология во многом отличается от славянской, некоторые моменты необходимо прояснить, наверное. Британская история показывает достаточно жесткое отношение к женщине, в принципе, ее правам, желаниям, проявлениям, на протяжении столетий, вплоть до конца XIX века, когда началось намного более сильное и осознанное движение феминизма. В Великобритании феминизм имеет длительную историю. Феминистки первой волны вели себя вызывающе, били стекла, устраивали демонстрации. Боролись, в общем-то, за право голоса. Вторая волна феминизма, это уже 60-е годы, которая очень сильно повлияла, как на литературу, так и на литературоведение… О количестве «несвобод» для женщин в Викторианской Британии говорить не приходится. «Недобрая старая Англия» Екатерины Коути – документальное описание, и — неплохой тому пример. В книге воссоздаются по документам история «прав» и «обязанностей» женщин в XIX веке, история «публичных казней», «охоты на ведьм», «использования детской рабочей силы».
Как естественное противостояние такому положению вещей, то есть ущемлению, унижению и насилию, автор-женщина появляется в Британии, да и в других странах, по большому счету, лишь в XIX веке, когда, сначала пишет свои произведения под мужским псевдонимом, как Джордж Элиот, а потом, как сестры Бронте, создает свою собственную традицию, которая, затем, продолжается, например, прерафаэлитами (Кристина Россетти), находит свое «третье» «Возрождение» в творчестве Вирджинии Вульф.
Интеллектуальная литература
Проходит время. Огромное количество авторов выражают свои идеи и взгляды, используя самые разнообразные мотивы и поводы. Это и выпускники Оксфорда, такие как Айрис Мэрдок, это и менее известные авторы из самых разнообразных социальных и этнических слоев общества. Их книги становятся популярными, и определяют традицию женской прозы.
У современной женской литературы, таким образом, определенная и своя история. Как существует определенная «классика» современной литературы, так существует и классика женской прозы. Вот, к примеру, оксфордские писатели, такие как Антония Байатт, с ее знаменитым романом «Обладать» (1990) – Possession. Здесь столько «классического», интеллектуального, красивого, иногда «слишком красиво» сделанного. В центре романа — две линии: первая — история двух выдуманных поэтов Викторианской эпохи, Рандольфа Генри Падуба (Randolph Henry Ash, который напоминает поэтов Роберта Браунинга и Альфреда Теннисона) и Кристабель Ла Мотт (прототипом которой была знаменитая сестра художника-прерафаэлита Кристина Россетти). Вторая сюжетная линия — история современных учёных и литературоведов Роланда Митчелла и Мод Бейли. Поиски и расшифровка древних рукописей и писем на практике реализует определенные воззрения, а именно — философию Дж. Вико. Много в тексте есть о его теории времени, о символе улитки, этакой метафоре «закручивающегося», «сжимающегося» и «разжимающегося» времени, способности времени постепенно свертываться, или наоборот, наращивать скорость движения и вращения. Философ Вико будил воображение Дж. Джойса, вдохновляя его к созданию «Поминок по Финнегану» (1939), того самого «нечитабельного произведения», который создан на основе стольких языков, и являет собой развернутую метафору «work in progress» (это, собственно, и есть английское название «Поминок по Финнегану», – что означает — «процесс создания произведения искусства или художественное воплощение чего-либо»). Среди читателей произведение фактически провалилось, но для философов и лингвистов до сих пор имеет колоссальное значение. Даже, по выражению, Терри Иглтона, постмодернистские произведения часто проверяют по принципу, объясняют ли они или нет «Поминки по Финнегану».
Байатт увлекается философией постмодернизма. В «Обладании» много символов из труда Вико, которые становятся центром повествования. Символы золота (яблоки или пшеница), символы змеи, воды, крепостей объединяют три эпохи, воссозданные в романе: мифологическую (состоящую из стихотворений и поэм), викторианскую (жизнеописание этих поэтов и их окружения) и современную (сюжетная линия, связанная с деятельностью современных литературоведов). Такое деление соответствует временам богов, героев и людей по классификации, которую Вико позаимствовал у древних египтян, (идея, в чем-то напоминающая положения Мишеля Фуко о трех эпистемах, трех различных периодах в развитии культуры, в которых проявляется различное взаимоотношение между словами и вещами). По Вико, каждое поколение создает для последующего языковую базу сознания: от метафоры через метонимию и синекдоху к иронии. История мира, литературы, литературоведения. Память культуры.
По одной из новелл А. Байатт «Морфо Евгения» снят фильм «Ангелы и насекомые» (Angels and insects) (1995). Действие фильма разворачивается в 1862 году, в Викторианской Англии, в усадьбе сэра Гаральда Алабастера, престарелого думающего человека, чья устойчивая вера в Бога подверглась сомнению недавно изданными теориями Чарльза Дарвина. Сам увлечённый коллекционер насекомых, он берёт в дом натуралиста Уильяма, потерявшего в кораблекрушении все свои бесценные образцы, которые тот собирал в течение десятилетия. Уильям узнает, что жених прекрасной белокурой дочки Алабастера, Евгении – покончил с собой за несколько дней до свадьбы, и смело предлагает ей свою руку и сердце. Счастье Уильяма омрачено странным поведением Евгении и насмешливым отношением её брата Эдгара.
Здесь очевидна та же тема, что была так явно выражена в «Женщине французского лейтенанта» (1969) Джона Фаулза – ностальгия по Викторианской Англии, «воссоздание» Викторианского романа, с его страстями, двойными стандартами, скрытыми тайнами, запретами, странностями (любовь сестры к брату), неожиданными вторжениями «теорий Дарвина», разрушением теософских воззрений, сложенных поколениями. Тема «Дарвина» — неисчерпаема. По большому счету, «мода на Дарвина» — длится очень долго, а для XIX века она основополагающая.
Все мотивы, изложенные в связи с Викторианской Англией, были показаны неоднократно. Замечательный и яркий фильм Governess (Гувернантка) (1998) столь живо воссоздает ту же проблематику: ученый-дарвинист (любитель фотографии, ее первооткрыватель, отец семейства), его аристократическая семья, дети, и – страсть к девушке, в данном случае, с иной, иудейской религией, которая оказывается в его доме в качестве гувернантки. Действие происходит в Шотландии, в XIX веке, девушка-гувернантка — воплощение чувственности, живости, определенной мудрости, а главное – юности, — приезжает из Лондона. В данном случае воссоздается очень важная тема для Англии того времени. Как женщина среднего класса может обеспечить себе пропитание, лишившись отца и защиты (в самом начале показаны потрясающей красоты иудейские традиции, живописно воссоздающие эту красоту, обольстительность, полноту жизни, которая была у девушки, пока она была под защитой своего отца). Единственной возможностью прожить для нее теперь — это найти работу в богатом аристократическом доме и сохранить религию. Не устояв перед страстью к женатому мужчине, она изгоняется, вновь и вновь, как живой пример школы жизни, во всех ее смыслах.
В XIX веке существовало много известных гувернанток, которые вынуждены были ехать заграницу, или искать себе работу, преподавать детям богатых людей. В данном случае их взаимоотношения представляют огромный интерес. Какое влияние они оказали на семью, пока обучали детей, пытаясь снискать их доверие, не уронив своей чести.
Байатт, впрочем, не так волнует эта тема. Поэтому ее новелла – скорее эротического содержания, как и известная экранизация Angels and Insects. В этом отношении, роман Possession – несмотря на шифры, символы, двойные сюжетные ходы, все же не поднимает тех глубинных проблем, на которые обращают внимания другие авторы-женщины.
Название романа (англ. possession — одержимость, страсть, желание обладать) обыгрывается в тексте с разных сторон: это и страсть влюблённых обладать друг другом, и стремление исследователя узнать истину, и желание коллекционера обладать вещами, которые принадлежали Падубу. В тексте встречаются отрывки из произведений, написанных рукой Падуба и Ла Мотт (на самом деле, конечно, автором), критических работ и исследований, биографий, дневников.
Обладать произведением искусства, или исследованием – тема, которая неоднократно поднималась в «Коллекционере» Фаулза, в произведениях Набокова («Просвечивающие предметы», «Отчаяние»). Это очень «частая тема», — присвоение предмета искусства — себе, «зеркальная стадия» психоанализа. Присвоение, коллекция, убийство – все эти эпитеты – одного метафорического ряда. Если ранее тема «обладания» – потрясала воображение, в какой-то момент она себя – изживает.
Если Байатт, это фактически — современная классика, то другие современные авторы-женщины экспериментируют с жанром гораздо более существенно и порой даже революционно. Начнем с литературы, которая обычно реже освещается даже за рубежом. Это литература вовсе не английская, а литература Ирландии, Шотландии, Уэльса, то есть нецентральной части Великобритании.
Почерк Шотландии и Ирландии
Шотландская литература – переживала в 90-е годы, по общему мнению, определенный «Ренессанс», то есть возрождения жанра. Шотландская литература самобытна, и несмотря на то, что заграницей, это, прежде всего, Вальтер Скотт, или Роберт Бернс, ни больше, ни меньше, с тех пор, конечно, времена и нравы сильно изменилось. Всегда рассказываю, как Вальтер Скотт останавливался в Dove Cottage, у Вордсворта, в Озерном крае, как мало его кормили там, как он убегал, просто «сбегал» вечером, через окно, в соседний паб, хоть немного подкрепиться.
Есть много общего между Англией и Шотландией, и очень много – совершенно различного. Неслучайно, Шотландия так жаждет быть совершенно независимой от Соединенного Королевства в последнее время.
Женская литература Шотландии, это, например, Кэрол Энн Даффи, и ее знаменитые Femine Gospels (Женские Евангелия) (2002), в которых так живо показана школа старых эпох, фактически так, как это делала еще Шарлотта Бронте. Угнетение, насеилие. Кэрол Энн Даффи – поэт и лирик, часто пишут о том, как она однажды посвятила свои поэтические произведения Елизавете Второй. В данном случае, очень важно осознавать, что если для таких авторов как Сильвия Платт, Кейт Шопен, важной темой остаются эмоции, потерянные надежды, возможно, даже самоубийство героев, то для авторов более позднего времени, таких как Кэрол Энн Даффи – писательство становится профессиональной и оплачиваемой деятельностью. В этом существенная разница, работать профессионально, или «слагать вирши», в этом большая социальная и историческая разница.
У писательниц и писателей Ирландии есть тоже своя специфика, которая проявляется скорее в тематике. Для Ирландии, вслед за Джойсом, очень важной становится вопрос исследования религии, актуализации темы «дома». Джойс в своих «Дублинцах» передает в совершенно новой манере и стиле – ощущение города. Его проза — яркий пример «недосказанности», недоговоренности, виртуозной способности создавать ощущение – передавать, как нельзя лучше, что же такое Дублин, что такое этот город. Как, собственно, и передавать посредством текста, что такое – католичество и религии. Для Ирландии это одно из самых важных направлений, поэтому женщины авторы неминуемо будут исследовать вопросы религии, отвергать ее вовсе, как, например, Айрис Мэрдок, обращая религиозные взгляды в экзистенциализм. С его явным «проживанием», идеей – «жизнь определяет сущность» (existence determines essence, not the other way round).
Авторы — женщины и детективный жанр
Кейт Аткинсон (Kate Atkinson) – писательница и драматург, автор новелл и романов, чьим творчеством очень увлекался Стивен Кинг. «Жизнь после жизни» / Life After Life (2015), «Боги среди людей» / A God in Ruins (2018), «Большое небо» (2019) / Big Sky. Чем она примечательна? Ее первый роман «За кулисами в музее» в 1995 году был признан бестселлером «Санди Таймс». Некоторые из ее книг являются частью серии романов, начиная с историй болезни, в которых фигурирует персонаж Джексона Броди как частный детектив и бывший полицейский инспектор.
Детективный жанр – очень распространен в Англии и США. И берет начало еще с историй Конан Дойла, или даже Эдгара По. По поводу Эдгара По, классика романтизма, есть очень много литературы, в частности про его «логические рассказы» о Дюпоне, предшественнике Шерлока Холмса, так как на момент написания «логических рассказов», детективного жанра и вовсе не существовало. Логические рассказы – особый вид детектива, и неслучайно Шерлок Холмс Конан Дойла затем будет совсем иным, чем ожидалось или было принято, богемным, странным, не от мира сего. Теоретики даже сравнивают Шерлока Холмса и Дюпона с Кольриджем, поэтом Озерной Школы, его концепцией imagination (которое противопоставлено fancy). Кольридж противопоставлял простую фантазию (fancy) и способность творчески мыслить (imagination), так характерного для «логических рассказов». В этом смысле, Кейт Аткинсон и ее романы– блестящее продолжение этой традиции.
О Кольридже стоит говорить отдельно, конечно. Это классик английской романтической школы. Знаменитый «Кубла-Хан, видение во сне» написано в 1798 году. Именно с этим произведением он будет ходить, с гордостью демонстрируя его окружающим, в надежде его публиковать. Именно это произведение принесет поэту славу уже после смерти. Лорд Байрон будет всячески помогать Кольриджу в его попытках рассказать о своей поэме… Романтизм, действительно, неискореним, а появляется на новом витке, в каждый новый момент обретения собственного стиля.
Эротика versus историчность
Возвращаясь к пост-колониальной литературе, невозможно не вспомнить Монику Али, ее роман «Брик Лейн» (2003). Для авторов пост-колониальной литературы, как утверждают, важны следующие составляющие (по данным Фенона, одного из главных теоретиков пост-колониальной литературы): вопрос адаптации, вопрос ассимиляции, и третий этап – самый важный – ответное слово «пост-колониальной литературы», попытка заявить о себе совершенно на новых основаниях. Классическим примером такого «ответа» становится роман Дж. Рис «Широкое Саргассово море» (1966), романы Ружди, романы Зади Смит, и Шамаманды Адичи. Новая идентичность героя пост-колоний – это не герои писателя Конрада, который рассказывает о жизни колоний с борта своего роскошного корабля, это иное отношение к действительности. Такие интер-текстуальные вкрапления, как у Моники Али – письма, введение дополнительных персонажей, — есть способы передачи «истинности», реальности «такая как она есть», а не как она была придумана сто лет назад.
Что касается других авторов, таких как Сара Уотерс, например, в их исторических произведениях Лондон представляется, живо и ярко, посредством ретроспекции, документального повествования, вживания. Это историческая проза, основанная не на вымышленных историях, а историях реальных. Яркая сюжетная линия на фоне исторических событий и приковывает внимание (так писал Януш Вишневский, в своей книге «Бикини» о Германии периода Второй мировой войны, истории, основанные на фактах, которые он старательно находит в архивах). Определенная «тенденциозность» Уотерс в вопросах радикального феминизма, ее диссертации и исследования, позволяют придать не только колорит эпохе, но, без всякого сомнения, воссоздать «реалистично» то время. Рефлексия автора очень точная. Нет у Уотерс «описания страстей», как это часто бывает у радикальных феминисток. Даже у Вирджинии Вульф с ее «акварельной прозой», неминуемо возникает тенденция к передаче ощущения, не говоря о Байатт. У Сары Уотерс воссоздана и проанализирована проблема, которая, прежде всего, связана с вскрытием механизма насилия, использованием женского и детского труда, как это было в Викторианскую эпоху. В этом отличие ее романов, от других, подобных. Восторга эротического там нет, как часто бывает с любой из проблем, связанных с эксплуатацией желаний и травм.
Миф о глобальном сестринстве
Для женской литературы, одной из важнейших проблем становится то, что Спивак, теоретик пост-колониальной литературы называет “global sisterhood”. Это идея о том, что авторы-женщины вовсе не всегда хотят объединяться по принципу «глобального сестринства», как и нельзя сказать, что женщины обязательно хотят объединяться по одному или другому признаку друг с другом. Это совершенно не так. Напротив, они скорее, будут протестовать против такого объединения. Именно поэтому женская проза и ставит своей задачей, во-первых, вскрыть те механизмы, которые заставляли женщин-авторов, или мужчин-авторов в XIX веке, например, писать о женщинах, либо как об ангелах, либо как о монстрах. А, во-вторых, задачей становится, показать спектр тех ожиданий, позиций, идентификаций, которые женщина обретает сегодня, в отличие от прошедших лет. В некоторой степени, снова и снова повторяется проблема, обозначенная очень давно: о Дон Кихоте, и донкихотстве. О том, что есть разница между самим героем, и всеми теми интерпретациями, которые он породил, как это было с очень многими известными и популярными персонажами.
Американская и канадская женская проза несколько отличается о британской. Это исконное различие, достаточно долго формирующееся. Эрика Джонг, Нью-Йорк, яркие, броские взаимоотношения с мужьями (их целых четыре), не радикальные, но открытые феминистические взгляды. Возможно, название одного из первых романов, «Страх полета» (1973), – говорит само за себя, это подробные исследования не столько идентичности, а, скорее, возможностей, яркий слог, свобода выбора. Несмотря на то, что Нью-Йорк – разный, богемный, богатый город. Америка все же по ощущению – это, во многом, и те маленькие городки, где и протекает жизнь, не обязательно, совсем не обязательно, — столичная. В этом смысле, Канада – как исторический (и не признающий себя таковым!) спутник Америки – тому подтверждение. Сложно обобщенно писать о жизни в Америке, так легко проводить параллели. Но, вот, один из последних фильмов Джармуша, как раз был об этом. «Паттерсон» — о жизни поэта и водителя автобуса, на фоне совершенно не впечатляющего, скромного, очень спокойного городка. Вот в таком-вот, минимализме, бывшего и вновь явленного «пуританства», или других возможных ликов конфессий, «на стыке культур», и существует самый обыкновенный человек, у которого есть любимая девушка, малооплачиваемая работа и – желание жить.
Эмили Грошольц – еще один представитель многочисленной хартии женщин-авторов. Это более академическая, академичная писательница. Профессор философии англо-африканских исследований и английского языка. В одном из своих стихотворений, «Итака», Эмили Грошольц как раз рассматривает идею Одиссея, с новых позиций. «Одиссея» или «путешествие на Итаку», это всегда (как было у Джойса, у Вирджиния Вульф в «На маяк», у Гомера) – поиск себя, поиск идентичности, своего место под солнцем. Без всякого сомнения, для каждого человека поиск себя и своего пути – одна из важнейших тем, и все-таки для женского миропонимания, обязательной и важной составляющей проходится признать – есть возможность заново определить себя, не так как это было много веков назад. Здесь нет борьбы, или самоутверждения только, здесь, наверное, — определенное уважение и ответственность перед собой, перед близкими, детьми, и так далее. Женщина-автор не может, по определению, писать для себя только, или о себе только, она пишет о других и для других.
Литература:
Bickley, P. Contemporary Fiction: the Novel since 1990. Cambridge: CUP, 2008
Wilson, L. Post-Millennial Literature. In P. Boxall (Ed.), The Cambridge Companion to British Fiction: 1980–2018 (Cambridge Companions to Literature, pp. 47-66). Cambridge: Cambridge University Press, 2019
Zilboorg, C. Women’s Writing: Past and Present. Cambridge: CUP, 2004
Фото автора
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ